Лишенные веры

Аннотация

У Джеффа и Фрэнк мог получиться роман или что-то вроде того. Но в нем было бы слишком много бессмысленного трепа о ставшем знаменитым Россе, который бросил Фрэнк умирать и вышвырнул Джеффа из группы. Было бы гораздо лучше вместо болтовни заняться делом – например, шантажировать Росса его темными делишками – а кто способен шантажировать лучше, чем бывшая девушка и бывший саксофонист?

«Лишенные веры» – это жесткое и одновременно душевное описание Лондона сегодняшнего дня. Подобно своим предшественникам – Патрику Хэмилтону, Айену Синклеру и Нику Хорнби – Джон Уильямc прекрасно схватывает современную атмосферу Лондона, города, где искренняя вера не доведет тебя до добра.

ПРОЛОГ ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С НЕВИЛЛОМ Март 1983 Однажды он сказал бы ей, что вообще-то любит рок – «Toto», «Foreigner», «The Doobie Brothers», «Steely Dan» [1] , конечно же. Быть может, время от времени – немного джаза… Но это была ее квартира, он спал в ее кровати, они ели ее продукты, и если ей хотелось целыми днями слушать «African Dub Chapter Three» [2] , что ж, он придержит свое мнение при себе. И все-таки он не стал бы слушать такое дома. 1 «Toto» – группа сформирована в 1978 г. в Лос-Анджелесе; поп/рок, софт-рок. «Foreigner» – группа сформирована в 1976 г. вНью-Йорке; поп/рок, хард-рок. «the doobie Brothers» – группа сформирована в 1970 г. вСан-Хосе; поп/рок, софт-рок. «Steely Dan» – группа сформирована в 1972г. в Лос-Анджелесе; поп/рок, джаз-рок, софт-рок (здесь и далее примечания переводчика). 2 «African Dub Chapter Three» – альбом Джо Гиббса (Joe Gibbs, урожденный Джоэл А. Гибсон, музыкальный продюсер с Ямайки), записанный в 1978 г.; полное название альбома: African Dub Chapter 3 Earthquake Dub. Где бы этот дом ни находился. С тех пор как его родители в конце концов сдались и вернулись на Сент-Киттс [3] , а их имущество пошло с молотка. С тех пор как Линдсей вышвырнул его из муниципальной квартиры. С тех пор все места, где бы он ни преклонил свою шляпу, были похожи друг на друга. Похожи на это. Каучуковые деревья в Вестборн-Парке. Футоны [4] , «Ред страйп» в холодильнике и хорошая девчонка, работающая в рекламном бизнесе. 3 Сент-Китс (St Kitts) – остров в Карибском море. 4 Футон – диван-кровать со съемным матрасом; как правило, на металлическом каркасе. Эту, умеющую готовить кофе и слушающую даб-записи – быть может, собирающуюся поставить их прямо через несколько секунд, – звали Салли. Она работала в каком-то журнале. – Слушай, – сказал он, – не беспокойся насчет кофе. – После увидимся, идет? Выйдя на улицу, он направился к станции подземки, не торопясь, наслаждаясь весенними солнечными лучами, прошел под Вествэем и через пешеходный мостик. В подземке чуть не свихнулся, пытаясь определить, что же слушают люди в наушниках. Быть может, правду говорят о барабанщиках – что они слышат только барабаны. Или, теперь, драм-машины. Он сам только что купил себе такую. Маленькая ручная штучка. Ясно, почему они нравятся людям. По крайней мере, не устраивают пятнадцатиминутные соло и не бросают рубашки в зал. Он, конечно, и сам когда-то прошел через это. В школе, когда играл в хард-рок-группе. Рыжий Пекарь, Бонзо Бонэм – они, естественно, и в подметки не годились юному Неву Вуди Вудмэнси. Он был барабанщиком. Играл с Дэвидом Боуи [5] – «самое лучшее рок-н-ролльное снаряжение». Двадцать два барабана. Даже ненадолго собрал свою группу, «Woody Woodmansey's U Boat». Господи, играли они просто ужасно. С тех пор так и не поднялся, прошел через собственную фазу Стива Гада [6] – игра в тени, чистый рок, надо придать ему основание, барабан – это женщина, все такое. В те дни ему нравилось играть просто, но с изюминкой, как Тони Томпсон из «Chic» [7] . Жестко и редко. Тогда он занимался этим. Собрал свою группу. Больше никаких случайных регги. Никаких вечеринок. Что-то чистое и британское. Немного похожее на «Dexy» [8] , до того, как они сломались. Тогда он бросил работу в магазине звукозаписей. Круглосуточная музыка плавит мозги. 5 Дэвид Боуи (David Bowie) – настоящее имя Дэвид Роберт Джонс, род. 1 августа 1948 г. в Брикстоне (пригород Лондона); поп/рок, глэм-рок, хард-рок. 6 Стив Гадд (Steve Gadd) – род. в 1945 г. в Рочестере, шт. Нью-Йорк; фанк, фьюжн, пост-боп. 7 «Chic» – группа сформирована в 1977 г. в Нью-Йорке; фанк, соул, диско. 8 «Dexy» – полное название «Dexys Midnight Runners», группа сформирована в 1978 г. в Бирмингеме; соул. Выбравшись из подземки, он не стал ждать автобуса, а пошел по Говер-Стрит, разглядывая студентов и нянек, суетящихся вокруг, миновал унылые отели и по Шефтсбери-Авеню проследовал на окраину Ковент-Гардена. В десять пятнадцать открыл дверь магазина. Никаких признаков Джеффа. Что неудивительно. Последние несколько недель Джефф все время ссылался на недомогание. Однако услуга за услугу, и, несомненно, в самом скором времени уже Джефф будет заменять его. В одиннадцать тридцать он сидел с чашкой кофе, которую принесла из кафе молоденькая официантка-итальянка, и раздумывал, настало ли время выкурить свою первую «Мальборо» или лучше сохранить ее до обеда; зазвонил телефон, и одновременно в магазин вошли двое парней. Звонил Джефф, сегодня ему никак не выбраться. «Извини, кое-что случилось». Парни выглядели так, будто явились со стройки: грязные джинсы, разбитые «мартинсы» [9] , пыль в волосах, потертые железнодорожные куртки. Здоровые парни. Один забрался вглубь и начал рыться в соуле. Другой остался, внимательно изучая корзину с уцененными записями и прочим барахлом. 9 «Мартинсы» – обувь английской фирмы «Доктор Мартине», высокие тяжелые кожаные ботинки. – Можешь поставить это, приятель? – Барахольщик махнул перед носом Невилла потертым «Jethro Tull» [10] . – Прости, нет. Видишь, написано, что мы не ставим уцененку? – Точно. Полагаю, вы тут слишком заняты. А как насчет вот этой? Парень, странный малый – он определенно был с отклонениями – вытащил из корзины старый регги «Tighten Up» [11] . На обложке – смугляночка, одетая в одну змею. Винил процарапан почти до дыр. 10 «Jethro Tull» – группа сформирована в 1968 г. в Англии; ритм-энд-блюз, джаз-рок. 11 «Tighten Up» – альбом Арчи Белла (Archie Bell & the Drells), записанный в 1968 г. – Так как насчет вот этой, приятель? Она тебе больше по вкусу? – «по вкусу» он произнес, имитируя вест-индийский акцент. Невилл закатил глаза и снова сел. Не обращай внимания – и он отстанет. Ничего не говори. – Нет, давай, приятель, поставь ее, немного проклятого буги освежит эту вонючую дыру! – Слушай, – произнес Невилл, делая последнюю попытку говорить рассудительно. – Эти записи стоят по 50 пенсов. Хочешь – давай свои пенсы и забирай ее. – Нет, дружище, – возразил Барахольщик. – Так не пойдет. Я хочу послушать ее. На обложке-то она страсть как хороша, но откуда мне знать, может, она и петь-то не умеет? Я хочу сказать, из того, что тебе хочется затрахать цыпочку до смерти, вовсе не следует, что тебе захочется поставить ее на свой проигрыватель вместо старушки Ширли Бэсси [12] . 12 Ширли Бэсси (Shirley Bassey) – род. 1 августа 1937 вТайгер Бэй (Кардифф, Уэльс); поп. Я не хочу принести ее домой и разочароваться, понятно? Невилл подумал, стоит ли попробовать объяснить этому неандертальцу, что юная леди на обложке не имеет ничего общего с музыкой на пластинке, но решил этого не делать. – Слушай, – медленно ответил он, в самый последний раз. – Она затерта до дыр. Хочешь – забирай. К черту деньги. Бери. Барахольщик уже открыл рот, чтобы заговорить, когда его приятель с криком «Давай, завязывай!» вылез из недр магазина и направился к прилавку. Барахольщик снова обрел голос. – Взять просто так? Нет, дружище. Я что, похож на попрошайку? Вот твои пятьдесят пенсов. Я честно плачу. Вот! Он размахивал монетой перед Невиллом, и тот подставил руку, чтобы поймать ее. Когда пальцы Невилла сомкнулись на монетке, Барахольщик одной рукой сжал его запястье. Другой он начал сдавливать пальцы Невилла, ломая их о пятидесятипенсовик. Два пальца затрещали, и Невилл вскрикнул. – Заткнись, урод, – сказал Барахольщик. – Я оставляю послание и не хочу, чтобы меня прерывали. Второй парень перепрыгнул через прилавок и зажал Невиллу рот. Барахольщик полез в свою куртку и вытащил мясницкий нож. Последнее, что услышал Невилл – и ему это показалось очень странным – был голос Барахольщика: – Деньги не забудь. 1. ИСТОРИЯ ДЖЕФФА Сентябрь 1994 Сижу у окна в «Бургер Кинг», в глухом конце Кэмден-Хай-Стрит. Снаружи темнота. Двое мужчин, смеясь, перебегают через дорогу, направляются в «Черную чашку». Еще двое сидят за соседним столиком. Входит третий и присоединяется к ним. На них бейсбольные кепки, из-под которых видны неопрятные волосы и наушники; говорят о бизнесе, музыкальном бизнесе, точно парни-переростки. Я заметил, как кто-то еще проскользнул мимо. Хотел войти внутрь, но развернулся и пошел через дорогу, даже не взглянув по сторонам. Это был всего лишь мимолетный взгляд, и десять лет – долгий срок, но я знал, кто это. Я никогда не встречал других женщин с такой походкой, с широкими, уверенными шагами, с паучьими ногами, столь нелюбимыми ею. Пока я добрался до двери, она уже скрылась. Я пошел на север, выглядывая ее по сторонам и попутно замечая все те вещи, на которые обычно не обращаешь внимания. Книжные и обувные магазины, взбудораженные дети, болтающиеся возле станции подземки, торговцы, закрывающие свои лавочки, ярко освещенные пивнушки. Я вспоминал, сколько воды утекло с тех пор, как это место было нашим. Не только моим и Фрэнк – так звали ее, паучьеногую и черноволосую, Фрэнк от Франческа – но всех нас. Всех, кто достиг совершеннолетия в годы между панками и Волосатыми. Бездомные и панки, каждый со своей группой, для каждого дом – грязная улица, с захудалым танцзалом, превращенным в рок-н-ролльную блошиную яму, с хипповским книжным магазином и салоном звукозаписей, с кошмарными ирландскими пабами и отвратительными кафешками. И теперь я видел, что мы натворили. Выжили мясника, пекаря и индийского бакалейщика, лишились слесаря, торговца рыбой и телевизионного мастера. Разрушили мелкие магазинчики, типографии и мусульманскую лавочку. Променяли их на магазины с кожаными куртками и разноцветный торговый центр «Доктора Мартинса», столицу молодой культуры Европы, рынок крутости. Я искал Фрэнк у «Бака», и в «Элефанте», и в Оксфорде. Я пытался вспомнить, когда все изменилось. Вспомнить начало восьмидесятых. Вспомнить Невилла, выросшего на этих улицах и так глупо погибшего. И вспомнить Фрэнк, ведь она была в самом сердце этого… того, что случилось со мной. Того, что случилось с нами. И я не мог понять, почему теперь, в эти дни, так трудно думать даже о нас. 2. ДЖЕФФА ОТПРАВЛЯЮТ В ОТСТАВКУ Июнь 1981 Была полночь, мы сидели в Коричневом пабе, который называли так для того, чтобы отличить его от Зеленого паба, откуда нас выставили по какой-то причине, непонятной мне и по сей день. Скорее всего, потому, что мы не являлись кэмден-таунскими злодеями в третьем поколении. Но в Коричневом пабе нас любили и даже позволяли сидеть после закрытия, ночами вроде нынешней, по окончании концерта. Нас осталось человек десять. Как обычно. Некоторые играли в пул [13] , остальные собрались за двумя столиками в нише. Вместе с другими членами группы мы проводили быстрый разбор полетов. Мы были раздражены, но взволнованы. Вторые по списку на «Электрическом балу» – само по себе не так уж много, зато обозреватели целых двух музыкальных газет пришли специально, чтобы посмотреть на нас. Скоро выходило большое интервью с нами в «Саундз», а Этеридж, наш новый менеджер, сразу же после шоу скрылся с представителем какой-то записывающей компании. Меня, однако, грызли сомнения. Моя игра была хороша для художественной панк-группы, но наше новое направление, с «Шиковскими» басами и рожками, как у «Earth, Wind and Fire» [14] , вызывало сильные опасения. 13 Пул (pool) – разновидность бильярдной игры. 14 «Earth, Wind and Fire» – группа зародилась в сер. 60-х в Чикаго; джаз, ритм-энд-блюз, фанк. Хозяин наконец решил прекратить обслуживание, и перед каждым из нас красовались по паре нетронутых пинт. В центре внимания, как обычно, находился Росс, точно на сцене. Он ничего не мог с собой поделать. Большинству из нас Росс даже не нравился, но он все же был звездой. Фрэнк тоже была там. Фрэнк – студентка художественного училища. По крайней мере, это подразумевалось. Она носила боксерские бутсы и в оправдание называла себя мальчишеским именем. Высокая и смуглая. Черные трусики, рокерский прикид, на голове конский хвост. Черные как смоль волосы, огромные миндалевидные глаза. Думаю, судя по имени, она была итальянкой. Точно не знаю. В любом случае, из Северного Лондона. Грин Лейнс, Вуд Грин. Вроде того. Или Тоттенхэм. Она пришла с парой девиц из женской общаги за углом. Они вместе играли в театральном кружке, но теперь состояли в группе, хотя никто ни разу не видел их репетирующими. Мелкий американский продюсер звукозаписи все время торчал у стола для пула. Когда подошла моя очередь, я не думал, что продержусь долго. Однако он промазал мимо лунки, игра перешла ко мне, и я оставался в игре до самого последнего шара, чему весьма способствовали мои в доску пьяные соперники. Когда я вернулся за столик, толпа начала рассасываться. Барменша немного повозмущалась, высказывая предположения, что у нас, несомненно, есть собственные дома. Рядом с нишей находился женский туалет, дверь в него пряталась за занавеской, и именно оттуда через несколько минут появились Фрэнк и Росс, явно довольные друг другом. Росс прямо-таки сиял. Наклонив свою длинную, тонкую фигуру в нашу сторону, он потряс несколькими короткими дредами, свисавшими из его обесцвеченной шевелюры, и поинтересовался, кто знает, где сейчас вечеринка. Никто не знал. Но малый по имени Дерек сказал, что у него есть грибы, и почему бы нам «не покататься и не попасть в аварию». Итак, мы высыпали из паба. Джо и Тим, постоянная пара, отправились домой смотреть «Внешние пределы» [15] . Четверо набились в дерековскую тачку, а мы с Россом и Фрэнк залезли в раздолбанную «вокс-холл виву» [16] , которую она одолжила у одной из оркестрантских подружек. Я сидел сзади, рядом с ворохом старых мотоспортивных журналов и сломанным гитарным усилителем. Фрэнк вела, Росс расположился спереди, и я увидел, что он готовится к убийству. Тогда мы все еще были друзьями, большими, чем остальная часть группы. Я нравился ему, потому что знал жизнь, читал вещи, о которых он и не слыхивал. Он хотел слыть интеллектуалом, но на книги у него времени не хватало, поэтому приходилось полагаться на пересказы. Только когда в его поле зрения попадала женщина, Росс забывал обо всем на свете. 15 «Внешние пределы» (The Outer Limits) – один из старейших английских научно-фантастических сериалов (1-е серии сняты в 60-х гг.); сейчас идет 7-й сезон сериала. 16 «Воксхолл Вива» (Vauxhall Viva) – марка английского малолитражного автомобиля. Мы катились на восток. Моя роль свелась к периодическим выкрикам «налево» или «направо», потому что ни Росс, ни Фрэнк не представляли себе цели нашего путешествия. К тому времени, как мы выбрались на дорогу в сторону Уолтемстоу, я с трудом верил тому, что доносилось спереди. Росс строчил фразами вроде: «Этот вечер казался таким пустым, пока ты не вошла в комнату», и «У тебя самые прекрасные глаза, какие я когда-либо видел» – и прочим ужасным дерьмом. Но действительно меня потрясло то, что Фрэнк, прожженная феминистка, глотала эту галиматью. Через некоторое время я был сыт по горло, поэтому просунул голову между ними и спросил: – Не могли бы вы, влюбленные голубки, немного сбавить обороты? И с этого момента начало происходить нечто странное. Я совершенно уверен, что некоторое время мы провели в Лесу Эппинга [17] . Я помню один из этих ослепительно-выразительных разговоров, состоявшийся где-то на дереве с гитаристом по имени Скотт. Кажется, я помню несколько полицейских машин, медленно ехавших через лес и напугавших нас до полусмерти, но, возможно, я все это придумал. Я помню, как перед рассветом пытался заснуть на заднем сиденье «вивы», но меня трясло, я слишком замерз и отправился бродить по окрестностям, пока не наткнулся на Росса и Фрэнк, сидящих в полном молчании и глядящих в никуда. Я помню, как мы втроем решили, что не вынесем утреннего Лондона, и уехали от него подальше, на север, в сторону Кембриджа. Кажется, я помню, как мы «поддавали жару» в туалете пивной на Ипсвич-Роуд [18] . Я знаю, что мы пили весь день и в итоге оказались в коттедже на границе Норфолка с Суффолком, принадлежавшим, кажется, мачехе Скотта. 17 Лес Эппинга (Epping Forest) – лес в графстве Эссекс, в 18,5 милях от Лондона. Печально знаменитое место серийных убийств. 18 Ипсвич Роуд (Ipswich road) – улица в г. Ипсвич, графство Суффолк; около 85 миль от Лондона. Пробыв там пару часов, мы обнаружили шкаф с чем-то, подозреваю, несколько лучшим, чем скромное красное вино, и потягивали его из кофейных чашек, когда Фрэнк предложила сыграть. – Это игра в Правду, – сказала она. – Мы по очереди задаем друг другу вопросы, и на них надо отвечать правду. Если двое других считают, что ты соврал, платишь выкуп. Ну, знаете такие штуки. Такие штуки я знал слишком хорошо и в нормальном состоянии предпочел бы на неделю закрыться в сортире, лишь бы не участвовать в этом идиотизме, но выпивка, наркотики и отсутствие сна сделали меня не способным на что-либо, кроме мычания, которое Фрэнк приняла за согласие. Росс же только рассмеялся и сказал: – Трубач, труби атаку! Мне нечего скрывать. Мы бросили жребий, чтобы определить начинающего, и, естественно, выиграл Росс. Фрэнк постановила, чтобы сначала он спрашивал меня – и ежу понятно, что тогда она сама могла бы спрашивать Росса. – О'кей, – произнес он, раскуривая косячок. – Из какой песни нам сделать следующий сингл? – «Bo-ring», – предложила Фрэнк. – Ой, я даже не знаю, – ответил я. – Как насчет «Gramme-a-tology»? – Ну что, – спросила Фрэнк у Росса, – он говорит правду? – Да, – сказал Росс. – Он чертовски ошибается, но она ему всегда нравилась. Итак, наступила моя очередь, и я спросил у Фрэнк что-то недискуссионное, кажется, красит ли она волосы. И она ответила «нет», что было очевидной ложью, поэтому ей пришлось залпом допить остаток вина. И так все продолжалось еще пару кругов, дружелюбные подшучивания, пока Фрэнк не вылезла с: – О'кей, Росс, с кем ты спал в последний раз? Должен признаться, мне тоже хотелось бы знать ответ на этот вопрос. Как я на собственной шкуре понял за годы общения с Россом, ему было совершенно безразлично, принадлежал ли объект его непродолжительной страсти кому-нибудь другому. Росс самодовольно ухмыльнулся, потом ответил: – С Джо. – Ты ублюдок! – воскликнула Фрэнк, искренне шокированная тем, что Росс связался с одним из настоящих голубых сторонников единобрачия, принадлежащих нашему кругу. – Ты врешь! Плати выкуп! – Отнюдь, – возразил Росс, продолжая ухмыляться нам прямо в лицо. Тут я заметил, как Фрэнк на него смотрит. Ее взгляд говорил вовсе не «ты ублюдок», а «ты прекрасный дьявол». Потом она поднялась и сказала: – С меня хватит. Я иду в кровать. – И, оглянувшись на Росса, небрежно бросила: – Ты идешь? Росс повернулся ко мне и страшно раздражающе пожал плечами, как будто намекая, что он – всего лишь беспомощная жертва женской похоти, затем тоже встал и пошел за Фрэнк. Я же выпил еще немного красного вина и отыскал другую спальню, убеждая себя в том, что совершенно не завидую. Нисколечко, сэр. Следующее, что я помню, как проснулся посреди ночи и подумал, что это всего лишь идиотский сон про пожар. Но мне не снился пожар, мне снилось, что я тону. Помню, как я, спотыкаясь, пробрался через полную дыма гостиную, нашел дверь и вывалился на свежий воздух, а Росс кричал: «Где девчонка, где Фрэнк?» – и всматривался в гостиную, полную дьявольского пламени и копоти, Иисус, мы не можем туда войти, где она, корова, корова, тупая корова, где же она?! И мы ждали, пока коттедж не сгорел, а она так и не вышла. Мы уехали, прежде чем погас огонь, прежде чем кто-нибудь успел вызвать пожарных. Я вел «виву», дрожа от скорости и ужаса. Мы не сказали друг другу ни слова, пока я не остановился у станции подземки «Кэмден-Таун», в шесть тридцать утра. Я сказал Россу: – Увидимся. Но, перед тем как исчезнуть в водовороте ежедневных забот и дел, он повернулся ко мне и произнес: – Эх, Джефф. Понимаю, это не самый лучший момент, но мы берем нового саксофониста. 