Ну а если нам понадобится написать в Ноймар, не дожидаясь обоза, следует обратиться к старшему судебному приставу. Это он вложил в бумаги ультиматум Сузы-Музы. И он же в случае необходимости свяжется со мной или с вами. Кроме того, к вам может прийти поставщик и предложить кэналлийское того года, который вы уже получали.

– Погодите, – остановил Карваля Робер, – иначе я с ума сойду. И как вы только это запомнили?

– Мы проговорили со Спрутом более восьми часов. Смею предположить, что я теперь лучше понимаю север, а он – юг. Герцог Придд дал несколько ценных советов о будущем договоре между Олларами и Старой Эпинэ…

– А я получил копию договора между Талигом и Ноймаринен, – перебил радетеля Великой Эпинэ Робер. – Никола, вы принесли хорошие известия, хотя лучше бы Ричард отправился к регенту. А теперь, как вы думаете, что сделал я?

– Объехали гарнизоны и составили диспозицию на весну? – предположил комендант Раканы.

– Не без этого. – Эпинэ поглубже нахлобучил шляпу, с сожалением вспоминая торские меховые колпаки. – Господин Карваль, я подписал договор с Савиньяком. Маршал согласен способствовать заключению соглашения, о котором вы говорили. Никто из участников восстания не будет обвинен, а тех, кто поможет возвращению Олларов, наградят.

– А Ракан? – подался вперед Никола. – Савиньяк согласен его отпустить?

– Нет, – хорошее настроение погасло, осталось лишь чувство правоты, – не согласен, но я не настаивал. Если Альдо не погибнет во время переворота, его судьбу решит король или регент.

Можно было добавить, что мир в стране и процветание Эпинэ дороже жизни бывшего друга. Никола пришел бы в восторг, но это смахивало бы на оправдания, а оправданий не было, была необходимость. Как у Ворона или маршала Шарло…

Запах был восхитительным и волнующим. Маркиз Габайру принюхался, довольно кивнул и направился в столовую, Марсель последовал его примеру, а Котик – примеру Марселя. Полубритый волкодав времени зря не терял, добившись немыслимой для представителя собачьего рода привилегии, а именно – допуска под личный стол его превосходительства посла Ургота, то есть, простите, временно бывшего посла.

– Прошу, – указал маркиз Габайру гостю на обильный, но легкий завтрак, но первым у стола оказался Котик. Друг папенькиной молодости, впрочем, и не подумал возмутиться.

– Итак, мой мальчик, – изрек он, бросая на колени салфетку, – ты в Ракане двенадцатый день, а я до сих пор не слышал, как ты ее находишь.

– Я потерял не Ракану, а Олларию, – не согласился Марсель, – и я ее еще найду, а пока собираю знакомых. Вчера я выразил соболезнования вдове маршала Рокслея…

– Для соболезнующего ты вернулся слишком рано, – заметил Габайру, с некоторым сомнением разглядывая спаржу. – Ты уверен, что графиня Рокслей утешена должным образом?

– Я выказал безусловное уважение к ее горю, – заверил Марсель и положил себе паштета. – Оно слишком глубоко для того рода утешения, коим владею я. К тому же у графини гостила родственница.

– Понимаю, – участливо кивнул Габайру, – для тебя это стало неприятным сюрпризом.

– Не для меня, – запротестовал Валме, – обо мне доложили после того, как госпожа Мэтьюс отпустила портшез. Собственно говоря, я видел, как она входила в дом. И вошел следом.

– Мужество Валмонов не имеет предела. – Ургот рассеянно погладил высунувшегося из-под стола Котика, но этим и ограничился. – И что ты вынес из беседы с двумя дамами?

– Множество очаровательных подробностей. – С паштетом было покончено, и Марсель потянулся за рогаликом, но вспомнил о пузе и передумал. – Теперь я знаю, как себя чувствует дочь госпожи Мэтьюс и ее новорожденный сын, сколь счастлив ее зять, к слову сказать, один из двух гимнет-капитанов, и как нехорошо со стороны баронессы Сакаци было покинуть его величество Альдо вслед за ее высочеством Матильдой…

– Я видел баронессу на одном из малых обедов, – внес свою лепту посол. – Девушка – само очарование, хотя я представлял алатских красавиц несколько иначе. Признаться, ее исчезновение меня удивляет. Малышка смотрела на его величество такими глазами, что я чувствовал себя обделенным.

– Если она отправилась в Сакаци, о ней позаботятся, – утешил сотрапезника Марсель. – Позаботились же о господине Тристраме и о других… господах. Ваше высокопревосходительство, при дворе весьма опечалены вашим недугом!

– Я тронут, – заверил маркиз, хрустя не дождавшимся Марселя рогаликом. – Увы, мне заметно хуже. Боюсь, я не скоро смогу тронуться в путь, но я упрям и намерен передать письмо его величества Альдо его величеству Фоме и ее высочеству Елене лично. А ты не решаешься меня огорчать, зная, сколь губительны для стариков дурные эмоции.

– Не решаюсь. Вам требуется молебен об исцелении?

– Не сейчас, – вздохнул дипломат. – Я и так отнял у его высокопреосвященства много времени. Есть души, куда сильнее нуждающиеся в утешении.