— Может кто-нибудь из нас проникнуть туда?

— В зал, где будет проходить судебное заседание? Абсолютно исключено. И мы проверили каждый дюйм дороги туда из штаб-квартиры паладинов. Ни щели, ни трещинки, сколько ни искали. — Карр вздохнул. — Бедняга Кинзел! Боюсь, ему остается надеяться лишь на самого себя.

ИМЕЛАСЬ ли необходимость доставлять его в кандалах? Конечно нет, но они поступили именно так. По мнению Руканиса, это было сделано нарочно — чтобы его воспринимали как опасного человека, безусловно заслуживающего наказания. Однако, оказавшись в суде и вглядевшись в лица его обвинителей, он пришел к выводу, что все их усилия напрасны. Быть предубежденным против него еще больше — просто невозможно!

Его пытали, и порой он чувствовал, что вот-вот сломается, но все же каким-то чудом нашел в себе силы устоять. Даже когда ему угрожали вырвать голосовые связки, навсегда лишить голоса. Он гордился тем, что сумел достойно ответить на этот вызов, что в некотором роде одержал над ними победу, но при каждом вдохе все его тело отзывалось мучительной болью.

В зале суда галерея для публики пустовала и за столом для адвокатов тоже никого не оказалось. Должностных лиц было всего трое. Единственный судья, взгромоздившийся высоко надо всеми, суровый на вид; клерк, сидящий чуть ниже; и писец, который должен был вести протокольную запись.

За столом обвинителей сидели трое, Кинзел знал их всех. Айвэк Басторран, верховный вождь паладинов, вместе со своим племянником и будущим наследником, Девлором; и комиссар Лаффон, похожий на нахохлившегося грифа. Счет его противников завершали два охранника.

Суд начался без всяких проволочек.

Клерк поднялся, развернул пергаментный свиток, прочистил горло и приступил к неизбежным формальностям.

— Вы — Кинзел Руканис, певец про профессии и гражданин империи Гэт Тампур, официально проживающий в городе Меракасе?

Все, на что Кинзел был способен, — это пристально смотреть на него, как будто он вообще разучился говорить.

— Вы должны отвечать, — сердито проскрипел судья.

Кинзел проглотил ком в горле.

— Да.

Его голос звучал слабо и неуверенно.

— Вам будут предъявлены обвинения, — продолжал клерк, — и затем начнется судебное разбирательство. Все ясно?

— По закону я имею право выразить протест… — ухитрился выдавить из себя Руканис.

— Молчать! — Судья стукнул молотком по столу. — Сейчас не время произносить речи. Отвечайте только на вопросы, которые вам задают. Приступаем к чтению обвинительного акта. Кинзел Руканис, вы обвиняетесь в том, что неоднократно и во взаимодействии с не установленной личностью или не установленными личностями умышленно и по злому умыслу сговаривались различными способами распространять доверенную вам конфиденциальную информацию с целью нанести вред и причинить беспокойство императрице, ее слугам и гражданам. Вы также обвиняетесь в том, что в сговоре с другими планировали насильственные действия, направленные против законных властей и различных установленных законом учреждений, призванных служить этим властям. И наконец, вы обвиняетесь в том, что замышляли, сговаривались, предлагали помощь и подстрекали врагов государства совершать изменнические действия с целью нарушить мир в королевстве путем различных противозаконных действий и в конечном счете уничтожения государства. Вы признаете свою вину?

— Бессмыслица, чушь! Каждый волен понимать эти обвинения, как ему угодно.

— Отвечайте, как положено! — прогремел судья. — Вы признаете свою вину или нет?

— Со мной плохо обращались. Меня пытали. Мои права были…

— Обвиняемый должен вести себя как подобает, или будет лишен слова. Охрана!

Стражники подошли совсем близко к Кинзелу, болезненно натянули кандалы и подтолкнули к ограждению с такой силой, что едва не вышибли из него дух.

— Вы признаете свою вину? — повторил клерк. Кинзел вздохнул.

— Нет.

— Заключенный может сесть.

Его резко дернули за кандалы, принуждая опуститься на привинченный к полу деревянный стул.

— Обвинение может озвучить позицию государства, — заявил судья.

Поднялся Лаффон и ради протокола назвал свое имя и звание. После чего заявил, что, согласно недавно вступившему в действие закону о пресечении деятельности мятежников, он имеет право выступать в роли главного обвинителя.

Несмотря на серьезность обвинений, выдвинутых против подсудимого, — начал он, — дело, по существу, предельно простое. Мы утверждаем, что на протяжении долгого времени обвиняемый был в сговоре с преступными элементами, чья единственная цель состоит в том, чтобы свергнуть законное, назначенное нашей милосердной императрицей правительство.

Комиссар сделал паузу для придания своим словам большего веса. Писец усердно скрипел пером.

— Мы не станем утомлять суд, предоставляя доказательства в полном объеме, — продолжал Лаффон, — хотя они у нас имеются. Хватит и одного-двух убедительных примеров предательского поведения этого человека. Ваша честь, прошу разрешения представить вашему вниманию первого свидетеля обвинения.

— Приступайте.

— Я вызываю Айвэка Басторрана, ваша честь, верховного вождя паладинов.

Басторран встал.

— Не вижу необходимости строго соблюдать протокол, — сказал судья. — Можете дать показания со своего места, верховный вождь. Пожалуйста, сядьте.

— Благодарю, ваша честь. — Басторран снова сел.

— Полагаю, все свидетели этого слушания дали присягу говорить правду и только правду, — сказал судья.

— Это так, ваша честь.

— Тогда давайте перейдем к делу.

Лаффон с улыбкой повернулся к паладину.

— Думаю, мы управимся быстро. Будьте добры, взгляните вон на того человека на скамье подсудимых и скажите, узнаете ли вы его.