3. НОВАЯ РАБОТА ДЖЕФФА Январь 1983 Только два года спустя я обнаружил, что Фрэнк по-прежнему жива. Я стоял за прилавком, глядя в окно сквозь стойки с пластинками Энтони Брэкстона [19] , которые мой двинутый предшественник разместил здесь под предлогом завлечения клиентуры, тем самым превратив магазин в говорильню для всех безработных фри-джазовых музыкантов Лондона. Отсюда я видел витрины магазина Коллета и кафе «Кантри-энд-Вестерн» через дорогу. 19 Энтони Брэкстон (Anthony Braxton) – род. 4 июня 1945 г. вЧикаго, шт. Иллинойс; джазовый музыкант (сопрано-, альт-, тенор – и баритон – саксофон, флейта, флейта-пикколо, бас-кларнет, волынка, перкуссия), композитор, руководитель ансамбля. Мне было двадцать три, и мой «ежик» отрос до прямых, свисающих прядей. Я носил темно-зеленый камуфляж, стоивший три фунта в «Помощи престарелым», и нашел первую приличную работу в своей жизни. То есть, конечно, работу в магазине звукозаписей нельзя назвать приличной. Но это какой-никакой компромисс для тех, кто вроде меня не может окончательно завязать с музыкой. Кроме того, по крайней мере, в тот день, назвать мою деятельность работой было бы преувеличением. Больше бы подошло «прослушивание пластинок Банни Вэйлера [20] и размышления о людях, которым можно позвонить, чтобы выпить вечером». 20 Банни Вэйлер (Bunny Wailer) – род. 4 октября 1947 г. в Кингстоне, Ямайка; мотаун, рутс-регги. Тут дверь открылась, и вошла личность. Личность звалась то ли Дэнни, то ли Энди, то ли Иэн, то ли еще черт знает как, и с его безумными черными волосами могли тягаться лишь еще более безумные глаза. Он явно смутился, увидев только меня. Видите ли, обычно Дэнни/Энди/ Иэн входил – и видел Невилла. Если же внутри был я, оба моментально отправлялись на улицу. Что-то намечается, понимал я – с большинством из знакомых Невилла всегда что-то намечалось. Поэтому я научился быть крутым. Дэнни/Энди/Иэн, однако, про крутость забыл. Он спросил, на месте ли Нев. Я сказал «нет», и он осведомился: – Не хочешь купить баркликард, приятель? – Почем? – осведомился я. Крутой, как видите. И он ответил: – Семьдесят пять, приятель. А я возразил: – Пятьдесят. И он произнес: – По рукам, дружище! Хочешь выпить? Я согласился: – О'кей, почему бы и нет? – повесил в окне записку «вернусь через 10 минут», запер дверь и отправился в забегаловку, которую какой-то ужасный модернист запихнул в самый конец Сентер-Пойнт, «Горностаево гнездо» или что-то типа того. Он отдал мне кредитную карту и сказал, что прошлой ночью поужинал в «Ритце». Сам. – Иисус всемогущий! – заметил я. – Тогда почему же ты еще не в тюрьме? Он рассмеялся, а я отдал ему деньги и решил, что был крут. Когда я вернулся в магазин, кто-то ждал меня, сгорбившись в дверном проеме от непогоды. – Я стою здесь уже полчаса, ослиная задница! – сказала она. Я не взглянул на нее, ничего не сказал, просто отпер дверь и вошел внутрь, по дороге поправив стойку с пластинками. Неприятности, вот что получаешь за работу в Уэст-Энде. Одни неприятности. Женщина подошла к прилавку и спросила: – Ты что, не помнишь меня? Я поднял голову, готовый ответить «нет». Я вообще плохо запоминаю лица. Могу пройти на улице мимо родной сестры. Я запоминаю имена, не лица. Вот почему мне легко дается эта тупая работа. Спросите у меня что-нибудь про рок-н-ролл, с древнейших времен до нынешних, и я отвечу. Я помню саксофониста «Gong» [21] , на каких альбомах Мингус [22] играет на пианино и кто продюсировал первый сингл «Lurkers» [23] . Спросите меня, ну попробуйте! Но если мы виделись сегодня на вечеринке, войдите завтра в магазин – и я вас не узнаю. 21 «Gong» – группа сформирована в1968 г. вАвстралии; фрикбит, электроник, спэйс-рок. 22 Мингус (Mingus) – Чарльз Мингус, род. 22 апреля 1922 г. в Ногейле, шт. Аризона; авангардный джаз, хард-боп, пост-боп, боп; композитор, пианист, басист. 23 «Lurkers» – группа сформирована в 1977 г. в Лондоне; бритиш-панк. Только Фрэнк я помнил. До сих пор помню, как впервые увидел ее. Мы были в «Дингуоллсе», слушали сборище каких-то пост-панков, а она обсуждала с моим другом Питом, на что похожи девчонки, флиртовала с ним, говорила про «Spurs» [24] , вела себя, точно прожженная рок-герла, из рабочего класса и все такое. И, конечно, я помню нашу последнюю встречу. И был бы рад сказать, что мое сердце подпрыгнуло, когда я увидел ее, восставшую из мертвых. Но это не так, оно съежилось от страха и стыда. Естественно, я не выдал себя. Я был крутым, и она тоже. Спросила, найдется ли у меня минутка, чтобы выпить после работы. Я ответил «да» и закрыл магазин пораньше. Рисуясь, сказал ей про кредитную карточку. Мы пошли есть карри через дорогу, в «Пенджаб», и я все ждал, когда же она расскажет мне, что произошло, или сообщит о своих планах. Но она этого не сделала. У нее они просто отсутствовали. В ту ночь мы оказались у меня – судя по всему, ей некуда было идти. 24 «Spurs» – баскетбольная команда НБА (Сан-Антонио). Так все началось. Она ничего не говорила, но явно наслаждалась моей неумелой поддержкой, я же удивлялся. Я не ходил на работу три дня. Дела. Фрэнк забрала мой матрас. Я спал на ворохе подушек рядом с газовой горелкой. На третье утро я проснулся на матрасе, ноги Фрэнк упирались мне в лицо. Было шесть утра, и я сразу понял, что снова заснуть мне не удастся. Фрэнк, без макияжа, с разметавшимися по подушке волосами выглядела лет на двенадцать. Подумалось – эх, влюбиться бы в нее… Но, пожалуй, нас не ждет ничего, кроме огорчений. И без того проблем хватает. После трех дней жизни на украденную кредитную карточку мои нервы были на взводе. Плохие новости: этот ублюдок продал мне карточку с женским именем. Я слишком сосредоточился на своей крутости, чтобы заметить это. Хорошие новости: Фрэнк с такими вещами справлялась в тысячу раз лучше, чем я. Поэтому она подписывала счета, купила себе новую одежду, а мне – пару боксерских бутсов, точно таких, какие сама носила два года назад, заказала несколько приличных обедов и ящик водки в подпольной лавочке. Все это, несомненно, прекрасно. Проблема состояла в том, что я понятия не имел, что происходит. Фрэнк, женщина, которую я почти не знал, не видел два года и, что немаловажно, считал мертвой, захватила мою жизнь. Это тоже не казалось проблемой – захватывать особенно было нечего. Конечно, пропуская работу, я чувствовал определенную неловкость, но Невилл задолжал мне пару дней и не возникал, когда я звонил после полудня и ссылался на недомогание. Сейчас же только светало, и я нервничал. Я слышал, как на кухне возится мой сосед по квартире, сигнальщик, орудует тостером, который мама подарила ему на Рождество. «Бревилль» [25] в том году вошел в моду. «Засунь его себе в задницу!» – подумал я и начал щекотать пятки Фрэнк, пока она не проснулась. 25 «Бревилль» (Brevities) – марка бытовой техники. – Ты, урод! – пробормотала она и попыталась меня ударить. Но я увернулся и быстро скатился на пол. – Фрэнк, – спросил я, – что происходит? Она посоветовала мне отвалить и снова заснула, завернувшись в перину, точно в спальный мешок. Но через пару часов мы оба встали и сидели за столом, грея руки о чашки с чаем и разглядывая снег на Примроуз-Хилл. – Слушай, – сказала она, – если я тебе мешаю, просто скажи. Идет? И тут она заплакала, чем окончательно меня добила. Я безрезультатно похлопал ее по спине и, заикаясь, произнес: – Извини. Я имел в виду, я просто хотел узнать, чего ты хочешь. То есть, после всего того, что случилось. Услышав эти слова, она повернулась ко мне: – А что? Что случилось? Я не знал, что сказать, но пришлось: – Ну… мы думали, что ты… ну, знаешь… погибла. Или что-то в таком роде. – Что? – Ну, когда мы выбрались из коттеджа, и был пожар, а ты так и не вышла, а мы… – я смущенно помедлил, боясь закончить предложение единственно правдивыми словами: – … не вошли и не спасли тебя. – Но Фрэнк перестала плакать и теперь выглядела сконфуженной. – О, – произнесла она через некоторое время. – Значит, был пожар? И я объяснил ей, и старался говорить так, как будто все это в порядке вещей, но, конечно же, никакого порядка не было. И тогда она рассказала, что из-за спида не спала всю ночь, и что пришел Скотт, который боялся, что мы разнесем дом. Они поговорили, и Скотт предложил ей отправиться в Лондон, и, посмотрев на бессознательного Росса на кровати, она согласилась. Не уверен, что Фрэнк поверила, что мы считали ее погибшей, но она рассмеялась и заметила, что, должно быть, погибли ее мозги, раз она согласилась сбежать со Скоттом. – О, – сказал я. – Так ты сбежала со Скоттом? – Да, – ответила она. – Утром мы вернулись в Лондон, и он выглядел таким серым и унылым, а Скотт спросил, не хотелось ли мне когда-нибудь поехать в Индию. В полдень мы сели на «Волшебный Автобус». Скотт по-прежнему там. В Гоа. Продает дурь на пляже. Говорит, теперь он буддист. Идиот. Днем мы отправились на каток. Не на ближайший, в Холлоуэе, мрачное муниципальное место, полное двенадцатилетних психопатов, а на Куинзуэй, на старомодный каток с рождественской атмосферой. Было просто чудесно. Выйдя на станции Бэйсуотер, мы тут же попали в снежную бурю. Фрэнк держала меня за руку, пока мы пробирались по дороге, сражаясь с порывами ветра, дующего с Гайд-парка. Позже, на катке, когда мы, облачившись в плохо подходящие коньки, взволнованно выписывали осторожные круги, диджей поставил записи Фила Спектра, «Crystals», поющих «Winter Wonderland», и «Ronettes» с их «Walking in the Rain» [26] . He знаю, слышал ли я когда-нибудь музыку, так прекрасно подходящую к обстановке. Фрэнк не отпускала мою руку, а я вел ее по льду, и Дарлин Лав [27] пела «Christmass (Baby Please Come Home)». И я начал мечтать. 26 Фил Спектр (Phil Spector) – род. в 1940 г. в Нью-Йорке (Бронкс); поп, гёрл-груп, барочный поп. «Crystals» – группа сформирована в 1961 г. в Бруклине; гёрл-груп. «Ronettes» – группа сформирована в 1959 г. в Нью-Йорке; гёрл-груп, брил-билдинг-поп. 27 Дарлин Лав (Darlene Love) – род в 1938 г. в Лос-Анджелесе; гёрл-груп. Мои мечтания оборвались, когда диджей решил, что хватит с него золотых стариков, пора насладиться современным хит-парадом: «Culture Club», «The Human League», «Kool and the Gang» [28] . А потом раздался слишком хорошо знакомый нам голос – Росс, со вступлением а капелла к его последнему синглу, стилизация под Стиви Уандера под названием «Me Oh My (Misogyny)». Ему нравились скобки в названиях, это точно. И тут Фрэнк скисла. Она начала жаловаться на липкость льда и на несносных подростков, с пугающей скоростью проносящихся мимо. Давай, сказала она, пойдем в паб, есть разговор. Я не возражал. В словах «есть разговор» звучала смутная угроза, но я почувствовал, что наконец-то между нами хоть что-то происходит. 28 «Culture Club» – группа сформирована в 1981 г. в Лондоне; соул, нью-вейв, поп/рок. «The Human League» – группа сформирована в 1977 г. в Шеффилде (графство Йоркшир, Англия); нью-вейв, данс-поп, синт-поп. «Kool and the Gang» – группа сформирована в 1964 г. в Джерси-Сити, шт. Нью-Джерси; поп, фанк, соул. Итак, мы пошли в кэмденский бар «Йорк и судья» в начале Парквэя. Я пил «Пилс» [29] . Фрэнк пила тающие снежки, просто чтобы позлить бармена. Но, как оказалось, беседовать она собиралась не о нас. Первыми ее словами были: – Как думаешь, Росс тоже считает меня погибшей? Вторыми: – Как думаешь, он чувствует себя виноватым? Росс больше среди нас не появлялся, по крайней мере, лично, но если ты шел выпить с кем-нибудь со старой сцены, его имя обязательно всплывало. В частности, со мной, с парнем, которого он вышиб из группы. Мы все говорили о нем, особенно женщины. Обычно меня сильно раздражал их треп об особых отношениях с Его Гениальностью, особых отношениях, преимущественно сводившихся к одной ночи после концерта. 29 «Пилс» – сокр. от «Пилснер» (Pilsner), сорт пива. И Росс, черт побери, конечно же, не приходил, чтобы разоблачить их. Он появлялся впереди и сверху. Он возникал снова и снова, всегда с новой девчонкой на буксире, девчонкой с дорогим акцентом и шикарными наркотиками. Может, мы и были его истоком, но, судя по всем признакам, он больше не собирался светиться в нашем обществе. Я могу его понять. Времена изменились. Мы все тогда были такими искренними, такими непреклонными. Ненавижу признавать это, но я могу его понять. Надо разрушить систему изнутри. Остроумие и элегантность, крутой костюм и раскрашенный вручную галстук, сухой мартини в одной руке и Ролан Барт [30] в другой. Таким был курс Росса, и я не возражал. Если он собрался стать первой иронической поп-звездой, удачи ему. 30 Ролан Барт (Roland Barthes) (12 декабря 1915 – 26 марта 1980) – французский теоретик культуры и литературы, семиотик, лит. критик, эссеист. Я даже понимал, почему он уволил меня. Тогда он нашел мальчишку по имени Байрон Томас, девятнадцатилетнего сопляка, который играл на саксе лучше, чем я когда-либо смог бы. Не то чтобы меня это особенно волновало. Через пару недель после того дня я нашел работу в магазине звукозаписей, и она меня вполне устраивала. Я знаю собственные пределы. Я не переживал. Честно. Но, должен признать, слегка завидовал. А кто нет? Мы все хотели его славы, и его любовниц, и тех денег, что он, несомненно, делал, поэтому, когда Фрэнк спросила: «Как думаешь, он чувствует себя виноватым?» – у меня начала вырисовываться идея. Идея, которая, возможно, была у меня в голове все это время. Я бы хотел сказать, что идея принадлежала Фрэнк, и, думаю, действительно именно она заронила ее, но, в любом случае, я легко развил эту мысль. – Вряд ли его блистательная карьера выиграет, если люди узнают, что он бросил свою девушку умирать, – сказала Фрэнк. – Ну, Чаппакуиддик не особенно помог Тедди Кеннеди [31] , это точно. Но я не уверен. Росс не политик. Кому какое дело, что он творит? – Мне, черт побери, есть дело, вот кому! – ответила она и внезапно по-настоящему разозлилась. Я попробовал разрядить ситуацию, объяснить ей, что еще утром она даже не знала о пожаре, а теперь обвиняет Росса в том, что он бросил ее умирать, но было слишком поздно. Она произнесла целую речь – чертовы мужики, как это похоже на чертовых мужиков, чертовы эгоистичные ублюдки. И тому подобное. 31 Чаппакуиддик (Chappaquiddick) и Тедди Кеннеди (Teddy Kennedy) – инцидент с фатальным исходом произошел с третьим братом, сенатором Эдвардом Кеннеди в июле 1969 года на острове Чаппакуиддик. Машина, которую вел сенатор, свалилась с моста в воду. Кроме Кеннеди в автомобиле находилась сотрудница его избирательного комитета. Сенатор спасся и скрылся с места происшествия, не позвонив в полицию и пытаясь обеспечить себе алиби. Его спутница утонула. Благодаря связям своей семьи Кеннеди избежал ответственности, но навсегда отказался от идеи стать президентом. Я кивал и всячески старался выразить свою поддержку, пока она не вернулась к предмету обсуждения. – Конечно, ему будет до этого дело. Он же не может разочаровать своих маленьких девочек-фанаток. Ему будет дело, мерзкому ханже! – О'кей, о'кей, – сказал я, поднимая руки. – И что же ты собираешься предпринять? Она не знала. Я тоже не знал, но медленно из алкогольных паров и обиды сформировался зародыш плохой идеи. Таблоиды как раз начали интересоваться скандалами с участием поп-звезд. Если Фрэнк будет угрожать пойти в «Мировые новости» или еще куда-нибудь и рассказать историю о секс-наркотической оргии со смертельным исходом и позорным сокрытием – и все с участием Росса, – то он, несомненно, захочет это предотвратить. Заплатит, чтобы предотвратить это. 4. ДЖЕФФ ЗВОНИТ СТАРОМУ ДРУГУ На следующее утро Фрэнк поднялась рано. Во сколько точно – не знаю, но в семь часов она разбудила меня шумом пылесоса и песнями Смоки Робинсона [32] . Его голос звучал монотонно – и в то же время резко. Несколько секунд я лежал, размышляя, где она добыла пылесос, потом решил, что это был еще один подарочек от матери сигнальщика. Должно быть, он прятал его в буфете. Я решил пойти на работу к девяти, и мы позавтракали, если можно так назвать мою кружку чая и ее чашку кофе с парой сигарет. 32 Смоки Робинсон (Smokey Robinson) – род. в 1940 г. в Детройте, шт. Мичиган; соул, урбан. – И кто займется делом? – спросила она. – Каким? – начал я, не сразу сообразив, о чем речь, потом, осознав – весьма быстро и в полном ужасе – что, во-первых, она говорила серьезно, а, во-вторых, я не мог ей отказать. Вместо этого я сказал следующее: – Ну, не думаю, что этим стоит заниматься кому-то из нас. Надо найти кого-нибудь, кто разбирается в таких вещах. Журналиста или вроде того. – Нам не нужен журналист, придурок. Нам нужен негодяй, – ответила она. – Ах, да. Точно. Выбор кандидатуры не отнял у меня много времени. Мак был негодяем. Точнее, он был вором, но это тоже подходило. Мак не испытывал угрызений совести. И не гордился. Он просто занимался этим. Он всегда был вором, более или менее. Впервые я встретил его вернувшимся из Манчестера, он продавал из-под полы пару гитар, украденных с витрины музыкального магазина. Он не был утонченным вором, Мак. Он просто подъехал к магазину около четырех утра, бросил в витрину кирпич, схватил парочку симпатичных гитар и сделал ноги. С тех пор прошло четыре года, с нашей первой встречи то ли в «Марки», то ли в «Нэшвилле», то ли еще в каком-то рок-н-ролльном сортире. Тогда он тоже являлся своего рода знаменитостью, по крайней мере, для людей, видевших такое количество выступлений Джона Пила [33] , как я. Мак состоял в одной из первых панк-групп. В той, что стала легендой по слегка унылой причине: они так и не записали ни одной песни и, следовательно, не превратились в дребедень, но и не приобрели популярность. Мне всегда казалось, что они развалились из-за того, что не хотели предавать свои принципы, распевая для известных звукозаписывающих контор. Мак подтвердил, что я был прав. Они, в общем-то, не до конца разошлись, просто то одна, то другая часть группы сидела в тюрьме. Видите ли, бросать кирпичи в витрину музыкального магазина – не самый лучший способ заработать себе на жизнь. 