— Удо тоже казался другом, а потом его на чем-то прихватили. — Сюзерен поморщился, словно «Змеиная кровь» оказалась кислой. — Анаксы не могут верить, только думать и знать. Ты был болен, Придд во дворец носа не кажет, а у Дикона ума не хватит. Ладно, кого ты ко мне притащить собрался?

— Давай сперва с Надором решим. — Только б достославный сидел там, где сидит. — Ты меня отпускаешь? Хочу до конца Ветров обернуться, а с гарнизоном Карваль управится.

— Коротышка у тебя толковый, — согласился Его Величество, — но поедешь ты не через три дня, а через десять.

— Я здоров.

— Врешь ты все, — припечатал Альдо. — Но дело не в лихорадке. Ты мне нужен в суде.

— В суде? — зачем-то переспросил Иноходец. — Ты не передумал?

Альдо Первый Ракан досадливо сморщился:

— Эта тварь в Багерлее вяжет меня по рукам и ногам, и потом, я дал слово Посольской палате.

— Ты начал обещать еще в Агарисе. — Пусть не столь громко, но более страшно. — Послам своей очереди ждать и ждать, а суд над Алвой нас не украсит.

— Робер, — сюзерен допил вино и теперь вертел в руках пустой бокал, — я много думал. Гораздо больше, чем ты можешь предположить. Все великие державы начинались с похорон.

Эрнани Святой закопал Золотую Анаксию. Золотую Империю зарыли Гайифа с Уэртой, а Талигойю — Оллар. Я хочу раз и навсегда похоронить Талиг, а для этого нужны суд и приговор. Без этого эсперадоры и «павлины» решат, что я на троне по их милости. Сейчас они меня признали, но, когда я пошлю их к кошкам, а я пошлю, вспомнят про Золотой Договор и олларского щенка… Подлил бы, что ли!

— Сейчас. — А кого ты не пошлешь? Всем всё обещать и знать, что врешь, кто тебя этому научил? — Ты больше не рассчитываешь на силу Раканов?

— Сначала нужно добыть меч и жезл.

— Жезл Левий тебе отдаст.

— Шутишь? — Сюзерен так и замер с бокалом в руке.

— Ничуть, — какие уж тут шутки, — кардинал сам мне сказал. Жезл будет твоим, как только найдется меч.

— Уже легче, но до меча просто так не добраться. Закатные твари, Фома не верит, что Алва у меня! Ему нужен союз с Кэналлоа и Савиньяками!

— Если хочешь доказать Фоме, что Алва у тебя, покажи его послу, — Робер погладил золотую молнию, она была холодной, — а если тебе нужен суд, суди Фердинанда.

— Фердинанда? — неожиданно развеселился Альдо. — Ты настоящий маршал: в войне смыслишь, а в политике хвост от носа не отличишь. Я НЕ могу судить Фердинанда, потому что он отрекся и я его помиловал. И я не могу таскать в Багерлее всех, кто верит, что Алва в Хёксберг колошматит дриксов. Кстати, ты когда был у кузины?

— Давно, — всякий раз, когда речь заходила о Катари, Робер чувствовал себя последней скотиной, — еще до коронации… Надо ее навестить.

— Надо, — кивнул сюзерен. — Если ты уговоришь ее выступить на суде, тебе цены не будет. Тьфу ты! Это еще откуда?

«Это» вылезло из-за выцветшей портьеры, просеменило к хозяину и бодро полезло по ноге вверх. Утаить Его Крысейшество было не легче, чем Ворона.

— Леворукий, — Альдо глядел на крыса, словно на выходца, — откуда он взялся?

Взяться Клемент мог только из Сакаци, и Робер так и сказал. Клемент сидел на плече и злобненько шипел, за что Эпинэ был хвостатому непоседе искренне благодарен. Крысиные возмущения давали время на размышление.

— Совсем озверел. — Альдо на всякий случай отодвинул кресло. — Кто его привез?

— Угадай, — попробовал улыбнуться Эпинэ. — Альдо, ты веришь в древние силы?

— Разумеется. — Если спросить Клемента, верит ли он в сухарики, у крыса будет такой же вид.

— Тогда расстанься с первородством, — Эпинэ прижал не унимавшегося приятеля рукой, — и с Гальтарой заодно.

— Это тебе крыс сказал?

— Если Первородный нарушит клятву, — Енниоля не спрячешь, да он и сам не хочет, — на шестнадцатый день с ним случится беда.

— Чушь, — передернул плечами сюзерен, — мы Вукрэ в Закат отправили еще осенью, и ничто нам на голову не свалилось.

— С Вукрэ ты ничего не нарушил. Ты не клялся не проливать кровь гоганов, ты клялся отдать первородство в день коронации.

— Это хорошо, что ты боишься, — Альдо удовлетворенно кивнул, — значит, поверил наконец. А я уж думал, тебя ничем не проймешь.

— Я сам думал, — достославный хотел встречи, он ее получит прямо сейчас, — но как услышал про шестнадцать дней, неуютно стало. Вукрэ свою клятву не сдержал, и чем кончил?

— Боишься, что я поскользнусь? — Сюзерен подлил себе вина и подмигнул: — Не бойся! Мир принадлежит Раканам, а не гоганам. Вот отдай я рыжим силу и право, с меня бы точно спросилось.