– Моя двоюродная бабка ничего не знает о том, что произошло между нами прошлой ночью. Абсолютно ничего. Ты чуть было не погубила себя, пытаясь рассказать ей.

Таунсенд широко раскрыла глаза, при свете свечи они казались голубее, чем всегда. И почему-то, он не понимал почему, раздражали Монкрифа.

– Ни твой отец, ни мачеха не знают, никто, кроме твоей тетки, – коротко закончил он. – Господи, не смотри на меня так. Ведь это же было тебе ясно, когда ты разговаривала с отцом! Разве он вел себя как человек, которому только что сообщили, что его дочь скомпрометирована в его собственном доме?

– Не-нет, – хрипло ответила Таунсенд. Ее отец и вправду выглядел довольным. А она была слишком расстроена, чтобы заметить это.

– Твоя тетка и я пришли нынче вечером к... взаимопониманию, – продолжал Ян. Его губы были крепко сжаты, лицо бесстрастно. – Теперь, когда я решил жениться на тебе и спасти твою репутацию, она согласна, что нет смысла говорить твоему отцу о нашем неподобающем поведении.

– Так это вы... вы сами приняли решение жениться на мне? – прошептала Таунсенд.

Ян рассмеялся коротко и высокомерно, и она поняла, каким глупым был ее вопрос. Конечно же, не пожелай он этого сам, никто не мог бы его заставить.

– Но... но отец сказал, что герцогиня обратилась к нему с этим предложением.

Он нахмурился – она была не в состоянии понять очевидное.

– Конечно, она, но по моей просьбе, а не наоборот. Ради Бога, Таунсенд, подумай! Изабелла по мужу была когда-то в родстве с вашей семьей. Она довольно хорошо знает твоего отца, встречалась с ним раза два, когда он был еще женат на твоей матери. Поэтому придала этому предложению достойную, подобающую форму, иначе оно выглядело бы поспешным и неприемлемым. – Говоря это, он приблизился к ней еще на шаг и, наклоняясь, уперся обеими руками в дверцы шкафа по обе стороны от ее головы. Таунсенд оказалась в плену его рук. Его лицо было так близко, она видела его темные ресницы, вдыхала знакомый ей теперь запах мужского тела и в первый раз за этот день не отбросила непрошеных видений прошлой ночи: его близость, прикосновения его рук, губ, его медовые поцелуи.

Она посмотрела на жилку, бившуюся у него на шее, и на миг ощутила неодолимое желание прижаться к ней губами. Она вздрогнула и поспешила поднять глаза, перехватив при этом его взгляд, который ему не удалось скрыть.

Таунсенд замерла. Сердце бешено забилось, как птица в клетке. Как хорошо знала она этот взгляд, хотя видела его только дважды: в лодке, когда он впервые поцеловал ее, и вчера ночью, когда он обладал ею в саду. Ян дал понять ей, что может произойти между мужчиной и женщиной, когда они обмениваются такими взглядами.

И вдруг волна радости затопила ее сердце: он желал ее! Желал даже после того, как овладел ею. И он сам объявил герцогине, что хочет на ней жениться. Никто – ни ее отец, ни тетя Арабелла – не подсказывал ему этой идеи. Ведь брак связывает людей навеки, и ясно, что он не делал бы этого, если бы не любил ее хоть немного!

«Бог мой, – думал Ян, глядя на смягчившееся лицо Таунсенд, на котором были отчетливо написаны ее мысли. – Она вообразила, что влюблена в меня, и все потому, что сочла меня джентльменом.

Решила: я сделал ей предложение потому, что настолько люблю ее, что хочу уберечь от скандала».

Господь милостивый, будь у него совесть, это могло быть правдой. Но он знал, что совести-то у него нет. Он был честен с собой и сознавал, что хочет взять Таунсенд Грей в жены лишь по одной причине, и эта причина – ее приданое, земельная собственность во Франции, замок Сезак в долине Луары.

Днем он решил порасспросить об этой собственности Лео Грея, справедливо считая, что тот достаточно прост, чтобы не заподозрить истинной причины проявленного им интереса. Собственно говоря, и расспрашивать-то незачем. Ян знал Сезак. Много лет назад, во время поездки в Турин, он проезжал мимо и был очарован местоположением и всей атмосферой великолепия этого начавшего разрушаться замка. Даже в те времена, опьяненный юношеской свободой, не имея намерений где-либо прочно осесть, он подумал, что подходящий человек при наличии подходящей суммы может превратить это имение в восхитительное место, способное у многих вызывать зависть.

И, конечно, позже у него появились другие, более веские причины домогаться такого замка, причины, не существовавшие в то время, когда ему было четырнадцать и тучи еще не омрачали его горизонта. Да, это правда, он хотел владеть Сезаком, даже нуждался в нем по причинам, которые не собирался открывать ни Арабелле Грей, ни ее прелестной, но глуповатой и ничего не подозревающей племяннице.

– Твой отец, естественно, проявляет осторожность, – сказал Ян, и от его хриплого голоса зрачки у Таунсенд расширились, как он и предполагал. – Ты младшая из его детей, его единственная дочь. И он, разумеется, желает тебе счастья. Надеюсь, ты сумеешь убедить его в том, что мысль о браке со мной тебе не совсем противна?

Она ощущала на своем лице его теплое дыхание, а когда он «провел рукой по ее шелковистым волосам с завитками на висках, дрожь восторга пронзила ее.

– Так я прав, ты поговоришь с ним?

– Д-да... – выдохнула она. Ян обхватил ладонями ее лицо, запрокинул его и, нагнувшись, поцеловал, призвав на помощь все свое искусство – а оно было велико – чтобы убедить ее, как глупо было бы с ее стороны передумать.

А у Таунсенд уже и мысли об этом не было. Как только губы Яна начали творить над ней свое волшебство, она почувствовала, что гнев и отчаяние, владевшие ею прежде, исчезают под воздействием других, более мощных эмоций. В ней росло желание, томление, упоительное ощущение надежности этих рук, обнимающих ее, и все это смешивалось с просыпающейся в сердце любовью и доверием к нему.