33 Джон Пил (John Peel) – род. в 1939 г. в Хисвалле, Чешир, Англия; самый популярный британский рок-н-ролльный диджей и ведущий знаменитых сессий с наиболее значимыми представителями независимого рока. Мак тогда о многом рассказал мне. После этого он часто жил у нас, когда оказывался в Лондоне. Он был настолько ужасающе эгоистичен и так жаден во всех своих проявлениях, что казался похожим на ходячий дерьмовый индикатор, безуспешно демонстрирующий тщетно маскируемый эгоизм, свойственный всем рок-н-ролльным мессиям, которых я знал. А я знал не меньше четырех. Потом Мак снова загремел в тюрьму, а когда вышел, оказалось, что он подсел там на героин. Музыка интересовала его все меньше и меньше, и в последний раз я видел Мака в магазине. Он пытался продать мне японский серебряный диск, украденный прямо со стены штаб-квартиры «Верджин-рекордс», когда она все еще находилась на Портобелло-Роуд. «Убери это немедленно, ты, псих!» – сказал я ему – и был потрясен обидой, отразившейся на его лице. Мак всегда выглядел так, словно ему плевать, что думают или делают другие. Я попытался списать это на действие героина, просто еще одна загубленная жизнь, не мое дело. Но иногда я вспоминаю. Плохой конец, нажмите кнопку «обратная перемотка». Дайте мне переиграть эту сцену. Я такой трус, ненавижу обижать людей. Так какого черта, подумал я, нам нужен негодяй, а Мак – негодяй. Позвоню ему, внесу предложение. Все, что мне было нужно, это его номер. В том случае, конечно, если у него есть номер. Последний раз, когда я его видел, он, кажется, жил на Гроув. Где, если подумать, расположен очередной отель «Калифорния». Вписаться туда вы можете, когда пожелаете, а вот выписаться – вряд ли, разве только с козлиной бородкой. Если Мак по-прежнему на Гроув, один звонок все прояснит. Я позвонил Сэм. Сэм была рок-н-ролльным журналистом, время от времени, как она часто повторяла, пребывая в битнических загулах, свойственных всем рок-журналистам семидесятых. Она жила прямо на Гроув и любила музыкантов, нуждалась в них. А еще у нее в подвале обитал дилер, парень по имени Кении, или Ленни, или что-то в этом духе. Так что, предположил я, если Мак по-прежнему поблизости, ей это должно быть известно. Она сказала мне, что чертовски извиняется, но понятия не имеет, где Мак. Не поддерживает с ним контактов. Но да, скорее, он объявится раньше, чем позже, и она передаст ему, что я его искал, попросит позвонить. Что он и сделал на следующий день. Было субботнее утро, десять тридцать, и я держал оборону против первых профессионалов, парочки япошек с непостижимой страстью к прогрессивному року начала семидесятых на виниле, сопряженной с железным намерением получить здоровенную скидку. Преимущественно увиливания и окольные дорожки, но требующие больше моего внимания, чем я готов отдавать работе. Обычно я ограничиваюсь словами: «Это там, приятель, – и взмахом руки, сопровождаемым фразой: – Если оно у нас есть, в чем я сомневаюсь». Поэтому я не особо усердствовал, когда позвонил Мак и сказал, что встретится со мной позже. В семь в «Кентукки» на Ноттинг-Хилл-Гейт. Если бы я сосредоточился, то заметил бы, что это как раз один из тех ключевых моментов в человеческой жизни. Я же просто подумал, что ничего хорошего меня не ждет, и сбавил япошкам цену вдвое. Мило. Вообще-то, сказать правду, была еще одна причина, по которой я не мог сосредоточиться. Фрэнк, перед тем как встала в несусветную рань, спала вместе со мной. С ногами в одну сторону. И я понятия не имел, что все это значит. Она сказала, что я слишком зациклен на том, чтобы вставить. Теперь люди часто говорят такие вещи. И это добило меня; я вовсе не собирался писать собственную «Кама Сутру» и объявлять ее лучшей в мире, но всю жизнь думал, что именно это обычно и делают. Вставляют. То есть после определенной прелюдии и все такое. Так что я был смущен. Что означало, что я вел себя как всегда в таких случаях. Старался не думать об этом. Это была не первая ошибка в моей жизни, но, быть может, самая ужасная. Поэтому после работы я не пошел домой, чтобы встретиться с Фрэнк, просто позвонил ей и сказал, что у меня встреча. Хорошо, ответила она. Равнодушно. Естественно. 5. ДЖЕФФ ИДЕТ ВЫПИТЬ Сложно хорошо выглядеть в феврале в Лондоне, особенно при свете «Жареного цыпленка из Кентукки», но Мак выглядел просто ужасно. Хотя и не так ужасно, как сидящая рядом с ним женщина, съежившаяся и прижавшаяся к нему, худющая, точно при анорексии, в то время как Мак выглядел здоровым парнем. Мак был из тех людей, от которых ожидаешь красной морды и пивного брюха, но сегодня он был белым как мел, а морщинистая кожа, казалось, пыталась сбежать с его лица, чтобы переселиться на какого-нибудь веселого толстяка. Но он вел себя в лучших традициях, встал и обнял меня – я терпеть не могу такое поведение, только для Мака оно является инстинктивной частью характера, и уклониться никак не удается. В этом был весь Мак. Из тех немногих знакомых мне людей, что счастливы просто быть человеком, причем особо не выставляя этого напоказ. Потом он представил меня своей спутнице, Анжеле. Она разговаривала со мной так специфически, как это умеют только настоящие героинщики: половину слова тщательно выговаривают, другую проглатывают – в общем, лучше и не слушать. Мак насыпал сахар в картонный стаканчик с кофе, а Анжела ела мороженое. Ситуация выглядела малообещающей. Но затем Мак удивил меня. Только я начал размышлять, стоит ли вложить свои деньги в семейный бюджет полковника Сандерса, он сказал: – Слушай, давай зайдем в книжный через дорогу. Итак, мы прошествовали по Кенсингтон-Чёрч-Стрит в магазин художественной литературы, который работал допоздна по пятницам и субботам. Отопление грело на полную катушку, и я сбросил куртку, слегка покачав головой при виде Мака, оставшегося в своем огромном старом пальто, явно равнодушного к создаваемому им эффекту переносной бани. Я никогда не считал Мака большим чтецом, поэтому, подойдя к нему, стоящему у полки «Пикадора» и перебирающему разные корешки, предложил посоветовать что-нибудь. И немного обиделся, когда в ответ он прошипел: – Отвали, урод! Через десять минут я приобрел новый роман Милана Кундеры, просто чтобы показать, что я на короткой ноге с литературной модой, а Мак с Анжелой были готовы идти. Через дорогу, на Черчилль, Мак сказал: – Господи, что я тебе такого сделал? Ты хочешь, чтобы меня снова арестовали? – и начал вытаскивать половину пикадоровского каталога из глубин своего пальто. Следующие несколько часов показались мне вечностью. Из паба на двадцать восьмой к Уэст-Хемпстеду, в муниципальный квартал, где мы бесконечно долго сидели перед чьим-то телевизором, в ожидании Дэйва, дилера, содержащего букинистический магазин и готового на сомнительный бартер. Потом перед телевизором остался один я, а Мак и Анжела пудрили себе вены под чертов непрерывный даб. Неужели только мне не нравился даб? Неужели только я считал, что эхо ударных на фоне парочки дешевых звуковых эффектов были слегка перехвалены? Потом на телеэкране появился Биг-Бен, и я понял, что до закрытия остался всего час. Поэтому, когда Мак снова появился, я сказал: – Слушай, давай пойдем выпьем! Я хочу тебя кое о чем спросить. – Идет, – ответил Мак и обернулся посмотреть на Анжелу. Он открыл дверь, и я мельком увидел ее безжизненное тело на кровати. – Да, – произнес он, – полагаю… – и снова заглянул в спальню. – Да, верно… Эх, пошли. Пока мы выбирались из квартиры и направлялись к местному пабу, полному ребят с собаками, меня, должен признаться, терзали сомнения. Что ж, я и до этого сомневался, то есть был готов послать дело ко всем чертям. Но свежий воздух, казалось, оживил Мака. В пабе он заказал нам три пинты лагера, две для себя и одну для меня, и устроил шоу из выуживания пары фунтовых банкнот и оплаты. Мы отправились к астероидному автомату, Мак бросил внутрь мелочь и начал кружить и палить, одновременно рассказывая, что произошло с остальными из его группы. Этот монолог можно свести к следующему: «один внутри, двое на пособии по безработице, один отрабатывает», но в исполнении Мака звучало гораздо смешнее. Он прервался, ожидая, когда на экране появится второй уровень, и сунул мне пару монет. – Слушай, – сказал он, – давай двинем на запад. Когда я закончу. Итак, мы пошли на автобусную остановку, задержавшись в «Семь-одиннадцать», где Мак приобрел фор-пэк [34] , чтобы пить по дороге. Чуть позже мы оказались в «Виски Эй Гоу Гоу» на Уордор-Стрит. В ту ночь происходило нечто под названием «Вечеринка левых», открывающая новую манифестацию ежегодного возрождения битников. Что на практике вылилось в свечи в винных бутылках на столах, диджея с записями Нины Симоне [35] и огромное количество людей в черных джемперах возле стойки. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что столы накрыты белыми бумажными скатертями, на которых лежат цветные карандаши, чтобы мы, клиенты, могли творить искусство. Тоже интересно. 34 Фор-пэк (four-pack) – упаковка из четырех банок пива. 35 Нина Симоне (Nina Simone) – род. в 1933 г. в Трайоне, шт. Северная Каролина; баллады, вокальный джаз. Итак, через некоторое время Мак проявил незаурядный, по моему мнению, талант карикатуриста с нетрадиционным взглядом на жизнь своего бывшего босса. В конце концов я прервал его на середине, показав свое единственное творение, кусок белой скатерти с красной надписью: «ХОЧЕШЬ ЗАРАБОТАТЬ НЕМНОГО ДЕНЕГ?» – Говно вопрос, – ответил Мак. Надо сказать, что громогласное обсуждение в Уэст-Эндовском ночном клубе после полуночи, возможно, не самый лучший способ затевать криминальные дела, но у меня было мало опыта, а среди добродетелей Мака осторожность никогда не числилась. – Значит, вы хотите шантажировать тощего ублюдка, – сказал он, после того как я изложил ему основы своего экстраординарно хлипкого плана. – И что я должен сделать? – О, – произнес я. – Ты – сила. – О, – ответил он и быстро скосил глаза вниз. – И то верно. Домой я попал только к четырем утра следующего дня. Мак решил, что нашу договоренность «стать преступными сообщниками» необходимо отметить. И мы занялись обычными вещами. Из «Виски» в три, по Уордор-Стрит в «Розовую пантеру» до пяти, потом на восток, в «Берег» на Флит-Стрит. Пончики и кофе в «Данкин Донат» на Ладгейт-Сёркус, с мальчишками-газетчиками, затем в «Смитфилд» за пивом и завтраком. Выбрались оттуда около девяти, и я припустил на работу, а Мак исчез в неизвестном направлении, пригрозив встретиться вечером. Невилл, пришедший на полчаса позже, застал меня лежащим на полу и слушающим Джонни Митчелла [36] . – Уэйн Шортер [37] , – сказал он, прислушавшись к саксофону. Затем посмотрел вниз, на меня. – Дерьмово выглядишь. – Чашечку кофе? – спросил я. – Во рту пересохло. – Надо думать! Где ты был? – «Виски». У них там Вечеринка левых. Тебе бы понравилось. – Ну уж нет, ты же меня знаешь, терпеть не могу всякое панк-рок-дерьмо, мальчуган! – это была одна из миленьких шуток Невилла. Он вырос в Кентиш-Тауне и был барабанщиком в «The Suckers», однажды игравшей с «Adam and the Ants» [38] в «Нэшвилле», так он мне рассказывал, но ему нравилось строить из себя невежду. Ради смеха, на работе, хотя если показывалась симпатичная девчонка, он мог оказаться на высоте. 36 Джонни Митчелл (John Mitchell) – род. 26 апреля 1941г. в Голливуде, шт. Калифорния; классический композитор, его сочинения включают работы для сольного фортепиано и органа, хоровой музыки, камерной музыки, авторских песен и опер. 37 Уэйн Шортер (Wayne Shorter) – род. в 1933 г. В Ныоарке, шт. Нью-Джерси; боп, фьюжн, хард-боп. 38 «Adam and the Ants» – группа сформирована в 1977 г. в Лондоне; нью-вейв, пост-панк. Так прошел весь день. Мак появился к закрытию: – Только по-быстрому, собирайся. Девять часов спустя я добрался до дома. Фрэнк спала. Я решил, что ни к чему будить ее, и удовольствовался подушками. Утром я чувствовал себя отвратительно, а она развила бурную деятельность. 6. ДЖЕФФ ИДЕТ НА ОБЕД Прошла неделя, а мы больше так и не спали друг с другом. И не обсуждали это. Слишком крутые, оба. Все как прежде. Фрэнк была поглощена организацией шантажа, а я остался в деле скорее из-за вины, страсти и глупости, чем из-за жадности. Тем временем процесс шел. Утром в понедельник, за завтраком, мы составили шантажистское письмо. Придумать шантажистское письмо не так-то просто. Особенно письмо тому, с кем ты играл на саксе. В конце концов мы ограничились кратким посланием и напечатали его: РОСС БРОСИЛ ДЕВУШКУ УМИРАТЬ. СУФФОЛК 1981. ЗАПЛАТИ – ИЛИ МЫ РАССКАЖЕМ ГАЗЕТАМ. 10 000 ФУНТОВ. БУДЕМ НА СВЯЗИ. ИСКРЕННЕ ТВОЯ, «ДЕВУШКА». Следующим вопросом было, куда его отправить. Росс уехал из Кэмден-Тауна, и если он и оставил кому-то новый адрес, то определенно не мне. Однако, сидя днем на работе, я сделал пару звонков и добыл телефон. Не домашний номер Росса, а телефон его компании, «Славной организации». Очевидно, Этеридж тоже вырос – из обычного поп-менеджера превратился в президента. М-м… хмм. Итак, я позвонил туда и был немного смущен, когда трубку сняли даже раньше, чем я услышал хоть один гудок, а чей-то голос односложно пробубнил «ждите», после чего трубку, судя по всему, бросили на стол. Может, люди там слишком занятые, что выше моего понимания. Однако меня ждало еще большее смущение. Голос, вернувшись, рявкнул: «Да?» – и, только я начал спрашивать адрес компании, поинтересовался: «Кто это?». – Э-э-э, Джефф, – ответил я, мои мозги точно парализовало. Затем добавил: – Но вы меня не знаете, я просто… – Конечно, я тебя знаю. Ты тот Джефф, с-с-с… Я совсем забыл, что Этеридж заикается. Думаю, это не соответствовало представлению о нем как о мерзавце, поссорившим меня с другом, организовавшим мое увольнение. – Саксофонист, – сказал я. – Да, тот Джефф. Извини, я не ожидал, что ты подойдешь к телефону. То есть ты сам. Судя по всему, Этеридж не собирался объяснять, почему босс «Славной организации» должен сам отвечать на звонки, вместо этого он продолжил свои вопросы: – Итак, чем я могу помочь? – О, мне просто нужен ваш адрес, – произнес я, прежде чем сообразил, что это требуется пояснить. – Ну, чтобы послать вам запись моей новой команды, – продолжил я в порыве вдохновения, решив, что это самый быстрый способ убрать занятого менеджера от телефона. Но, как ни странно, Этеридж поддержал беседу: – О, правда? И что же у тебя за, э, «ансамбль»? – очень в его духе, неприкрытые издевательские нотки между строк. – О, это рэп, – рискнул я, – с африканскими гитарами и множеством ударных, немного похоже на «Pigbag» [39] , но не совсем, если ты понимаешь, о чем я, зато с настоящим британским духом. 39 «Pigbag» – группа сформирована в 1980 г. в Челтенхеме; нью-вейв. Несколько секунд Этеридж молчал, кажется, серьезно обдумывая услышанное. Тем временем мои мысли носились галопом вокруг получившегося ужасающего овощного рагу. На какое-то мгновение я даже подумал, не нанять ли мне для виду нортумберийского [40] пигмея. Когда Этеридж наконец ответил, я чуть не выронил трубку. – Отлично, – произнес он, – приходи в офис, и мы все обсудим. Как насчет завтра, после обеда? И я ответил «хорошо», а он дал мне адрес в Уэст-Энде, после чего я отключился. 40 Житель современного графства Нортумберленд, Англия. Мак появился в магазине к закрытию и спросил, как идут дела. Я ответил, что шантаж не очень, зато я, похоже, вступил на путь звукозаписи. Он вежливо посмеялся и стал ждать объяснений. – Ну, – заметил он, – можно и навестить парня. Посмотреть, что к чему. Так я и сделал. Некоторое время забавлялся идеей собрать вечером мой предполагаемый нортумберийского рэп-оркестр, но в итоге вместо этого решил пойти выпить парочку «шенди» [41] . Хей-хо, музыка лишилась – трактирщик приобрел. 41 Шенди (shandy) – смесь простого пива с имбирным или с лимонадом. Офис «Славной организации» находился рядом с Риджент-Стрит, со стороны Мэйфэра. Помещение на третьем этаже здания, забитого дешевыми туристическими фирмами. Место пребывало в постоянном изменении, не поймешь, куда идут дела – в гору или к чертям собачьим. Несколько строителей таскали вверх-вниз по лестнице предметы интерьера. Три золотых диска и один серебряный висели в рамочках рядом с телексом. Секретарша («Привет, я Мэнда») жонглировала телефонами, периодически что-то неискренне бормоча насчет возможности выпить чашечку кофе, пока из офиса не появился Этеридж и не проводил меня внутрь. Он был запоминающейся личностью, Этеридж. Жердь шести футов шести дюймов в жиденькой твидовой тройке. Голова начисто выбрита или просто лысая, возраст – где-то между тридцатью и пятидесятью. Немного похож на помолодевшего, растянутого Уильяма Берроуза, с таким же умирающим, бросающим в дрожь, шепчущим голосом, с раздражающим прерывистым заиканием. Как и многие успешные пост-панковские менеджеры, Этеридж казался совершенно не-рок-н-ролльной личностью, но все же в нем определенно сквозило нечто хипповское. Впервые я увидел его в очереди перед «Нэшвиллем» в Уэст-Кенсингтоне. Концерт имел большой успех, уж не помню, кто выступал. Этеридж пришел с Россом и малознакомой мне женщиной, писавшей для «Саундз». В итоге мы все оказались в баре через дорогу. Думаю, он хотел меня запугать, говорил о политике и философии, бросался именами, которых я никогда не слышал. Тогда же я решил, что он крутой. Вскоре после этого Этеридж стал нашим менеджером, и я ежедневно сталкивался с ним, хотя так и не узнал получше. Но со временем начали всплывать факты и просачиваться слухи о его прошлом. Очевидно, Этеридж учился в университете во Франции. Говорили, что вместе с Фуко [42] . Возможно, в шестидесятых, хотя возраст Этериджа казался таким же загадочным, как и все остальное, его касающееся. Может, он был хиппи. Злые языки утверждали, что когда-то он руководил «Квинтэссенцией» [43] . Он явно много путешествовал. Но панки его точно устраивали. Этеридж прибыл в этот конечный пункт молодежно-культурного похода, обладая мировым опытом – только без неприятного общественного прошлого. И теперь он был здесь, в «Славной организации», собственной персоной, и я тоже был здесь, нес чушь про свою команду и собирался шантажировать его протеже. 42 Фуко (Foucault) Мишель Поль (1926—1984) – франц. философ, историк культуры и науки, представитель структурализма, создатель концепции «археологии знания». 43 Квинтэссенция (полное название Quintessence Theatre) – театр в Портленде. – Извини, – сделал я первый шаг. – Нам надо записать несколько ремиксов, и только потом я смогу принести пленку. – А, хорошо, – ответил Этеридж. – В любое время. Тут я быстро сообразил, что он позвал меня вовсе не для того, чтобы поговорить о деле. По крайней мере, не о моем. – Слушай, – произнес он, пару минут вяло поизображав заинтересованность в моем бреде, – последнее время ты почти не показывался. Я неопределенно хрюкнул. – Росс, – продолжил Этеридж. – Росс в следующем месяце собирается записать новый альбом. Его сейчас очень… очень ждут. Вся компания болеет за Росса. Если только мы успеем сделать альбом до листопада. – Листопада [44] ? А какое они имеют к этому отношение? Этеридж набросился на меня. – Не рок-группа! – рявкнул он, прежде чему сумел взять себя в руки. – Да, правда, действительно забавно. До осени. Если до осени альбом не будет готов, тур в США сорвется, и общественное внимание перейдет к кому-нибудь другому. А тогда… – Капитализм продержится на подкашивающихся ножках еще несколько лет, прежде чем диалектика Росса поставит его на колени? – сочувственно вставил я. – Или, быть может, «A Flock of Seagulls» [45] станут помогать полиции в Мэдисон-Сквер-Гарденс вместо твоего мальчика? Какая трагедия! 44 Непереводимая игра слов: the fall – осень, листопад (амер.); «The Fall» – группа сформирована в 1977 г. в Манчестере; панк, пост-панк, инди-рок. 45 «A Flock of Seagulls» – группа сформирована в 1980 г. в Ливерпуле; нью-вейв, поп/рок, синт-поп. В глазах Этериджа к этому моменту появилось какое-то навязчивое выражение, но он вздохнул и начал снова, очевидно, решив, что, раз ничто другое не сработало, призыв к предположительно лучшей стороне моей натуры, по крайней мере, заткнет меня и даст ему высказаться. – Слушай, – сказал он, – понимаю, ты обижен на то, что произошло – и, конечно, понимаю почему. Наверное, можно было, нужно было проявить больше тактичности. Но сейчас Россу нужны его друзья. Последний год выдался очень тяжелым. – Угу. – Поэтому я полагаю, что Росс действительно обрадуется знакомым лицам. И мы, ну, я подумал, не захочешь ли ты снова с ним работать. Наверное, я выглядел потрясенным, потому что Этеридж торопливо продолжил: – Нет, конечно, не как музыкант, этот вопрос мы, ну, закрыли, а, скорее, в административной должности… – Ты предлагаешь мне стать нянькой? – скептически осведомился я у своих ботинок. Он предлагал. Этеридж хотел заплатить мне – не очень много, но все-таки – за то, чтобы я просто ошивался рядом с Россом и следил, чтобы он не переборщил с наркотиками или чтобы ему в голову не взбрела смешная идея не подчиниться планам Этериджа и компании, расписанным на несколько лет вперед. Ну, хотя бы до осени. Я сказал, что подумаю, и Этеридж посмотрел на меня с плохо скрываемой ненавистью, а потом произнес: – Хорошо, отлично, – и добавил, как мило было с моей стороны уделить ему время. И да, ну, конечно же, он действительно страшно хочет услышать мою группу. Он даже намекнул на возможную поддержку в будущем. Что стало бы отличной приманкой – если бы только моя группа существовала. Да, целый час врать человеку, работа которого – врать окружающим, утомительный труд. Поэтому я задержался на площадке перед офисом «Славной организации» и решил вызвать древний лифт, а не идти по лестнице. В ожидании лифта я услышал доносившиеся из «Славной» голоса. Сначала звучал голос Этериджа, громче и грубее, чем раньше, хотя недостаточно громкий, чтобы разобрать отдельные слова. Потом высокий голос, наверное, Мэнды, очевидно, извиняющейся. Потом звук, отрывистый и резкий, точно удар плеткой, а за ним – женский вскрик ужаса и боли. Потом шаги. Внезапно из-за двери выскочила Мэнда и, миновав меня, побежала вниз по лестнице. Секунду я стоял на месте, соображая, вернуться ли в офис или догнать Мэнду. Тут прибыл лифт, и я сел в него, надеясь перехватить Мэнду внизу. Но он остановился этажом ниже, чтобы подобрать пассажиров, и когда я вышел на улицу, Мэнда уже исчезла. Я замешкался еще на секунду и принял решение. Дошел до Центральной почты на Трафальгарской площади, вытащил из сумки шантажистское письмо и бросил его в ящик. Дома Фрэнк спросила у меня, как дела. – Ну, – ответил я, – шантаж так себе, а контракт на запись все ближе и ближе. Фрэнк это развеселило еще меньше, чем прошлым вечером Мака. Вообще-то, она посмотрела на меня с подозрением. Определенно с подозрением. – Ах да, а еще работа няни! – Что? – Нет, серьезно. Похоже, у нашей поп-звезды тяжелые времена. Скучает по старым друзьям. Как бы там ни было, Этеридж смертельно боится, что Росс сорвется раньше, чем запишет свой великий альбом, и хочет, чтобы я держал Росса за руку. Звучит неплохо, да? А я-то всегда удивлялся, как попадают в свиту! – Ты ведь не собираешься этого делать? До этого самого момента я действительно не собирался. У меня уже была работа, а идея покупки старых друзей выглядела отвратительно. Но высокомерие Фрэнк рассердило меня. Полагаю, какой-то части моего сознания льстило предложение Этериджа, тем более, что оно исходило от него, не от Росса. И внезапно мне стало немного жаль Росса. То, что он сделал за последний год или около того, хотел бы сделать любой из нас, если бы только обладал его талантом. И если теперь Росс обнаружил, что окружен продажными дельцами-мерзавцами, может, он прислушается к разумному голосу. К кому-то, кто вернет его к радикализму былых дней. Если я не скажу Фрэнк, что отправил письмо, может, мы просто забудем об этом. Все эти мысли я выразил двумя словами: – Не знаю. – Что, после того как он обошелся с тобой? – сказала она, пристально глядя мне в лицо, и я понял, что на самом деле она имела в виду: «как он обошелся со мной». Я запутался в словах, пытаясь объяснить ей свои мысли, что с Россом на самом деле все в порядке, все дело в окружающих его людях. Этеридже и ему подобных. Она только молча смотрела на меня. Наконец я на секунду тоже умолк, и тогда она произнесла: – Ладно, пойдем выпьем и пока забудем об этом. Отложим до утра. Так мы и сделали и хорошо провели время, играли в пул и слушали записи Пэтси Клайн [46] на проигрывателе-автомате, а потом вернулись домой и легли спать. Я в свою кровать, а Фрэнк – в кровать сигнальщика, потому что он работал в ночную смену. Но я еще не спал, когда Фрэнк залезла ко мне, и поцеловала меня, и положила мои руки себе под футболку. И на этот раз не говорила про свое отвращение к вставлению, вообще ничего не говорила. А когда она затащила меня наверх, а лунный луч сиял через дыру в импровизированных занавесках, я подумал, что никогда еще не видел такой красоты. Но только я проник в нее, что-то, казалось, в ней угасло. С каждым движением она становилась все более безжизненной. Я убыстрил темп, пытаясь вызвать ответную реакцию, но безрезультатно. Она отвернулась. Я ненавидел себя, когда кончил. И, скатываясь на кровать, кажется, услышал ее всхлип. 46 Пэтси Клайн (Patsy Cline) (1932—1963) – наст. имя Вирджиния Паттерсон Хенсли, род. 8 сентября 1932 г. в Долине Шенандо, шт. Вирджиния; кантри. Но она овладела мной, а я овладел ею, и к утру я знал, что делать. У меня не было – да и сейчас нет – никакого оружия против слабости. Поэтому на следующий день не я звонил в «Славную организацию», чтобы сказать: «Да, да, я хочу эту работу!» – звонил Мак, и шантаж начался. – Этериджа, пожалуйста. Скажите ему, что это насчет истории Росса. Этеридж подошел к телефону, и Мак, прежде чем продолжить, оторвал трубку от уха и улыбнулся мне. – Да, да, вам это не нравится. Просто заплатите, и я исчезну… Что вы имеете в виду? Парень, вы ведь «Славная организация», конечно, у вас есть деньги. Просто скажите записывающей компании, что вам нужно пару фунтов на перезапись. Даю вам неделю. До следующей пятницы. Наличными. Я свяжусь с вами… Да, и тебя туда же, дружище. В четверг вечером мы отправились на прогулку. Мы – это я, Фрэнк и Мак. Мак, похоже, расстался с Анжелой – а вместе с ней, что удивительно, и с героиновой зависимостью. Он пил, как сапожник, но я тоже пил, и, в конце концов, разве не сказал Дилан Томас [47] : алкоголик – это тот, кто тебе не нравится, а пьет столько же? Мы встретились в «Рипли». Уж не знаю, почему. «Рипли» был одним из первых «настоящих пивных» пабов – десяток посредственных сортов пива, подозрительная домашняя еда, голый пол и автомат, полный записей доктора Филгуда, Королевы Иды [48] и прочих, выступавших в «Дингуоллсе» через дорогу. 47 Дилан Томас (Dylan Thomas) (27.10 1914 – 09.11 1953) – знаменитый валлийский писатель и поэт 48 Доктор Филгуд (Dr Feelgood) – группа сформирована в 1971 г. на о. Канвей, Англия; панк, паб-рок, рок-н-ролл. Королева Ида (Queen Ida) – род. в 1929 г. в Лейк-Чарльз, шт. Луизиана; зайдеко. Мак играл в дартс с парнем, который когда-то был гастрольным администратором у «The Clash» [49] . Фрэнк презрительно фыркнула, сказала, что терпеть не может это место и потребовала «Пери». Час спустя я был наполовину пьян, Мак по-прежнему играл в дартс, а Фрэнк, забившись в угол, с хмурой гримасой на лице выпила половину своей минеральной воды, Я сомневался в причине ее дурного настроения, но пытался проявлять участие. – Господи, – внезапно зашипела она на меня, – ты просто умилителен! Ты что, не понимаешь, во что мы вляпались? Давай прекратим это прямо сейчас! Я ухожу! 49 «The Clash» – группа сформирована в 1976 г. в Лондоне; бритиш-панк. Я не знал, что она имеет в виду: паб, квартиру или меня. Но я не хотел, чтобы она уходила. – Слушай, подожди. Сейчас пойдем обедать. И поговорим. – Куда? Куда «мы» пойдем? Снова за проклятым кебабом к проклятому «Энди»? Или за виндалу [50] , когда вас отсюда выставят? Нет, спасибо! – Нет, – возразил я. – В новое место. Увидишь. И, к моему удивлению, она села. Я позвал Мака и сказал, что мы уходим. Он ответил: – Очень кстати, я уже проиграл жирному мерзавцу десятку. 50 Виндалу – острое индийское блюдо. На улице я поймал такси и попросил: – Керзон-Стрит, пожалуйста. – Куда? – хором переспросили Мак и Фрэнк. Я слегка ухмыльнулся и сказал: – Мэйфэр, мои дорогие, Мэйфэр. Место называлось «Бар Тома». Я слышал о нем от моего босса, Шона. Его туда затащила подружка, дизайнер интерьера. Шон ограничился словами «показушно и дорого», но я знал, что Фрэнк необходимы перемены. Настало время убраться подальше от пива и бириани [51] . Итак, это был «Бар Тома», рядом с Саус-Молтон-Стрит. Двухэтажное буйство, настоящее посмешище. Мы прошествовали через коктейль-бар, и к нам тут же подошла проворная молодая женщина с папкой. Она оглядела нас с ног до головы, нахмурилась при виде моих джинсов, боксерских бутс и оксфамского костюма [52] Макса. Потом переместила свое внимание на Фрэнк, чья внешность служила пропуском в большинство заведений, и спросила: 51 Бириани – острое индийское блюдо, в котором чередуются слой риса и слой мяса с апельсиновым соусом. 52 «Оксфам» (Oxfam, Oxford Famine Relief) – Оксфордский комитет помощи голодающим. – Вы заказывали столик? – Нет, – ответил я, и она кивнула, точно подтвердились ее худшие подозрения. Потом развернулась на каблуках и махнула официанту. Что-то шепнула ему на ухо, и он повел нас по винтовой лестнице в подвал, где ловко выбрал маленький столик, втиснутый между дверью на кухню и туалетом. Мы уселись, изучили меню и осмотрелись. Конечно, тут были коктейли, и гуакамоле [53] , и салат «Цезарь», и тунец-гриль, и жареный камамбер. А еще множество людей в, как я полагаю, рубашках от Пола Смита, и играющая «Kid Creole» [54] музыкальная система, и беседующий с менеджером парень с козлиной бородкой из «Blue Rondo A La Turk» [55] . 53 Гуакамоле (мекс.) – соус для тортилий из авокадо, чеснока и томатов. 54 «Kid Creole» – полное название «Kid Creole & the Coconuts»; диско, калипсо, новелти. 55 «Blue Rondo A La Turk» – британская группа, сформированная в 1981 г.; поп. Фрэнк заказала «Май-Фай». Я остановился на «Манхеттене», больше из-за названия, чем вкуса, а Мак взял пиво. К моменту нашего ухода Фрэнк подбивала Мака посостязаться в арм-рестлинге, я только что оплатил самый большой ресторанный счет в своей жизни («вычти потом из нашей прибыли», – сказали мои спутники), и у нас появился план. План был не очень хороший. Этеридж оставляет деньги в шкафчике в раздевалке бассейна «Швейцарского коттеджа» и идет плавать, а мы их тем временем забираем. Наверное, этот план не сработал бы. В любом случае, он остался теоретическим; все повернулось так, что у него не оказалось ни малейшего шанса. 7. ДЖЕФФ ПРОВЕТРИВАЕТСЯ В пятницу я не смог заставить себя пойти на работу, поэтому мы позвонили Этериджу из автомата на станции «Бейкер-Стрит». Он ответил, сказал Маку, что достал деньги, но расхохотался, когда Мак начал объяснять, где их оставить. – Пора взрослеть, – заметил он, – мы тут не в шпионов играем. Встретимся лицом к лицу на стоянке у «Джек Строз Касл». Сегодня в десять вечера. Росс хочет знать, кто его шантажирует. – И Этеридж повесил трубку. – Черт, – произнес Мак. – Черт. Я вел себя неправильно, простите меня. Фрэнк и я промолчали. Мы были слишком ошеломлены. Это происходило. Мы получим свои десять тысяч. Или нас арестуют. Или изобьют до полусмерти. Или еще что-нибудь – что-нибудь обязательно случится. Позже в тот день, чудесный, ясный день ранней весны, солнечный и холодный, мы сидели на Примроуз-Хилл с парой банок пива, и Фрэнк положила голову мне на плечо, а спустя некоторое время заговорила. – Мне очень жаль, – сказала она. – Я не хотела. Давай забудем про это. И я подумал, что она бранит меня. – Попробуй, останови Мака, – ответил я, но дело было не только в нем. Я был возбужден. Господь свидетель, я провел достаточно времени, сидя в магазине и мечтая о быстрых способах разбогатеть. Теперь же, замочив ноги, я не собирался отступать. Наконец мы собрались вместе; Фрэнк надела забавный африканский парик, который я позаимствовал у сестры Невилла для маскировки, и села за руль десятилетнего «эскорта», одолженного Маком у Сэм. «Джек Строз Касл» [56] – большой мерзкий паб, замечательный только местом своего расположения, высоко на Хампстед-Хит. Мы подъехали около половины девятого, на стоянке царила темнота. Некоторое время было тихо, но по мере продвижения стрелок к десяти парковка начала заполняться. С каждой новой машиной мы в унисон вздрагивали. В первой приехал парень с «ежиком», в кожаной куртке. 56 «Замок Джека Соломинки» – название нескольких лондонских пабов (по имени одного из вождей Крестьянского восстания). – Боже, он прислал громилу! – прошептал я. Но парень ушел. Со следующей машиной повторилось то же самое. Оттуда вылезли двое, один в коже, другой в джинсе, оба стриженые. – Слушайте, – сказал я, – Этеридж послал вперед армию, нас собираются убить! – Ой, не будь идиотом! – ответила Фрэнк. Подъехала третья машина. Очередной парень в джинсе, почти без волос. – Знаете что, – произнес я, – вы как хотите, можете дожидаться избиения, а я сваливаю. – Думаю, ты ошибаешься, дружище, – возразил Мак. – Да? А тебе не кажется, что уже поздновато для того, чтобы приезжать сюда за выпивкой? – осведомился я. – Джефф, – спокойно продолжил Мак, – не думаю, что они пришли сюда пить. Он был прав. Никто из парней не зашел в клуб. В моем параноидальном воображении громилы окружили стоянку, отрезав все пути к отступлению. Но, повнимательнее проследив за последней парой, я увидел, что они скрылись в темноте среди деревьев. – О, – вздохнул я. – Теперь понял. А затем события начали разворачиваться весьма быстро. Подъехала машина с четырьмя людьми. Спереди сидели Росс и Этеридж. Они вылезли первыми. Фрэнк нырнула вниз и скрылась из виду. Мы с Маком медленно вышли. Росс посмотрел на нас, и на его лице вспыхнуло недоверие и, даже не знаю, может, печаль. Если бы я так не сдрейфил, я бы очень расстроился. Но тут открылись задние двери, и появились два огромных здоровяка, которым самое место было бы в смокингах перед ночным клубом где-нибудь в Илфорде, причем оба с бейсбольными битами, что выглядело крайне романтично. – Сейчас вы, мерзавцы, получите по заслугам, – произнес Этеридж. Когда громилы двинулись на нас, Мак вытащил из-под полы куртки лом. Я же оцепенел, удивляясь, почему мне даже в голову не пришло подумать об оружии, потом сообразил, что в любом случае не знал бы, что с ним делать. Мак обрушился на ближайшего парня, притворился, что хочет снести ему ломом голову, а потом пригнулся и вместо этого нанес удар по голеням. Второй парень занялся мной, перекрыв путь к машине, и я бы так и стоял, парализованный, пока он не вышиб бы мне мозги, если бы Мак не заорал: – Беги, идиот, беги же! Я побежал. Не размышляя. Бросился к деревьям, а мясник номер два висел у меня на пятках. Я никогда не умел драться, зато умел бегать. Сначала я оторвался от преследователя, только потом споткнулся о корень, оказавшись лежавшим на земле человеком. Остановившись, я нос к носу столкнулся с мужиком в кожаных штанах и жилете, плюс армейская немецкая кепка на голове. – К чему такая спешка? – поинтересовался он. Я посмотрел вниз и увидел в его руке плетку. Времени на разговоры не было, я просто ткнул пальцем в сторону приближающегося шума. Плетка обвилась вокруг мясницкого горла. Когда громила рухнул, мужик в кепке быстро ударил его мотоциклетным ботинком в пах и крикнул: – Гомоненавистник! Чертов гомоненавистник! Сюда! – и неожиданно лес заполнился голосами. Из ниоткуда возник Мак, посмотрел на лежащего парня и пнул его. Потом мы ушли. Хампстед-Хит, да еще в темноте – заковыристое местечко, и где-то час мы блуждали кругами, держась подальше от дорог, пока не выбрались где-то возле Хайгейт-Вилледж. Поймали черное такси и попросили водителя отвезти нас к «Джек Строз Касл». Он понимающе кивнул и ответил «о'кей». Когда мы приехали туда, стоянка была забита, но тачка Этериджа и «эскорт» Сэм исчезли. – Пожалуйста, Кэмден-Таун, – сказал я таксисту. – О, – заметил он, – сегодня слишком холодно, верно? – У меня для тебя интересное предложение, дружище, – вмешался Мак. – Почему бы тебе не заткнуться? После этого воцарилось молчание. Мы вылезли у Кэмден-Лок и побрели в «Дингуоллс», чтобы напоследок выпить. Группа, игравшая там, представляла собой какое-то тошнотворное сборище безнадежно пытавшихся играть в духе Simple Minds и произвести впечатление на предполагаемых работников хилых звукозаписывающих компаний. Но той ночью их слышали только бедолаги вроде нас, стоящие у бара, болтающие с официантками и пытающиеся не соперничать с Лемми. Мы нашли столик у задней стены. Я начал смеяться. Согнулся пополам, чуть не задохнулся от смеха. Мак хохотал вместе со мной. Потом я отдышался и сказал: – Ну что, мы с этим развязались? – Да, – ответил Мак. – Денег не получили, зато унесли ноги, уже что-то. Но как насчет твоей принцессы? Как насчет Фрэнк? Я совершенно забыл про Фрэнк. Страх делает эгоистичным. – Ну, – произнес я, – машины нет, может, она вернулась ко мне. Я ей звякну. Телефон был у бара, и я едва мог слышать собственные слова, но это не имело значения, потому что никто не подошел. Я звонил пять минут, но ответа не последовало. И тут моя истерика превратилась в тревогу. Мак! Что произошло? Они ее поймали? О, Господи, Господи! Мак пытался успокоить меня, говорил, что, никаких сомнений, Этеридж и Росс побежали за своими громилами в лес. – Она забрала машину, она просто где-то отсиживается, друг. Не переживай. Меня это все не убедило, но мы взяли еще по одной. Сидели до закрытия, потом купили бутылку «Отелло» в «Анжело кебабе» и поехали домой. Никаких признаков Фрэнк. Мы выпили вино. Мак развалился на полу, а я уснул в собственной постели, впервые один за, казалось, долгие годы. На выходных Фрэнк так и не объявилась. В субботу я работал допоздна, пришел домой и обнаружил припаркованный рядом с подъездом «эскорт», ключи в зажигании, но по-прежнему ни следа Фрэнк. В воскресенье тоже работал допоздна. Я хотел позвонить ее друзьям, только за последние недели она не упоминала, что они у нее есть. К утру понедельника я решил, что осталось сделать только одно. Надо позвонить Этериджу. Он меня опередил. – Вы за это заплатите, – сказал он. Точнее, прошипел. И повесил трубку. Я не понимал, что он имеет в виду, до самого вторника, пока не купил в подземке выпуск «NME». Главная новость: «ИСЧЕЗНОВЕНИЕ РОССА». Очевидно, тысячи фанатичных постмодерновых электропопперов выгнали в воскресенье вечером из «Королевского театра» на Драри-Лейн. Они надеялись насладиться «Вечером с…», новым шоу Росса – стадом моделей в идиотских шляпах от Жана-Батиста Мондино на фоне эйзенштейновских фильмов. Но главная звезда так и не появилась. К счастью, писал «NME», обманутые электропопперы не устроили бунт. Там приводились слова Этериджа. На Росса падает большая нагрузка, сорвался перед концертом, но теперь восстанавливается и вскоре вернется, все билеты на заявленные концерты действительны, не ссыте. Представитель звукозаписывающей компании, однако, был «взбешен» и «расстроен». Я тоже, приятель, я тоже. Фрэнк пропала. Росс пропал. Что за… 8. ДЖЕФФ ТЕРЯЕТ ДРУГА Невилл умер в четверг, и все полетело к чертям собачьим. Я узнал об этом вечером, около шести. Взял день отгула, ничего особенного не делал, просто шатался по книжным лавочкам и магазинам записей. Телефон зазвонил, как только я открыл дверь своей квартиры. Это был мой босс, Шон, и он плакал. Потребовалось некоторое время, чтобы понять причину. – Невилл, – наконец сказал Шон. – Он мертв. – Что? – Зарезан. Кто-то его зарезал. В магазине. Кто-то его зарезал. – Где ты? – Кэмден-Таун. Только что вернулся. Полиция… – Слушай, я сейчас буду. Через десять минут. Всю дорогу я бежал. Вдоль канала, перемахнул одним прыжком через запертые ворота на Хай-Стрит. Шон стоял в дверном проеме, курил, дрожал и еще больше, чем обычно, походил на Фила Лайнотта [57] . – Давай, – предложил он, – перейдем через дорогу. Когда мы оказались в пабе, Шон рассказал мне, что произошло. Или, по крайней мере, что думала полиция. Предположительно, ограбление. Человек зарезал Невилла, опустошил кассу и смылся. «Какой-нибудь проклятый наркоман», – сказал полисмен. Хотя и он, и мы знали, что это не похоже на наркомана, слишком жестоко для наркомана. Однако, Господь свидетель, по Уэст-Энду бродит достаточно мерзавцев и сумасшедших… 57 Фил Лайнотт (Phil Lynott) – род. в 1949 г. в Бирмингеме, Англия; фолк-рок, хард-рок; басист культовой хард-группы Thin Lizzy. Я все еще не мог поверить в случившееся. Но Шон выглядел совершенно раздавленным. Постепенно бар заполнялся. К восьми собралось много народу, сидели вокруг стола с бутылками «Пилса» и пинтами «Гиннеса». Почти не говорили. Я вообще молчал. У меня в голове снова и снова прокручивался беззвучный монолог: «Это совпадение, это не совпадение, о Боже, это моя вина». Снова и снова. При первой же возможности я ушел. Той ночью мне снилось, что я поехал на похороны Невилла, в старый дом его родителей в Кентиш-Тауне. Там оказалось полно мужчин в костюмах и женщин в черных платьях, пьющих чай и «Малибу». На мне же были закатанные джинсы и ботинки. Я пошел на кухню и крикнул: «А почему в холодильнике нет пива?» Проснулся в холодном поту от жалости к себе. Почему я? Я не виноват! Следующие дни не принесли ничего хорошего. Конечно, были настоящие похороны, невыносимо трогательное зрелище. Семья Невилла всегда знала толк в похоронах. Они слишком часто собирались вместе, чтобы хоронить своих детей. Служба прошла в семейной церкви, недалеко от «Ангела» [58] , и хотя Невилл никогда не распевал псалмов, невозможно отрицать, что иногда ничего другого просто не остается. Слушаешь эти парящие голоса, провожающие одного из своих, и на какое-то мгновение кажется, что они ведут бессмертную душу в лучший мир. По крайней мере, я бы хотел в это верить. Потом были поминки. Я вел себя, как положено, и не задержался. 58 «Ангел» – станция метро на севере Лондона. Кроме того, мне, естественно, следовало работать. На следующий день я непрерывно проигрывал записи Джона Колтрейна [59] на оглушающей громкости, и мало кто пробыл в магазине дольше пяти минут. Когда записи кончились, я позвонил Шону, и он сказал мне взять на следующий день отгул. Напиться и забыть обо всем. Не волнуйся, сказал он, они не грабят один магазин дважды. До этих слов Шона мне даже в голову не приходило бояться. Я был слишком поглощен самобичеванием. Тут до меня дошло, что если за всем случившимся стоял Этеридж, то он быстро поймет свою ошибку и вернется за нужным человеком. 59 Джон Колтрейн John Coltrane) (1926—1967) – род. вГамлете, шт. Северная Каролина; саксофонист; джаз, хард-боп, пост-боп; предвестник «культивированного» ритм-энд-блюза; играл с Телониусом Монком, Лестером Янгом, Майлзом Дэвисом. 9. ДЖЕФФ ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ЗАПАД На следующее утро появился Мак. Пару дней в постели, на шампанском и героине, объяснил он и распутно подмигнул мне. – О-о-о, – присвистнул я, – любимец безмозглых женщин Жерар Депардье снова взялся за дело! – Кто? – переспросил Мак. – Французский Оливер Рид, ты, дубина! – Господи, – сказал он, – избавь меня от этой киношной чепухи! – и отправился искать в холодильнике пиво. – Тебе принести? – поинтересовался он. – Нет. – Что, кто-нибудь умер? – Да, – сказал я. – Невилл умер. Я был так потрясен, что думал, что все знают о случившемся, что это было в шестичасовых новостях. Но Мак про Невилла не слышал. Он расстроился, но поначалу не увидел в этом ничего подозрительного. Конечно, это ужасно, что друг погиб из-за каких-то вонючих ста фунтов в кассе, но такое бывает. Дерьмо случается. Однако постепенно ему передалась моя паранойя. Этеридж сказал: «Вы за это заплатите», – и через два дня кто-то вошел в мой магазин и убил Невилла за прилавком. – Хорошо, – предложил Мак, – давай попробуем это выяснить. Во-первых, что говорят копы? – Ничего особенного, – ответил я. – У них есть свидетельница, которая видела двух мужчин, выходящих из магазина примерно в нужное время. Похожи на строителей. Один из них вроде бы насвистывал «Land of Hope and Glory». Здоровые, белые. Вот и все. Не молодые, но и не старые. Полиция искала отпечатки пальцев, но их там миллион, так что, думаю, это ни к чему не приведет. Ни следа орудия убийства. Касса пуста, а еще они разворотили магазин в поисках запрятанных денег. – Ясно, – сказал Мак. – Начнем со строителей. Давай, двинули на запад, посмотрим, что там есть. В этой части света не так уж много строек. Расследование вылилось в настоящий фарс. В радиусе двухсот ярдов от магазина мы обнаружили четыре стройки. Но так как было время обеда, Мака посетила блестящая идея поискать рабочих в местных забегаловках. И, конечно же, нельзя ведь зайти в паб – и не купить там выпить, это вопрос чести. Так что к трем мы порядочно набрались, а Мак переговорил с горсточкой парней, которых совершенно сбил с толку вопрос, есть ли у них на стройке любители музыки. «Пара здоровенных ребят, ну знаете, столкнулись с ними в этом магазине записей, обещали встретиться за кружкой». Попытки понять эту болтовню, не говоря уже о том, чтобы дать на нее осмысленный ответ, оказались за пределами возможностей наших собеседников. Поэтому, почти потеряв надежду, по дороге домой мы зашли на последнюю стройку, рядом с парковкой на Сент-Мартинз-Лейн, где сооружали очередной ночной клуб. Снаружи какой-то приземистый негр в берете, из-под которого торчали нечесаные патлы, катил тележку с кирпичами. – Эй, – окликнул его Мак. – Можно на пару слов? На вашей стройке есть парни со странностями? Ну, вроде как патриоты, понимаешь, о чем я? Судя по всему, сначала негр принял за расиста, вышедшего на охоту, самого Мака. Но затем он посмотрел на меня и сказал: – Эй, да ты же тот парень из магазина записей! Что случилось, приятель? Я объяснил, что мы ищем двух мужиков, здоровых, возможно, работающих на стройке, возможно, заинтересованных в музыке, возможно, законченных расистов. И рассказал почему, рассказал про убийство Невилла. И что эти мужики могут иметь отношение к случившемуся. Строитель закрыл глаза и некоторое время молчал. Потом снова взглянул на нас и произнес: – Здесь они не работают, не думаю. Представить себе не могу, чтобы кто-нибудь из ребят с этой стройки… нет, невозможно, приятель. – Однако я расскажу тебе одну вещь. Где-то на прошлой неделе во время обеденного перерыва я пошел в пивную, чтобы купить сигарет и быстро перекурить. Возле автомата с куревом сидели двое парней. В глаза бросалась их рабочая одежда, но стол перед ними был заставлен пинтовыми кружками. Не хотел бы я оказаться в каком-нибудь здании, к которому вы приложили руку, подумал я. И как только я подошел к автомату, они стали меня подначивать. Тупые говнюки. Один делал вид, что хочет сорвать с меня шляпу. Потом я увидел их снова. Вернувшись на стройку, я поднялся на верхний этаж – и заметил, как они выходят из паба; время близилось к закрытию, около половины третьего, и я решил проследить, какую стройку они осчастливят своим присутствием. Но они просто перешли через дорогу, – он прервался и показал на бар «Орхидея», – в это заведение для богатеев. Туда мы и отправились, только «Орхидея» оказалась закрыта. Мак позвонил, и голос из переговорного устройства сообщил, что у них закрыто, и он знать не знает ни о каких парнях. В итоге нам посоветовали вернуться к открытию. Мы решили, что это правильно, и, вместо того чтобы терять время на дорогу домой, пошли шататься по Уэст-Энду. Посетили Национальную портретную галерею. Ну, хорошо, осмотрели фасад Национальной портретной галереи, сидя на ступенях Сент-Мартин-ин-зе-Филдс и потягивая пиво, пока не начался дождь. Тогда мы направились в святую землю Израилеву на Шефстбери-Авеню, где ничего не имели против снабжения полуденных пьяниц жидкой пищей, ну, вы понимаете, о чем я. В результате, если прибавить к этому еще пару пинт в открывшемся в пять тридцать пабе, к «Орхидее» мы прибыли, уже будучи сильно навеселе. – Господи, откуда только взялись эти недоумки? – первое, что произнес Мак, войдя внутрь и столкнувшись с толпой молодежи в костюмах и платьях, с живописными прическами и кричащими галстуками. – Из рекламы, – ответил я, но тут к нам приблизился надменный тип и попросил следовать за ним к столику. – Все хорошо, друг, мы будем в баре, – сообщил ему Мак, быстро приземляясь на хромированный стул у стойки. Надменный тип даже не успел возразить. Пока Мак пытался завладеть вниманием бармена, я огляделся, чтобы проникнуться духом заведения. В воздухе витала «Love is a Stranger» в исполнении «The Eurythmics» [60] , и я окончательно смутился. 60 «The Eurythmics» – группа сформирована в 1980 г. вЛондоне; нью-вейв, поп/рок, синт-поп. Кто были все эти люди? Очевидно, некоторые занимались рекламой и дизайном, а ведь такой народец всегда точно знает, на что похоже сухое «мартини» и где надо покупать рубашки. А с другими я определенно мог сталкиваться в Кэмдене. Парни и девчонки, неуклюжие в своих дешевых нарядах – поношенные мохеровые костюмы, ретро-платья эпохи пятидесятых, модельные галстуки из «Марвелетт», замшевые туфли с заостренными носами из «Робота» или «Джонсона» на Кингз-Роуд. Я более или менее знал, что они здесь делают, знал, что скука, перемешанная с проклятым однообразием пост-панковских лет, выдернула их из брючно-пиджачной армии и перенесла в фантастический мир, где все парни похожи на Монтгомери Клифта, а девчонки – на Джин Себерг, и где Грейс Джонс [61] поет свою «Nightclubbing» каждую ночь в одно и то же время. 61 Грейс Джонс (Grace Jones) – наст. имя Грейс Мендоза (Grace Mendoza), род. 19 мая 1952 г. вКингстоне, Ямайка; модель, певица и актриса. Все это я понимал, однако оставался еще один вопрос: кто, черт побери, все остальные? Все эти банкиры и секретарши, законники и бухгалтеры? Кто впустил их сюда, и неужели они не понимают, что в умной машинке из проклятого коктейль-бара есть своя тонкая ирония? Они что, не читали Ролана Барта? Они не знают, что это такая шутка – оформлять звукозаписи в виде парфюмерных бутылочек и давать группам названия вроде «The British Electrical Foundation»? Неужели они не въехали? – Конечно, они не въехали, – произнес Макс, тем самым сильно смутив меня. Я осознал, что думал вслух. – Конечно, они не поняли, что это шутка. И знаешь почему? – Нет. – Потому что это не смешно. – Ты не прав, – возразил я. – Это как продолжение того, что делал Малькольм Макларен [62] . Это ситуационизм, он выставляет напоказ капиталистическое нутро. Он… – Точно, – весьма угрюмо перебил Мак. – Панк-рок. Вот что забьет последний гвоздь в гроб капитализма! Слушай, давай найдем нужного мужика и свалим из этого сортира с парикмахерской «музыкой». Я постарался собраться с мыслями и пошел к надменному официанту. 62 Малькольм МакЛарен (Malcolm MacLaren) – род. 22 января 1946 г.; ситуационист, дизайнер одежды, менеджер групп «The New York Dolls» и «The Sex Pistols». – Я бы хотел увидеть менеджера. – Что-то не так, сэр? – Нет, речь идет о парочке моих друзей. Думаю, они здесь работали. – Да? Их имена? – Ну… вы тут недавно не делали ремонт? – Что? Нет. Что-нибудь еще? – Да, – храбро ответил я. – Я сказал, что хочу видеть менеджера. – Что ж, уже увидели. На этом все и закончилось. Глухой тупик. Мы с Маком ушли, выпили еще и поняли, что никаких новых светлых идей нам не дождаться. На следующий день я вернулся на работу. Через несколько недель пару раз зашел в «Орхидею». Ничего. Прошло три месяца. По-прежнему ничего. Полиция, судя по всему, отчаялась раскрыть убийство Невилла. Росс по-прежнему скрывался от общественности. Мак продолжал появляться и исчезать, а я продолжал работать. Пока в один прекрасный день мне не позвонили. 10. ДЖЕФФ БЕРЕТ ОТПУСК В отличие от большинства аэропортов, в Афинах зона прибытия оборудована гораздо лучше, чем зона вылета. Там есть бар для диспетчеров, где после полуночи болтается местная молодежь, наблюдая за разгрузкой и погрузкой. Поэтому, пока мои попутчики пытались выяснить, как же среди ночи попасть в город, я устроился за стойкой, заказал «амстель» и нашел номер Роуз. Роуз некоторое время проработала в нашем магазине. Это было нововведением: обычно женщины не любят музыкальные магазины, теоретически потому, что ничего не знают о ранних работах Грэма Парсонса и не понимают, чем забавны «Principal Edwards Magic Theatre» или «Dr Strangely Strange» [63] . Роуз, однако, была родом из Калифорнии, поэтому она разбиралась в R&B, гитарах и прочих штуках. Тем не менее четырех месяцев шуток о Van Der Graaf Genertator ей хватило с лихвой, и она решила перейти на следующую стадию своего «вокруг мира за десятилетку или около того» турне. 63 Грэм Парсонс (Gram Parsons) – наст. имя Ингрэм Сесил Коннор III(ingram cecil connor III),род. 5 ноября 1946 г. в Нью-Хэйвене, шт. Флорида; кантри/рок. «Principal Edwards Magic Theatre» – арт-группа из Эксетерского университета; прогрессивный фолк, бритиш фолк-рок. «Dr Strangely Strange» – группа сформирована в 1967 г. в Дублине; фолк-рок, айриш-рок, психоделика. Было четыре часа утра, но Роуз сказала мне, что работает посменно, и я набрал ее рабочий телефон. – «Плака Ньюс». – Роуз. – Да? – Мадам, вас беспокоят по поводу доставки альбомов «Greenslade» [64] . Она рассмеялась, что было очень мило с ее стороны. Я сообщил ей о своем местонахождении, а она ответила, что освободится в шесть, и почему бы мне не подъехать. Можно пойти на мясной рынок, а потом завалиться к ней. Я прикончил пиво и вышел на улицу, чтобы найти автобус. Полчаса спустя, размышляя над загадкой, зачем вдоль главной дороги из аэропорта в центр Афин выстроились магазины электроприборов, причем каждый размером с футбольное поле, я сошел в Синтагме, перед изящным зданием парламента с шоколадными солдатами, и отправился по Стадио искать полученный от Роуз адрес. 64 «Greenslade» – группа сформирована в1972 г. вАнглии; прогрессивный рок, арт-рок. «Плака Дейли Ньюз» оказалась англоязычной газетой, больше нацеленной на военнослужащих США и невозвращенцев, чем на туристов. Шеф, сказала мне Роуз, был похож на Лу Гранта после передоза ЛСД и любил вставлять в середину новостей длинные цитаты из Аллена Гинзберга [65] . Работа Роуз заключалась в том, чтобы выписать за ночь как можно больше этих самых цитат. Я немного подождал в приемной, пока Роуз не закончила. Она хорошо выглядела, но почти не загорела. Роуз вообще была самой бледной из всех, кого я встречал, с угольно-черными кудрями и веснушками, что вместе с определенной массивностью объясняло, почему она провела свое калифорнийское детство в спальне у проигрывателя, а не на пляже, помогая Жанам и Динам извлекать доски для серфинга из кустов. Она уложила газеты, и мы направились к мясному рынку. 65 Аллен Гинзберг (Allen Ginsberg) (1926—1997) – род. в Ньюарке, шт. Нью-Джерси; поэт, один из лидеров «разбитого поколения» (Beat generation). Это справедливо для большинства городов: если в шесть часов утра вы хотите выпить, то вам прямая дорога на мясной рынок. Там мы уселись и, вдыхая аромат крови, потягивали «хайнекен», а Роуз рассказывала мне о газете и об островах – какие стоит посетить, а на каких слишком много воодушевленных англичан. Еще она рассказала о своей соседке по квартире, в прошлом королеве красоты с острова Гуам, а теперь барменши, влюбленной в ливанского торговца оружием. Потом Роуз спросила, что произошло в Лондоне. – Что ж, – ответил я. – Ты слышала о Невилле? – Да, – сказала она. – Да, – и состроила печальную гримасу, столь свойственную людям, когда они получают известие о смерти человека, которого едва знали. – Мерзавца поймали? Ведь это случилось… когда? Полгода назад? – Нет. То есть не поймали. Никто не… Роуз, я думаю, это моя вина. И я рассказал ей всю историю целиком. Про шантаж, про фарс на Хампстед-Хиз, про исчезновение Фрэнк и Росса, про угрозы Этериджа. – Это должен был быть я, они охотились за мной. Она рассмеялась. – Точно! Ты страшно похож на Невилла! То есть вы одинакового роста, и цвет волос у вас почти одинаковый, а если Нев был еще и без очков, они вполне могли перепутать. Почти одинаковые, верно! Разве что цвет кожи немного разный, но, наверное, они были очень заняты и не заметили, что зарезали черного. Это ведь все объясняет, как ты думаешь? Я с несчастным видом смотрел в землю, и она смягчилась. – Послушай, Джефф, он был твоим другом. Произошла ужасная, отвратительная вещь, но ты не виноват. Тот парень, Этеридж, не стал бы убивать тебя или твоего приятеля из-за какого-то мелкого недоразумения. Давай, будь реалистом! И мне полегчало. Настолько, что мы выпили еще пива, а потом поймали такси и отправились к Роуз, в Панграти, подальше от «Хилтона», в один из тех бесчисленных афинских закоулков, куда ни один турист и близко не подойдет. Я уснул на матрасе в свободной комнате, а когда проснулся, за окном уже почти стемнело. Роуз ушла, но на кухне обнаружилась странная женщина, по-видимому, Чери, полинезийская – если, конечно, Гуам в Полинезии – королева красоты. Только она не была похожа на королеву. Не то чтобы я видел кучу королев красоты, но Чери сильно отличалась от моего представления о девушках, которые расхаживают по комнате в купальниках, в то время как Терри Воган [66] отпускает шуточки насчет их походки. Да и не особо было похоже, что она приехала с острова Гуам. Высокая, с сильными, квадратными плечами, со светло-каштановыми, выгоревшими на солнце волосами и вздернутым носом. 66 Терри Воган – полн. имя Майкл Теренс Воган (Michael Terence «Terry» Wogan) – род. 10 августа 1938 г. в Лимерике, Ирландия; популярный теле – и радиоведущий на ВВС. Оказалось, она австралийка, но ее отец десять лет работал на Гуаме. А конкурс красоты стал шансом уехать подальше с захолустного атолла. Что же касается победы, она считала, что здесь немаловажную роль сыграл цвет ее кожи (она была единственной белой участницей). Тут Чери издала один из тех глубоких, неприличных смешков, которыми славятся австралийки. – Ну что ж, – сказала она, – Роуз велела присмотреть за тобой. Ей пришлось уехать на работу. Давай сходим куда-нибудь. И мы отправились в небольшое путешествие. На маленькой площади купили сувлаки [67] , воспользовались фуникулером, чтобы подняться на вершину горы Ликабеттус. Выпили на площади Колонаки, а вокруг нас колесили на мотоциклах божественно красивые люди. Чери быстро отбросила трезвость, и к моменту прибытия в бар возле Плаки, где она работала, мы оба отлично проводили время. 67 Сувлаки – греческий гамбургер. Бар оказался ошибкой. Во-первых, барменша пыталась всучить нам бесплатные коктейли, чтобы мы дуэтом исполнили «Just Another Tequila Sunrise». Во-вторых, мы начали раздражать кого-то из посетителей. Когда мы только вошли, завсегдатаи смотрели на меня как на обычного туриста, но время шло, и среди клиентов постепенно начали преобладать представители Северной Африки: ливийцы и египтяне или, может быть, тунисцы. Вернувшись после очередного посещения туалета, я попал как раз в самый разгар драки, один мужик выпихивал другого через дверь и спускал по лестнице. В другой раз за мной направился какой-то тип и спросил: – Что ты делаешь, разговаривая с Чери? – Разговариваю с Чери, – ответил я. По-моему, получилось довольно забавно. Он, однако, не засмеялся. Вернувшись в бар, я спросил у Чери, кто это был. – Черт! – сказала она. – Он друг Сэмми. Сэмми звали ее ливанского дружка, «классного парня, но немного ревнивого, если ты понимаешь, о чем я». Эта ревность действовала Чери на нервы, и она призналась мне, что собиралась послать его. Что же касается рода деятельности Сэмми: «Ну, ему нравится считать себя гангстером». И тут я понял, что благоразумие Чери было не свойственно. Следующее, что она сделала – повернулась и поцеловала меня. Я получил бы большее удовольствие, если бы не видел через ее плечо дружка Сэмми, который изобразил, что перерезает себе горло. Внезапно он оказался прямо перед нами. Оттолкнул Чери к стойке и притянул меня к себе за рубашку. – Ты не знаешь, с кем трахаешься, – сообщил он. – Ой, перестань, она совершеннолетняя, – ответил я, охваченный спиртным мазохизмом. Не успел друг Сэмми ответить, как его оттащил вышибала. И, оказавшись от него на достаточном расстоянии, я заметил, что в той руке, которая не держала меня за рубашку, приятель Сэмми сжимал нож. Чери схватила меня за руку и поволокла в женский туалет, а оттуда к пожарному выходу. Последний лестничный пролет я не прошел, а пролетел, но алкоголь защитил мое тело от ударов. Мы скрылись в лабиринте Плаки. Пять минут сворачиваний и блужданий по узеньким улочкам – и если наши преследователи не потерялись, то мы потерялись точно. Было где-то между двумя и тремя. Большинство ресторанов закрылось, бары подумывали о закрытии, а бары, маскирующиеся под публичные дома, уже отчаялись заманить в свои порталы пьяных туристов. Мы втянулись в поток, поднимающийся к Акрополю, наверное, решив, что сверху будет проще увидеть погоню. Но никто не появился, и мы немного посидели перед Акрополем, держась за руки. Потом спустились вниз, приобрели пару бутылок пива и снова вернулись на наш наблюдательный пункт. Перед рассветом Чери задремала, положив голову мне на колени, и какую-то долю секунды я ощущал, что на меня, должно быть, смотрят боги. Когда она проснулась, мы побрели вниз, мимо восстановленной Агоры и Тезеона к блошиному рынку Монастирики и станции метро. Оттуда сели на поезд к Пирею. Сэмми, сообщила Чери, был страстным и пылким, а также ревнивым и жестоким. Я сказал ей, что еду на острова, так почему бы ей не присоединиться? Круто, ответила она. Покупка билета в Пирее оказалась чрезвычайно сложной задачей. Она отняла целую вечность, и в результате мы понятия не имели, что за билеты и на какую лодку купили, а также – откуда эта лодка отходит. С другой стороны, билеты стоили очень дешево. Поэтому пришлось потратить некоторое время на расспросы каждого встречного, не знает ли он, откуда отходит лодка на Парос, и в результате Чери встретила соотечественницу-австралийку, напоминавшую человека, у которого за плечами подъем на Эверест в шортах и пересечение Атлантики на доске для серфинга. Она указала нам правильное, как мы надеялись, направление. А потом мы стали ждать. И ждать. К десяти утра стало жарко, а лодка так и не появилась. По толпе ожидающих циркулировали разные слухи, но только в одиннадцать вышел какой-то человек в униформе и сообщил, что у них проблема. – Возвращайтесь к трем. Тогда мы засели в тихой кафешке рядом с доками. Целый час пытались поддерживать беседу, однако ожидание убавило из нашего настроения свежести, и каждый погрузился в собственные думы. Начала сказываться усталость. Мы решили немного поспать по очереди. И продолжили ждать в задымленном парке, где Чери дремала, а я читал Дика Фрэнсиса [68] , приобретенного в портовом книжном киоске. 68 Дик Фрэнсис – полн. имя Ричард Стэнли Фрэнсис (Richard Stanley Francis), род. 31 октября 1920 г. в Лоурени, Южный Уэльс; потомственный жокей и писатель. К трем часам мы все вернулись на пристань. Примерно через час снова вылез парень в униформе и велел прийти к восьми. К семи я закончил Дика Фрэнсиса, а Чери начала огорчаться. Она позвонила Роуз и узнала, что Сэмми шатается около квартиры и угрожает всевозможными расправами. Роуз собиралась пару дней пожить у друзей, и ее сложившаяся ситуация отнюдь не радовала. К одиннадцати стало ясно, что никто никуда не поплывет. Мы устали, продрогли и почти не разговаривали друг с другом. Я оставил все вещи у Роуз, и Чери, конечно же, тоже. Мы решили попытать счастья с Сэмми и попробовать добыть их. Квартира находилась в цоколе блочного здания, вход со двора. Дверь была оборудована наполовину функционирующим домофоном. Посетитель мог говорить с жильцом, но не мог войти – жильцу приходилось самому спускаться к входной двери. Вместо того чтобы завалиться прямо внутрь, мы решили прибегнуть к осторожности. Один угол здания занимала пекарня-кондитерская, которая, как и положено, работала по ночам. Через нее Чери провела меня во двор, откуда можно было заглянуть в квартиру. Внутри горела лампа и четко вырисовывался чей-то силуэт. План был прост, но результативен. Я отвлеку человека в квартире, а Чери воспользуется черным ходом. Итак, я направился к входной двери и, когда ответил мужской голос, сказал, что я друг Чери, и не могли бы вы меня впустить? Не успел я произнести и половину, как услышал на другом конце домофона звук захлопывающейся двери. Похоже, Сэмми решил со мной разобраться. Я отступил в пекарню и наблюдал, как из подъезда вылетел мужчина и с криками понесся по улице за каким-то неудачливым случайным прохожим. Минуту спустя появилась Чери с нашими сумками, и мы припустили в направлении, противоположном тому, куда устремился Сэмми. Настроение немного улучшилось. Но через пару минут ходьбы вернулась усталость. Никому из нас не хотелось провести еще одну ночь в сидячем ожидании, поэтому мы сняли номер в тихом отеле поблизости от Олимпийского стадиона. Взбираясь по лестнице, мы с трудом разлепляли веки. Думаю, нас обоих удивило, что, едва закрыв дверь, мы рухнули на кровать и, сорвав с себя существенные детали одежды, занялись сексом, быстро и энергично, сверху Чери, отчаянно постанывающая. И скрежещущая зубами, когда мы оба кончили, если не совсем вместе, то, по крайней мере, один за другим. А потом мы уснули. 11. ДЖЕФФ ОТПРАВЛЯЕТСЯ ПОПЛАВАТЬ На следующее утро мы проснулись поздновато, около семи, но удача была с нами. Сегодня на Парос плыли целых две лодки. Когда мы добрались до Пирея, первая только что отчалила, зато вторая уже стояла наготове. Мы поднялись на борт и через шесть часов дремоты на палубе днем прибыли в главный порт острова, Парикию. Туда направлялось много народу. Тем летом Парос пользовался популярностью, и даже во время сиесты в портовых кафе толклись модные молодые люди в мешковатых шортах и темных очках. Следующий час мы провели в поисках комнаты. Обычно, сказала мне Чери, выстраиваются целые очереди из местных, уговаривающих снять комнату именно у них, всего за пару фунтов за ночь. Однако в Паросе нам пришлось помучиться, и в итоге дело кончилось двумя матрасами на чьей-то крыше. Быстро окунулись на городском пляже, сменили одежду и отправились осматривать островные достопримечательности. Коктейли, муссака, салат и ретсина [69] на обед, потом дискотека, где можно было поиздеваться над музыкой. В тот год нас ждал «Spandau Ballet» [70] со своим вездесущим «True», и от этого отвертеться не удалось. 69 Муссака – греческое блюдо из запеченных овощей, сыра и других ингредиентов по вкусу. Ретсина – греческое молодое белое вино, при изготовлении которого используется сосновая смола. 70 «Spandau Ballet» – группа сформирована в 1979 г. в Лондоне; R&B, нью-вейв, поп/рок. На следующий день мы поехали в Наоссу, симпатичный белый порт, обращенный к Наксосу. Не успели выйти из автобуса, как какая-то женщина предложила сдать нам виллу. Мы поблагодарили и побрели за ней вверх, к холмам, пока не добрались до простенькой чистой двухкомнатной постройки. Ближайшие четыре дня мы посвятили отпуску. У меня были еврочеки, а у Чери – время. Мы плавали, и Чери занималась виндсерфингом, а я читал; мы взяли напрокат мотоциклы, и поглотили кучу меч-рыбы, и посещали дискотеки, гораздо более пристойные здесь, в Наоссе. Ходили слухи, что все афинские диджеи погрузились на палубы и рассредоточились по островам. На пятый день, в субботу, мы преимущественно делали то же самое. Разница состояла в том, что, когда мы спустились вечером в город, везде мельтешили уличные торговцы с флаерами: Живьем и только что из Лондона! «БАР НИКО» ПРЕДСТАВЛЯЕТ сам РОСС – поет свои хиты!!!! Вход всего 1000 драхм – Эй! – тотчас оживился я. – Он из Лондона. Это может быть забавно! – А кто такой Росс? – поинтересовалась Чери, которая была скорее стакс-н-мотаунской [71] девочкой. 71 «Стакс» (Stax) – звукозаписывающая компания из Мемфиса, шт. Теннесси; просуществовала с 1959 по 1976 гг., специализировалась на соуле, фанке, блюзе. «Мотаун» (Motown) – также известна как «Тамла-Мотаун» (Tamla-Motown), звукозаписывающая компания, основанная в 1959 г. в Детройте, шт. Мичиган; специализируется на R&B, соуле и хип-хопе. – А, один парень, недавно достигший своего пятнадцатиминутного апогея славы. Но я немного знаком с ним. Понятия не имею, как его сюда занесло. Однако, я знал, как. В общих чертах. И появление Росса не стало для меня сюрпризом. Месяц назад Роуз в одном из телефонных разговоров упомянула, что слышала, будто Росс собирается на островные дискотеки, и разве это не странно? – Точно, странно, – ответил я тогда и закрыл тему. Но неделю спустя я позвонил Роуз и сказал, что решил провести отпуск в ее части света. Немного солнца, моря и семизвездочной «метаксы», ну, все такое. Итак, около полуночи мы пришли к «Нико», прямо в порт, выложили по тысяче драхм за вход (первый напиток бесплатно) и пробрались через забитый людьми клуб на открытую террасу с видом на море. Там была Фрэнк. – Вот это да, Фрэнк! – окликнул я ее. Я все еще не отказался от своей идеи быть крутым. По крайней мере, так мне думалось. На самом же деле больше бы подошло слово «испуганным». Вот что забываешь о юности – сколько времени провел в страхе, сколько вещей хотел сказать, но не осмелился. – Точно, Джефф, – ответила Фрэнк. Куда мне было тягаться с ней в крутости? – И кто же твоя подруга? – осведомилась Чери, смерив меня весьма старомодным взглядом. – О, это Фрэнк, из Лондона. Она с Россом, – добавил я и обернулся к Фрэнк. – Ведь так? – Да, – рассмеялась она. – Я с группой. – Кстати, а где же его ироническое попстарческое величество? – За сценой. – И что под этим подразумевается на такой дискотеке? Фрэнк снова рассмеялась. – Подразумевается, что он в туалете, подправляет макияж и пудрит носик. Только она ошибалась. Внезапно он оказался на террасе вместе с нами. И первое, что я подумал – как отлично он выглядит. Я никогда не видел Росса загорелее белоснежной простыни, а обесцвеченная шевелюра придавала ему сходство с Билли Айдолом [72] , которого растянули и отдали владельцам похоронного бюро. Солнце всегда было проклятием Росса. Но не успел я пошутить или вообще произнести хоть одно слово, как он сгреб меня за шею и сделал вид, что хочет сбросить в воду. 72 Билли Айдол (Billy Idol) – род. в 1955 г. в Миддлсексе, Англия; нью-вейв, поп/рок, хард-рок. – Ты, ублюдок! – воскликнул он. – Что ты сотворил с моей блестящей карьерой? – и тут Росс начал смеяться, а Фрэнк тоже вцепилась в меня, и притянула мое лицо к себе, и поцеловала. И мы втроем хохотали, а Чери взирала на нас с раздраженной улыбкой человека, оставшегося за бортом. Но потом Росс заметил ее, немного успокоился и завел беседу – и внезапно все почувствовали себя отлично. Видите ли, у меня совершенно вылетело из головы, как весело проводить время с Россом. Он обладал штукой, которой немногие могут похвастаться – стоило ему войти в комнату, как по атмосфере пробегал электрический разряд. Походы с Россом в бар всегда превращались в экспедиции. Собиралось множество народу, и это было, ну, захватывающе. Только когда он стал настоящей поп-звездой, это множество всегда состояло из сотрудников его звукозаписывающей компании, или его менеджеров, или тому подобных типов, а те из нас, кто считал себя его «настоящими друзьями», оставались в стороне и, только не стоит заострять на этом внимание, ревновали. Ночка выдалась отличная. Мы выпили на террасе, а потом пришло время поп-звезде исполнить свою работу. Перед началом шоу мы втроем пробрались к крошечной сцене, кричали и пытались упасть в обморок, когда появился Росс, подхватывали припевы. Господь свидетель, это звучало крайне забавно – Росс, пытающийся перекричать наш мощный бэк-вокал, точно он пьяный поет под «караоке»; только, конечно же, тогда еще не было «караоке». По крайней мере, за пределами Японии. Через три песни он закончил, и мы вернулись на террасу, а вместе с нами – довольный менеджер, диджей Андреас и стадо английских девочек, тараторящих что-то вроде: «Ты недостаточно красив, чтобы быть Им», «Он ниже тебя», «И кого ты пытаешься обдурить?», «Давай потанцуем?» – и тому подобное. Около двух часов утра мы вчетвером оказались на нашей вилле. Ситуация немного вышла из-под контроля – менеджер дал Россу кокаин, а еще мы выпили. Проснулся я на полу, а когда поднялся, увидел распластанных на кровати Росса и Чери. Полностью одетых. Ну, настолько, насколько это возможно летом на греческом острове. Никаких признаков Фрэнк. Я чувствовал себя отвратительно. Не просто похмелье, а полупохмелье, когда ты еще наполовину пьян, уже наполовину трезв и на сто процентов раскаиваешься. Увлеченный самобичеванием, я, однако, так и не смог вспомнить, что же я такого сотворил. Но, естественно, опасался худшего. Фрэнк сидела во дворе и читала книгу. Увидев меня, она расхохоталась. Это меня немного ошеломило, но она, по крайней мере, не убежала и не всадила в меня нож, что, судя по моим ощущениям, было не так уж маловероятно. – Как ты себя чувствуешь? – ухмыльнулась Фрэнк. – Э… все отлично, – ответил я, пытаясь выглядеть как можно безмятежнее. – О, прекрасно! – и тут она начала хихикать. Это было настолько на нее непохоже, что я сдался. – Господь всемогущий! – сказал я. – Что я натворил? Оказалось, все не так уж плохо. По-видимому, большую часть вечера я изображал из себя отъявленного шутника – когда не путался в собственных ногах и не пытался выйти из комнаты через окно. Зато я хотя бы не отправился купаться и не утонул. Если верить Фрэнк, между тупым пьяницей и спящим пьяницей лишь ненадолго вклинился злобный пьяница – я толкнул речь о превосходстве госпела над всем тем попсовым дерьмом, что производит Росс – но, не успев полезть в драку, упал на пол и захрапел. Что же касается сентиментального пьяницы, боюсь, в него я превратился утром. Новости о том, что я был скорее слегка смешон, чем отвратительно непереносим, так и не смогли поднять мне настроение. Неожиданно, сидя рядом с Фрэнк в лучах утреннего солнца, напевая «The Golden Time of Day» [73] , с чашкой «Нескафе» в руках, я понял, что плачу. И сразу же понял, почему. Дело было в мелодии. Фрэнки Беверли и «Maze». Невилл любил слушать ее в магазине, он называл их последней настоящей соул-группой Америки. А теперь он мертв. – Джефф, – смущенно произнесла Фрэнк. Она терпеть не могла такие вещи, ненавидела беспричинную демонстрацию эмоций, не любила чувствовать ответственность за настроение людей. Как, впрочем, и я. – В чем дело? 73 «The Golden Time of Day» – песня группы «Maze» (сформирована Фрэнком Беверли (Frankie Beverly) в 1976 г. в Филадельфии; фанк, соул, урбан. – Ни в чем, – ответил я. – Я, пожалуй, пройдусь. Я взял мой «Уолкмэн», «Уолкмен Один», плеер, в придачу к которому вам приходится приобретать еще и пару носильщиков: одного для самого агрегата, другого для бесконечного запаса батареек. Но когда я его купил, он считался крутым. Я спустился в город, слушая Джила Скотта Херона и «The Valentine Brothers» [74] . Братство панков. Мне нравилось социально сознательная черная музыка. В Наоссе я остановился на площади, купил колу и немного посидел на солнышке. Прямо передо мной возвышался киоск, где продавали сладости, газеты и сигареты, а еще оттуда можно было позвонить. Пара немцев звонили домой, и, когда они закончили, я решил последовать их примеру. 74 Джил Скотт Херон (Gil Scott Heron) – род. 1 апреля 1949 г. в Чикаго, шт. Иллинойс; фьюжн, фолк-джаз. «The Valentine Brothers» – группа сформирована в 1977 г. в Коламбусе, шт. Огайо; соул. Я позвонил Шону в магазин. – Джефф! Боже мой, что ты там делаешь? Пытаешься развязать новую войну? – О, – сказал я. – Роуз тебе сообщила, да? – Да, а еще, слушай, сюда заходил какой-то твой друг, зовут Мак, говорит, должен что-то тебе сообщить. Насчет Невилла. – Мак. Ты уверен? Здоровый такой парень? Манчестер? Он оставил телефон? Конечно же, не оставлял. Я сказал «спасибо» и «увидимся на следующей неделе», а потом вернулся к своей коле. Только я закончил, как появился автобус, едущий на пляжи на той стороне острова. Движимый непоследовательностью похмелья, я вскочил в него и провел остаток дня, неумело, но энергично рассекая волны. После этого заказал салат и пиво в пляжной забегаловке – и хотя бы наполовину почувствовал себя человеком. Я сел на обратный автобус, а когда взобрался на холмы, там все оставалось по-прежнему, разве что Росс и Чери присоединились к Фрэнк во дворе, а «Нескафе» уступил место бутылке белого «бутари». – Росс, – позвал я, – у меня к тебе разговор. – Да? – Насчет Этериджа. – О'кей, – ответил он. Затем повернулся к Чери и Фрэнк: – Слушайте, девчонки, мы с Джеффом прогуляемся немного. Встретимся на дискотеке, около девяти. Так вот что такое харизма, подумал я, глядя, как Росс называет пару отъявленных феминисток «девчонками» – и ему это сходит с рук. В общем, мы пошли гулять и начали беседу. Об Этеридже. К этому моменту я убедился, что какие бы грязные дела ни проворачивались, Росс в этом не участвовал. Но Этеридж – другое дело. Да, инцидент на пустоши получился весьма неприглядный. И мы с Фрэнк и Маком поступили глупо и некрасиво, и я знал об этом с самого начала. А поступки Этериджа в ту ночь вполне укладывались в рамки поведения менеджера в подобной ситуации. Только смерть Невилла – это уже не шутки. И я хотел знать, мог ли Этеридж приложить к этому руку. Я надеялся, что Росс в курсе. Более или менее. То есть я вовсе не был уверен, что хочу услышать от Росса: «Да, да, Этеридж – безжалостный псих, он запросто мог убить твоего друга». Как бы там ни было, он сказал совсем другое. Он оказался вторым человеком за сегодняшний день, кто смеялся надо мной. – Этеридж! – произнес Росс, отдышавшись. – Приятель, Этеридж не гангстер, он хренов интеллектуал! Сильно сказано для человека, которого музыкальная пресса именует «умнейшей поп-звездой», но все-таки. А Росс продолжал расписывать Этериджа как слегка неуклюжего, безумного профессора, обеспечившего взлет своего протеже скорее благодаря удаче, нежели расчету. А точнее, скорее благодаря деятельному таланту Росса, нежели этериджевской деловой проницательности. – А как насчет парней с бейсбольными битами на пустоши? – поинтересовался я. – Его друзья из Защитной лиги юных структуралистов? – Вряд ли, – ответил Росс и посмотрел на меня. – Тогда все в порядке, – отозвался я. – Слушай, мне действительно очень жаль. Росс замахал руками, предлагая мне заткнуться. Как молоды мы тогда были! Россу, на которого я смотрел как на мировую знаменитость, едва исполнилось двадцать пять. А в двадцать пять нет времени на извинения, объяснения или тому подобные сантименты. Он даже слушать не стал о моих промямленных сожалениях, просто сказал: – Слушай, не беспокойся насчет Этериджа. Он только пытается следить за моими интересами, а это тяжелая работа. Но всего лишь работа. В общем, я ему поверил, и мы сменили тему, расположились в баре с окнами на рыбацкую пристань. Взяли пива и болтали о том о сем, о старых добрых временах. Мы, молодежь, чувствовали себя настоящими панк-ветеранами. Мне казалась, что это был определяющий период, который направил всю мою жизнь. То, что в итоге я оказался в магазине подержанных звукозаписей, не имело значения. Мир по-прежнему делился на тех, кто видел «The Clash» в 77-м и «The Mekons» [75] в 79-м, и тех, кто не видел. Полагаю, быть экс-панком – это все равно, что быть масоном. 75 «The Mekons» – группа сформирована в 1976 г. в Лидсе, Англия; панк, пост-панк, колледж-рок. Потом мы говорили о записях. В конце концов, если, работая в магазине записей, вы в чем-то и разбираетесь, так это в записях. Поэтому я вещал о Чико Фримене, и сестричках Лиджаду [76] , и обо всем прочем, что, как надеялся, могло произвести впечатление на Росса. А он рассказал мне о тех, с кем собирается работать над следующим альбомом, и был рад, что я о них слышал. А после появились Фрэнк и Чери, и мы снова отправились на дискотеку, и снова началась суета вокруг Росса. Потом, когда он пел, я вышел подышать свежим воздухом и увидел печальную Фрэнк, сидящую на чем-то вроде бухты каната. 76 Чико Фримен (Chico Freeman) – род. в 1949 г. в Чикаго, шт. Иллинойс; пост-боп, афро-кубинский джаз, авангардный джаз. Сестрички Лиджаду (The Lijadu Sisters) – Кеханди и Танву Лиджаду (Kehinde and Taiwo Lijadu), певицы-близнецы из Нигерии; апала, афро-бит, африканский фолк. – Где Чери? – спросила она. – Смотрит на звезду. – Ах, да, – сказала Фрэнк. – И как я сама не догадалась. Я всегда отличался бестолковостью и никогда не мог распознать ревность. Но тут Фрэнк просияла и предложила: – Слушай, давай потанцуем! И мы так и сделали, только ее печаль развеяла мое прежнее настроение, и я понял, что пора домой. В ту ночь Фрэнк с Россом отправились ночевать к себе, а мы с Чери вернулись на виллу, и я сказал, что уезжаю завтра утром. – О'кей, – ответила Чери. – Не возражаешь, если я еще немного здесь поболтаюсь? 12. ДЖЕФФ ВСТУПАЕТ В ПОЛИТИЧЕСКУЮ ДИСКУССИЮ Мак появился лишь неделю спустя после моего возвращения. Я сидел за прилавком и, потягивая третью или четвертую чашку чая, болтал с Джеки, которая заменила Невилла. Джеки представляла собой продукт Шоновой новой политики набора персонала Когда я устраивался на работу, мне пришлось ответить на тест из ста вопросов, чтобы доказать, что я знаю, кто выпускал синглы Литтл Ричарда и могу поименно перечислить всех бэк-вокалистов из «The Incredible String Band», а также состав оркестра, аккомпанировавшего Элвису Костелло [77] в «My Aim is True». И тому подобное. 77 Литтл Ричард (Little Richard) – род. 5 декабря 1935 г. в Маконе, шт. Джорджия; R&B, рок-н-ролл, блэк-госпел. «The Incredible String Band» – группа сформирована в 1965 г. в Глазго; эйсид-фолк, фолк-рок, психоделика. Элвис Костелло (Elvis Costello) – род. в 1954 г. в Ливерпуле; панк, нью-вейв, поп/рок. Одновременно со мной Шон нанял еще одного парня. Он получил высшую оценку, знал все, даже то, чего ни один нормальный человек знать не может. Только вот считать он не умел. За месяц лишил магазин пары сотен фунтов, раздавая сдачу. И, полагаю, именно поэтому здесь оказалась Джеки. Шон усвоил урок. Пару лет Джеки проработала в «Нашей цене» и умела считать, писать и расставлять записи в нужном порядке. «Откровенно говоря, – поделился со мной Шон, – мне плевать, знает ли она, кто играл на саксофоне в «Blue Afternoon» Тима Бакли [78] ». 78 Тим Бакли (Tim Buckley) (1947—1975) – род. в Вашингтоне, округ Колумбия; фолк-джаз, фолк-рок, джаз-рок. – Отлично, – сказал я, чувствуя легкую обиду и все же понимая, что он абсолютно прав. Особенно здесь, в Уэст-Энде. Знатоки у нас появлялись редко, мы больше специализировались на заманивании внутрь туристов и выпроваживании наружу алкашей. Коллекционные же штуки обычно продавали дилерам, а они о музыке не говорили. Они спорили только о цене. Итак, мы болтали. О политике. Джеки состояла в Социалистической рабочей партии и была решительной активисткой. В субботу НФ [79] собирается в Тоттенхэме, сообщила она мне, ты должен туда прийти. 79 Социалистическая рабочая партия (СРП; The Socialist Workers Party, SWP) – крупнейшая крайне левая британская партия, «революционные социалисты». НФ – Национальный фронт (The National Front, NF) – британское объединение фашистских группировок. – Зачем? – спросил я. – Чтобы дать им шанс пролезть в газеты? Да бросьте вы их. Джеки тут же обозвала меня членоголовым мещанином, которому наплевать на все увеличивающееся число расистских нападений в нашем районе, и заявила, что, может быть, именно из-за меня погиб мой друг. У меня возник большой соблазн согласиться с ней. В глубине души я по-прежнему считал, что Невилл умер по моей вине. Скорее по привычке я начал спорить, но мои слова о том, что рост расизма всего лишь указывает на безнадежную слабость крайне правых и что теперь все их надежды на успех на выборах пойдут к чертям собачьим, не произвели на Джеки ни малейшего впечатления. – Чертова Тэтчер, – повторил я неоднократно слышанную мной фразу. – Тэтчер запудрила им мозги. Именно в этот момент, только дискуссия начала разворачиваться в полную силу, вошел Мак. – Неплохой загар, приятель! – кивнул он мне и бросил на прилавок сумку. Потом обратился к Джеки: – Все хорошо, детка? – Все хорошо, Мак. – Значит, вы знакомы? Они уже встречались. Мак заходил раньше в поисках меня и дружески поболтал с Джеки, как и со всеми другими встреченными им женщинами – он болтал со всеми без разбору, и даже дамам с нетрадиционными наклонностями вроде Джеки, было тяжело не поддаться его обаянию. По крайней мере, так я подумал, глядя на адресованную Маку улыбку Джеки. Сам Мак, однако, ничего не заметил, он опустошал свою сумку. На прилавке возникли сорок копий сольника одного из «Duran Duran» [80] . – Что случилось? – спросил я. – Что, записывающая компания заплатила тебе за расчистку помещений? – Нет, парень, с альбомами все в порядке, – тут он запнулся. – Не, все отлично. По фунту за каждый, всего сорок. – Господи, Мак! – сказал я и начал проверять, нет ли на записях промо-стикеров. Если нет, я всегда могу вернуть их оптовику и получить деньги обратно. Стикеры отсутствовали. Это не были промо. Сюрприз, сюрприз! 80 «Duran Duran» – группа сформирована в 1978 г. в Бирмингеме, Англия; нью-вейв, поп/рок, данс-поп. Я достал из кассы сорок фунтов, отдал их Маку и попросил Джеки немного присмотреть за магазином. – Пойдем, – сказал я Маку, – выпьем. Он начал было возражать, но потом быстро согласился, и мы направились в «Горностаево гнездо». – Ты в доле – или тебе нужны все сорок фунтов? – язвительно осведомился я, отлично зная, для чего Маку деньги. У этих личностей с сумками, набитыми записями сомнительного происхождения, всегда на уме круглые числа. И, как ни странно, многие цены на незаконные вещества также представляют собой круглые числа. Я, например, еще никогда не слышал про суммы вроде семи фунтов сорока девяти пенсов. Быть может, среднестатистический наркоман просто не в состоянии воспринять такую штуку, как сдача. Большинству посетителей я спускал это с рук – в конце концов, их дело. Но я злился на Мака-самоубийцу, злился на себя, который мог просто промолчать и равнодушно наблюдать за его смертью. Если бы я немного пошевелил мозгами, то понял бы, что только адреналин удерживал Мака от наркоты – и тогда я забил бы на Грецию и отправил туда Мака. Мак тоже злился. – Иди к черту, приятель, я не просил тебя о выпивке! Вот ты и покупай! Так я и сделал, и мы уселись. И я извинился, а еще сказал, что мне очень жаль, что он снова подсел. А он ответил: – Что-нибудь еще? – и потом: – О, черт, я же не сказал тебе об Этеридже! – Что? – Я видел его. – Где? – Где? В том-то вся и штука, где я его видел! Пару недель назад я искал, где бы купить дури. Моего обычного поставщика только что арестовали и упрятали за решетку. Так что пришлось поспрашивать. Один знакомый отправил меня в тот паб, за Кентиш-Таун. В итоге я оказался в квартире в муниципальном здании, где парень ждал посыльного. И когда посыльный появился, я не мог поверить своим глазам: это был тот гаденыш, которому я заехал ломом на пустоши. Он меня не узнал, но я-то его запомнил. – А Этеридж тоже был там? – Нет-нет, его там не было. Тогда я решил то же, что и ты сейчас: мужик просто используется как гора мяса. Наемный хулиган. Но около недели назад, субботним вечером, я зашел в «У Сэма». Там я подцепил шикарную киску, мы немного поговорили, и она пригласила меня с собой на встречу с друзьями. Мы погрузились в тачку, которую ей подарил папаша, и поехали в Челси, на Кингз-Роуд. Оказалось, что один из этих друзей любит старомодные развлечения вроде кислоты. И тут киска спрашивает у меня: «Ты когда-нибудь охотился на драконов, Мак?» «Кто, я? Никогда», – отвечаю я, справляя малую нужду, но она совершенно серьезна. «Это что-то безумное, – говорит, – безумное и… ой, смотри, там Денни!» Не нужно быть чертовой ищейкой, чтобы догадаться, что Денни – это дилер, и они такие хорошие друзья с мисс Камиллой и маленьким лордом Джастином, да и со всеми остальными пидорами. Однако, как ты понимаешь, я не сказал «нет», и Камилла, побеседовав с Денни, возвращается и говорит: «Смотри, что я достала, Мак, ну разве я не умная девочка?» – и так далее. Старая история, старая песня. Но знаешь, с кем трепался этот Денни? – С Этериджем? – предположил я. – Ага, – ответил Мак, и что-то в его голосе задело меня. Он был зол. По-моему, я никогда раньше не видел Мака злым. Даже во время драки на пустоши он не злился. Честно говоря, он искренне наслаждался собой. Но сейчас он был зол. Затем Мак поднялся. – Слушай, мне надо бежать. Я загляну попозже. Отлично. Разложи все по полочкам. «Разложить по полочкам что?» – удивился я, но побрел обратно в магазин, где меня поджидали возобновление политической дискуссии и шанс продать стопку альбомов «Budgie» [81] польскому студенту, подрабатывающему на стройке по соседству. 81 «Budgie» – группа сформирована в 1968 г. в Кардиффе, Уэльс; хард-рок, хеви-метал, бритиш-метал. – Дома это стоило бы сотню баксов! – сообщил он мне. Я знал причину. Это был рок-н-ролльный городской миф, история «Budgie». Случилось так, что однажды, в начале семидесятых, единственный польский рок-диджей приехал в Англию – и увидел «Budgie», этих легендарных валлийских хард-рокеров второго дивизиона, в действии. Он привез домой несколько их альбомов. И в то время только на его шоу юные поляки могли насладиться настоящим роком. Целое поколение выросло под впечатлением, что «Budgie» стоят наравне с «The Beatles» и «The Stones». Всегда приятно подтвердить легенду, и я был так доволен, что сделал студенту бешеную скидку, а он в ответ предложил мне остановиться у него, когда я в следующий раз окажусь в Варшаве. Так прошел день. В результате, будучи в приподнятом настроении, я пришел домой – и обнаружил на ступенях спящего Мака. Я потряс его, но безрезультатно. Вошел внутрь, принял душ, достал из холодильника пару бутылок пива, вернулся на лестницу и сидел там, наслаждаясь лучами вечернего солнца и читая «NME». Через некоторое время Мак зашевелился. – Боже, – пробормотал он, – впусти меня внутрь! Мне нужна твоя ванна. Сорок пять минут спустя он выполз наружу, немного поболтал об Этеридже и о том, что героиновых дилеров надо отстреливать при рождении, а потом рухнул без сознания на софу. Неделя выдалась отвратительной. Мак все время болтался поблизости, и мне казалось, будто я живу в римейке «Человека с золотой рукой» [82] , в роли Ким Новак. Мак хотел завязать с героином, я хотел, чтобы Мак завязал с героином, но его тело не соглашалось. На следующий день, во вторник, он сделал над собой гигантское усилие. Когда я вернулся с работы, Мак сказал, что весь день был чист, и настоял на походе в паб. Но его точно муравьи кусали, он бродил между автоматом с соком, музыкальным ящиком и столом для пула и не мог поддерживать разговор дольше минуты. Мы ушли задолго до закрытия, а ночью я несколько раз просыпался – и все время слышал, что он не может уснуть. На следующий день, когда я пришел домой, Мака не было. Он появился чуть позже, облаченный в огромное не по сезону пальто, и надолго исчез в ванной. Я не стал его беспокоить и отправился в «Кормовую рубку» на Кэмденский джазовый фестиваль, чтобы посмотреть на Лестера Боуи [83] . 82 «Человек с золотой рукой» («The man with the Golden Arm») – фильм снят Отто Премингером в 1955 г. по роману Нельсона Элгрина; главный герой – опытный вор и наркоман. 83 Лестер Боуи (Lester Bowie) – род. 11 октября 1941 г. в Фредерике, шт. Мэриленд; джаз-поп, пост-боп, фри-фанк. В четверг были выборы. Майкл Фут имел все шансы выбить из седла блаженного победителя с Фолклендов. Ха-ха. После работы я отправился выпить с ребятами из кэмденского магазина, что закончилось вечеринкой «beat the blues» в общественном центре возле Ньюингтон-Грин, где множество народу не в такт отплясывало под Джеймса Брауна и Ли Перри [84] . Когда я добрался до дома, было три часа утра, мужик из Хампстеда в шерстяном пальто и очках давно проиграл, а Мак валялся перед телевизором и смотрел «Комнату наверху» [85] , тот очаровательно-циничный кусок с составлением расписания. 84 Джеймс Браун (James Brown) – род. 3 мая 1933 г. в Барнвелле, шт. Южная Каролина; R&B, фанк, соул. Ли Перри (Lee Perry) – род. в 1936 г. в Сен-Мэри, Ямайка; даб, рок-стэди, рутс-регги. 85 «Комната наверху» («Room at the Top») – фильм снят Джеком Клейтоном в 1959 г. по роману Джона Брэйна; главный герой – рабочий английской фабрики, по ночам посещающий театральный кружок. Мак был подавлен, не результатами выборов, а самим собой. У него не было денег, а на загривке восседала отвратительная обезьяна. В тот день он чуть не попался, когда запихивал в свое огромное пальто бутылки с шампанским, и его самомнение жестоко пострадало. – Даже не могу нормально воровать! – мрачно сообщил он. На следующее утро я пришел на работу поздно. Джеки ждала перед магазином. Вид у нее был разъяренный. – А что, разве Шон еще не дал тебе ключи? – Нет, черт побери, и ты это прекрасно знаешь! – Извини, извини. Поздно лег вчера, отмечал победу доблестного королевского воина, – сказал я и увернулся от не такой уж шутливой оплеухи. – Да ладно тебе! Ты должна радоваться! Это, несомненно, только ускорит падение мирового капитализма. А победа меньшевистского щенка Фута лишь отвлекла бы пролетариат от пробуждения к реалиям классовой борьбы! – Заткнись и приготовь чай! – огрызнулась Джеки. Печально, что стоит только начать обсуждать угрозу мировой революции, как у троцкистов напрочь пропадает чувство юмора. Итак, мы приготовили чай и уселись, а около половины одиннадцатого вошел парень в оранжевом джемпере и бордовых мешковатых штанах, с деревянным амулетом на шее. Он притащил кучу записей. Подобное происходит где-то раз в месяц – оранжевая распродажа. И таких посетителей я обдираю без особых угрызений совести. Этим несчастным их тантрический Бхагаван Раджниш велит освободиться ото всех мирских благ, дабы они могли прийти к нему, и жить с ним, и заниматься сексом, а еще отдать ему все свои деньги. И потому они приходят сюда, в основном с весьма интересными коллекциями записей – у ищущих духовного просветления почти наверняка обнаруживается старый редкий альбом «Dead» или ворох импульсовских записей Колтрейна. Сегодняшний представитель явно отдавал предпочтение «Santana» и «Mahavishnu Orchestra» [86] , но у него нашлось множество рок-штучек – «Steely Dan», Джони Митчелл, очередной чертов Боб Дилан – и он был счастлив полученным за них смехотворным деньгам. Несомненно, я вел себя не вполне адекватно, только в этих ищущих духовного роста меня всегда что-то отталкивало. 86 «Dead» (полное название «Grateful Dead») – группа сформирована в 1965 г. в Сан-Франциско, шт. Калифорния; фолк-рок, джем-бэндс, элбум-рок. «Импульсовские записи Колтрейна» – «Impulse! Records» – звукозаписывающая компания в Нью-Йорке; Колтрейн (полное имя Джон Уильям Колтрейн, John William Coltrane) (1926—1967) – род. в Гамлете, шт. Сев. Каролина, хард-боп, пост-боп, фри-джаз. «Santana» – группа сформирована в 1966 г. в Сан-Франциско, шт. Калифорния; фьюжн, поп/рок, хард-рок. «Mahavishnu Orchestra» – группа сформирована в 1971 г. английским музыкантом Джоном Маклафлином (John McLaughlin), серьезно увлекавшимся индуизмом; фьюжн, пост-боп, джаз-рок. Джеки же, что неудивительно, вообще с ними не общалась. Буржуазная мразь с отклонениями, вот как она их называла. Поэтому мы помирились, и она немного рассказала мне о своей домашней жизни. Оказалось, у нее проблемы с подругой, Кейт. Джеки подозревала, что Кейт ее использует. – Что ты имеешь в виду под использованием? – Я имею в виду, что я ее по-настоящему не интересую. Ей просто нравится сама идея. – Идея чего? – Ну, ты понимаешь… – А, то есть, ее интересует только твое тело? Один взгляд на лицо Джеки – и я понял, что попал в точку. Постепенно история выплыла наружу. Кейт тоже состояла в СРП. А как же иначе? Челны СРП – имеющие гораздо больше общего с искателями духовного просветления, чем им хотелось бы – могли выходить в свет только в сопровождении соратников по партии. Джеки же теперь была не только лесбиянкой, а еще и представителем рабочего класса, что придавало ей веса. Кроме того, она состояла в комитете Лесбийской домовой ассоциации, владеющей несколькими большими домами в Дальстоне. Эта Кейт, которой исполнилось двадцать три и которая только что закончила Суссекский университет, не соглашалась выходить с Джеки, пока та не попросит включить ее в домовую ассоциацию. Джеки была увлечена, поэтому согласилась. Так Кейт получила собственную комнату и – неожиданно – собственную личную жизнь. А теперь ходили слухи, что она завела себе новую подружку. Я не знал, что сказать. На дворе были те времена, когда еще существовал этикет. Сегодня я бы, не задумываясь, выдал, что, на мой взгляд, Кейт – всего-навсего коварная сучка, готовая на все, чтобы получить желаемое. Тогда же мне, мужчине, чтобы оговорить Кейт, женщину, даже лесбиянку, потребовался бы весь такт очень тактичного человека. Больше такта, чем я мог себе позволить. Поэтому я решил ограничиться избитыми фразами и притвориться, будто мне не все равно. Что и сделал. А Джеки, кажется, радовалась, что поделилась со мной. Почти предав свою партию, она сказала, что с ними не всегда легко обсуждать такие вещи. После работы мы зашли в индийское вегетарианское кафе за углом, ели самосас и дозас, а потом прошлись до автобусной остановки на Чаринг-Кросс-Роуд, где встретили двух парней из соседнего магазинчика, торговавшего одеждой пятидесятых, которые заявили, что «мы обязательно должны пойти с ними в этот потрясающий клуб». Вот почему около полуночи мы оказались втиснутыми на обитое красным бархатом сиденье возле пианино, явно сохранившегося еще с сороковых годов, в клубе на Фрит-Стрит. Рядом с пианино стояла личность неопределенного пола в вечернем платье и пела – должен признаться, мне казалось, что у меня галлюцинации – классические песни кокни-мьюзик-холла голосом Марлен Дитрих. Я помню, там было «Maybe It's Because I'm a Londoner». А еще, особенно выразительно, «Walking Down The Strand». Вот что он/она пело, а остальные ревели «Have a Banana». Остальные представляли собой дикую смесь из пожилых сердцеедок, юных сердцеедок и людей, похожих на модных студентов из Сент-Мартинза за углом. Джеки истерически хохотала. – Боже мой, – простонала она, – если бы мама с папой это видели! Оказалось, Джеки была истинной кокни, из тех, что сейчас сохранились только в новых городах Эссекса. Ее родители жили в Степни и переехали в Биллерикэй, когда Джеки исполнилось три. Большую часть своего детства она провела, нанося визиты разнообразным тетушкам и дядюшкам и потягивая лимонад в забегаловках, где оркестр из органа и барабанов наяривал «Выкати бочку», пока коровы не возвращались домой. В ту ночь коровы собрались домой около часу, когда мы вывалились в ночной Сохо и чуть не свалились под колеса такси. Я поступил как джентльмен, и Джеки, неуклюже поцеловав меня в щеку, поехала к себе. Я же перешел через Чаринг-Кросс-Роуд, чтобы сесть на ночной автобус до Кэмдена. Посмотрел на расписание на остановке и понял, что ждать еще полчаса. Тогда я направился на Лейчестер-Сквер, в круглосуточную кофейню, чтобы купить «эспрессо». Внутри мельтешили соратники по клубу. Я столкнулся со стоящей передо мной в очереди девушкой, у которой, похоже, были проблемы с равновесием, и она, обернувшись, сказала мне «привет». Я ответил «привет», а на моем лице расплылась та особая усмешка, которую подсознание приберегает специально для подобных случаев, когда с вами здоровается совершенно незнакомый нетрезвый человек. К счастью, на этот раз смущение оказалось обоюдным. – Слушай, – слегка заплетающимся языком пробормотала она, – точно знаю, что где-то тебя видела, только не помню где. Как тебя зовут? – Джефф, – сказал я, и внимательно посмотрел на нее, а она на меня. И внезапно мы оба вспомнили, и она смущенно отвернулась, потому что я узнал в ней секретаршу Этериджа, ту, что выбежала из офиса в слезах. – Мэнда, – произнес я. – Тебя ведь так зовут, да? – Да, – ответила она и, очевидно, расхрабрившись после выпивки, заявила: – Ты ведь друг этого сраного Этериджа, верно? – Нет, – возразил я. – Едва ли. – А. Ну, если когда-нибудь встретишь этого костлявого проклятого барыжащего коксом говнюка, двинь ему от меня, ладно? – Что? – Двинь ему, – повторила она. – Ну, типа вот так, – и с удивительным для столь массивной и пьяной женщины проворством махнула ногой в дюйме от моего носа. – Нет уж, – я нервно отшатнулся. – Ты сказала, наркоговнюка? – Ага. Хочешь купить чего-нибудь? – Не совсем, – ответил я и, смерив ее своим лучшим серьезным трехутренним взглядом, поинтересовался, не желает ли она выпить со мной кофе. – Не-а, – ответила Мэнда. – Мне надо идти, – и кивнула на толпу взъерошенных модных девиц возле двери. – Тогда просто скажи, почему он ударил тебя? – О, Господи, – вздохнула она. – Понятия не имею. Потому что я перепутала посылки. Или не приехал курьер. Или не позвонил его гангстерский дружок из Сохо. Откуда же мне помнить, он вечно из-за чего-то ярился. Однако тот раз был последним. Счастливо! И она ушла. Я вернулся на Чаринг-Кросс-Роуд, сел на автобус, а когда уже собирался рухнуть на кровать, зазвонил телефон. – Да? – спросил я, поеживаясь от мрачного предчувствия, которое всегда возникает, если кто-то звонит в четыре утра. – Это я, – тонким голоском отозвался Мак. – Слушай, я в участке. Кентиш-Таун. Он сказал, что его обвиняют в ночной краже со взломом и «прочем дерьме». И дал телефон своих манчестерских адвокатов, которые «знали, что делать». Чего нельзя было сказать обо мне. Я позвонил в полицию, где мне посоветовали отвалить и подождать до утра. В семь часов, почти не сомкнув глаз, я набрал манчестерский номер и связался с адвокатом – ранней пташкой, согласившейся взять дело. Весьма вероятно, что Маку предъявят обвинение и выпустят, если он сообщит свой адрес. Я предложил воспользоваться моим, и адвокат решил, что это сойдет. Кроме того, он собирался позвонить лондонскому адвокату, чтобы тот занялся судом. Итак, в одиннадцать утра мы сидели на скамейке в Хампстедском городском суде. Мы – это я, Мак и адвокат по имени Прайя. Мак напропалую флиртовал с Прайей, но его мысли явно витали где-то далеко. Возможно, он удивлялся, как можно быть настолько тупым, чтобы не заметить, что прямо рядом с музыкальным магазином на Кентиш-Таун-Роуд находится полицейский участок. Зато, сказала Прайя, это означает, что к моменту появления полиции Мак ничего не успел украсть. Может, удастся отделаться умышленным нанесением ущерба. С другой стороны, с таким, хм, послужным списком, продолжила она, не стоит надеяться на лучшее. В общем, Прайя хотела сообщить Маку, что его ждет тюрьма. 13. ДЖЕФФ ИДЕТ В НОЧНОЙ КЛУБ Следующая неделя выдалась весьма странной. Для начала Маку позвонила его бывшая подружка из Манчестера и сообщила, что пришел чек. Пять сотен фунтов из Германии. Из которых большая часть, естественно, пошла на наркотики. «Господи, Джефф, – сказал Мак. – У меня будет куча времени, чтобы завязать, когда меня посадят». Но уберите из жизни джанки необходимость воровать – и он сможет существовать, как и любой другой нормальный человек. Поэтому с Маком проблем не было. Проблема была в том, что его подозрения относительно Этериджа превратились в настоящую манию. Мне казалось, что он придумал целую теорию, убедил себя, что Этеридж – наркодилер и, соответственно, виноват в его, Мака, зависимости. А поскольку Этеридж также являлся менеджером группы, он мог нести ответственность и за неудачи Мака в музыкальном бизнесе. В четверг я купил выпуск «Фейс». Обложка призывала нас, знатоков, отринуть костюмы и расписанные вручную галстуки и погрузиться в мир драных «левисов» и белых футболок а ля Марлон Брандо. Внутри же скрывалась коротенькая заметка об открывшемся недавно лондонском ночном клубе. «Бахус», восторженно повествовал журнал, представляет собой дискотеку тысячелетия – два танц-пола, три бара, в том числе и VIP-зал для знаменитостей. Коктейли и первоклассная еда, мамба, рэп и технопоп – вечный карнавал. Ну-ну, подумал я, а потом посмотрел, что за импресарио стояли за этой райской дырой. Главного звали Рики Рикардо, и перед тем как стать универсальной звездой неоромантики и клубным промоутером, он записал парочку хитов с суррогатной сальса-группой. А его партнером был не кто иной, как Этеридж. Также в статье упоминался адрес, Сент-Мартинз-Лейн. Мне хватило десяти секунд, чтобы сообразить, что именно дотуда мы проследили коварных строителей-убийц. Мак пребывал на седьмом небе от счастья. – Слушай! – воскликнул он. – Это же чертовски все доказывает, верно? – Нет, неверно, – возразил я. – Это чертовски доказывает исключительно то, что чертова «Орхидея» сменила чертовых владельцев. – Чушь собачья! Мы идем туда! Я не видел в его идее никакого смысла, но Мак настаивал. И в пятницу вечером мы отправились в «Бахус». Я, Мак, а еще Джеки, желавшая продемонстрировать Кейт, что у нее тоже есть своя личная жизнь, и Сэм, приглашенная Маком преимущественно для того, чтобы пройти внутрь. Когда я увидел вышибалу, меня чуть удар не хватил. Это был тот самый парень, которому Мак заехал ломом на пустоши. Но если он и узнал своего обидчика, то ничем этого не выдал – быть может, его ошеломило упорство Сэм, громогласно утверждавшей, что ее приглашение на двух персон вообще-то действительно на четырех. Он удивительно легко сдался; правда, войдя внутрь и ознакомившись с ценами на выпивку, мы сообразили, что такому заведению навряд ли нужна плата за вход. Итак, заплатив за четыре бутылки пива восемь фунтов, мы решили немного осмотреться. Прошли по краю танц-пола, где диджей крутил вездесущего Джеймса Брауна, и обнаружили еще два бара и джазо-сальсовый танц-пол, а кроме того, узнали, что, вернувшись к выходу и поднявшись по винтовой лесенке, можно попасть в VIP-бар. По крайней мере, вместе с Сэм. VIP-бар оказался сумрачным подобием берлинского коктейль-бара тридцатых годов. Пегги Ли [87] тихо пела свою «Is That All There Is», а кучка типов из музыкального бизнеса, явно до сих пор не усвоивших, что все эти мешковатые костюмы и кричащие галстуки уже вышли из моды, беседовали друг с другом или пялились вниз, на пролетариат. Сэм моментально заметила какого-то музыканта из бристольской богемы и скрылась. Мак, оглядевшись, сообщил, что отправляется в туалет. Мы с Джеки спустились вниз, потанцевали под «Long Hot Summer» в исполнении «Style Council» [88] , вернулись обратно и успели выпить еще по полбутылки «стеллы», когда объявился Мак. 87 Пегги Ли (Peggy Lee) (1920—2002) – род. в Джеймстауне, шт. Сев. Дакота; поп, свинг. 88 «Style Council» – группа сформирована Полом Уэллером в 1983 г. в Великобритании; R&B, нью-вейв, синт-поп. – Мак! – сказал я. – Что ты там делал? Уснул в писсуаре? Тут я заметил, что Мак не один. С ним пришел парень с козлиной бородкой, в забавном розовом костюме. Конечно же, я его узнал. Да и вы бы узнали, ведь эта чертова морда засветилась на обложке «Фейс». Это был Рики Рикардо, глава «Бахуса» собственной персоной, человек, представляющий собой ходячий пример того, как проклятая рожа может растянуть твои пятнадцать минут славы до целых тридцати. Он стал новым поп-прототипом и знаменитостью, не успев стать даже музыкантом. Зачем он притащился с Маком, однако, оставалось загадкой. Но они стояли рядом с нами и трепались, как сумасшедшие. Рикардо добыл в баре напитки, представил Мака каким-то мужикам – пожилым, увешанным золотом, с причудливым перманентом, чем-то напоминавшим Королевский ритм-оркестр. Через некоторое время Рикардо направился вниз, чтобы потешить сердца японских туристов, снующих туда-сюда в поисках знаменитостей, а Мак вернулся к нам и уселся. – Эй, – спросил он, – вы двое, хотите отправиться на вечеринку? – Возможно, – ответил я. – А к кому? – К Рики Рикардо. – Я подумаю, – сказал я и, так как меня заело любопытство, поинтересовался: – А откуда ты его знаешь? – А, общие интересы, если ты понимаешь, о чем я, – Мак похлопал себя по носу. – А, понятно, – с напускным простодушием воскликнул я. – Хотите организовать группу, играющую электроверсии старой доброй Пегги Ли? Мак рассмеялся, наклонился ко мне и произнес: – Просто смотри в оба. Итак, мы отправились на вечеринку к Рики Рикардо. Точнее, отправились Мак, Сэм и я. Джеки сказала, что для одной ночи придурков больше чем достаточно, и уехала на такси. Рикардо жил в Хайбери, занимал два верхних этажа дома в двух шагах от Арсенала. Соседние дома в основном были выкрашены в родовые цвета, красный и белый. Дом Рикардо выглядел так, словно в недалеком прошлом его поспешно разделили на квартиры. Войдя внутрь, вы понимали, что у хозяина не нашлось времени даже распаковать вещи. Все загромождали коробки. На немногочисленной мебели болтались полиэтиленовые чехлы. У стены стояли несколько вставленных в рамы постеров с рекламами записей Рикардо, висел только огромный плакат к французскому фильму «Заводной апельсин». Однако электроприборы были подсоединены, и в одной из комнат плеер играл «Kraftwerk» [89] , а в спальне на полу сидела кучка людей и смотрела что-то, похожее на фильм Расса Майера [90] . В другой спальне на полу сидела другая кучка, но они смотрели исключительно на парня в центре, распределяющего по зеркалу порошок. 89 «Kraftwerk» – группа сформирована в 1970 г. в Дюссельдорфе, Германия; клаб/дэнс, электроник, краут-рок. 90 Расс Майер (полное имя Расселл Альбион Майер, Russell Albion Meyer) (1922—2004) – род. в Окленде, шт. Калифорния; кинорежиссер, продюсер, сценарист. Десять минут спустя, посидев вместе с ними, я убедился, что порошок представляет собой кокаин. Голова у меня гудела, и, вернувшись в музыкальную комнату, я нашел Сэм и Мака у окна. Началась песня «The Model», я вытащил Сэм в центр комнаты, и мы начали танцевать под самый забавный культурный артефакт, когда-либо приходивший к нам из Германии. Потом я заметил вошедшего в комнату человека. Узкий костюм от Эдварда, сияющий скальп. Этеридж. Не успел я отреагировать, как Сэм тоже его увидела. – Ролли! – крикнула она и послала ему воздушный поцелуй. Что бы он ни испытывал, обнаружив меня в гостиной своего партнера по бизнесу, эти эмоции потонули в злости: его публично назвали «Ролли»! Долгие годы мы лениво спорили, как же зовут Этериджа. Кто-то клялся, что видел на одном конверте инициал «Р». Но Ролли… остальным бы это понравилось! Этеридж попытался приветствовать Сэм как старую подругу, которой она, очевидно, и являлась, мужественно противостоя желанию оторвать ей голову. Я подошел к Маку. – Видел, кто только что пришел? – Ага, – ответил он. – Думаю, пора отчаливать. – А как же Сэм? – Иди за мной. И я пошел. Мак пересек комнату и устремился прямо к Сэм и Этериджу. Похлопал Сэм по плечу и сообщил: – Мы уходим. – Хорошо, – разочарованно сказала она. – О'кей, ребята, еще увидимся. Всего доброго. Я тщетно поискал в себе беспокойство по поводу того, как человек, использующий фразу «всего доброго», доберется до дома. Не нашел. И мы ушли. Быстро. Назовите это паранойей или кокаиновым кайфом, но я почти пинками прогнал Мака до Хайбери-Филдс, где мы плюхнулись на скамейку, наконец-то уверенные, что нас никто не преследует. – Ну? – спросил я, когда мы отдышались. – И что это было? – Что – это? – Сегодня. Рики Рикардо. Твой приятель. – А, черт, я не видел его целую вечность! Мы вместе были в Манчестерском студенческом сообществе. До того, как он превратился в кубинца. В общем, я пошел в туалет. И искал немного уединения, чтобы принять старое лекарство, когда заметил, что половина народу занимается тем же самым. Прямо так, в открытую. Рики сыпал коку на проклятый мрамор. Ну, я сказал «привет», а он аж запрыгал от радости и предложил мне немного своей дури, я же сказал, что не откажусь, а потом, как бы случайно, поинтересовался, не знает ли он, кто может снабдить меня чем-нибудь более восточным. «Думаю, да, – говорит он, заглотнув мою наживку, – есть у меня такой». И кто выплыл, а? Что я тебе говорил? Этеридж! – Ролли, – поправил я. – Чего? – переспросил Мак, и я рассказал ему, а потом мы долго хохотали. Сидя на скамейке в Хайбери-Филдс, рядом с теннисным кортом, в четыре сорок пять утра. 14. ДЖЕФФ СНОВА ВСТРЕЧАЕТ СТАРОГО ДРУГА Вторник оказался одним из тех дней. До четырех часов я сидел в магазине в полном одиночестве, и ничего не происходило. За весь день я заработал меньше пятидесяти фунтов. Чуть не помешался, раздумывая, чего бы такого послушать. После ланча сдался и нарушил главную заповедь магазина записей: музыка не должна умолкать ни на минуту. Но я был сыт по горло и перебрался в словесный отдел. В продвинутых современных магазинах подержанных записей, наверное, нет словесного отдела. В неряшливых же и хипповатых всегда есть, и он завален странными штучками и дрючками, которые ни один нормальный человек никогда не купит. Я начал с самой многообещающей записи, Джон Арло комментирует крикет, потом приступил к делающему особое ударение на «Ich» Вертолету Брехту [91] , извлеченному нами из груды восточногерманских записей, купленных про запас. К четырем я устало размышлял, что хуже – речи Малькольма X или рассуждения Тимоти Лири [92] . Тут я все-таки решил, что с меня хватит, и отправился на прогулку. Стоял прекрасный летний день, а человек не предназначен для того, чтобы сидеть в пустынном магазине и слушать Тимоти Лири. 91 Джон Арло (John Arlott) – английский поэт, писатель и крикетный комментатор. Бертольд Брехт (Bertolt Brecht) (1898—1956) – немецкий поэт и драматург. 92 Малькольм X (Malcolm X) (1925—1965) – наст. имя Малькольм Литтл (Malcolm Little), род. в Омахе, шт. Небраска; один из лидеров черных националистов, борец за права человека; убит в Нью-Йорке в первый день Недели национального братства. Тимоти Лири (Timothy Leary) (1920—1996) – американский писатель, психолог, сторонник использования и разработки психоделических наркотиков, дизайнер компьютерного обеспечения. Я перешел через Чаринг-Кросс-Роуд и, миновав Фойлс, прошел под аркой возле Геркулесовых столпов. Свернул направо за общежитием девушек-театралок, вышел на Сохо-Сквер. Оптимистичные загорелые тела устилали каждый дюйм, под ними не было видно ни травинки, поэтому я направился на Оксфорд-Стрит. Остановился возле храма Харе Кришны, и в меня чуть не врезалась какая-то женщина, выходившая из вегетарианского кафе. Фрэнк. – А ты изменилась, – слова вырвались прежде, чем я успел подумать. Это была правда. Она стала похожей на женщину. Простое белое платье, отросшие волосы развеваются на ветру. Она стала похожей на женщину, а не на строптивую девчонку. И я не знал, как реагировать. Я-то, конечно, всегда одевался как настоящий мужик, отличный двуцветный костюм члена Лиги плюща [93] и галстук от Пьера Кардена эпохи шестидесятых, только все равно я напоминал мальчишку, залезшего в отцовский костюм. 93 Лига плюща (Ivy League) – объединение самых престижных американских университетов. – Ну, как поживаешь? – спросил я. – Зарабатываешь на чай песнопениями? – Да, – ответила она. Я промолчал. Фрэнк рассмеялась и взяла меня за руку. – Господи, не надо так волноваться! Я всего лишь зашла поесть и вовсе не собираюсь бродить по Уэст-Энду с тамбурином. Давай, пойдем, выпьем кофе. – Нет, – возразил я. Мне надо обратно в магазин. Пойдем со мной? Купим кофе напротив. Так мы и сделали. По пути я спросил, когда она вернулась. На прошлой неделе, сказала она. После, когда мы допили кофе, я невзначай осведомился, вернулся ли Росс. Фрэнк ответила «да» и сменила тему. Спросила, идут ли сейчас какие-нибудь хорошие фильмы, и тому подобное. Мне пришлось поддержать разговор, хотя я уже тогда знал, что все эти фильмы просто ужасны. Мы почти сразу договорились сходить на «Бойцовую рыбку» [94] . – Как насчет следующей недели? – Да-да, это как раз то, что нужно, – ответила она – и сразу поняла, что переиграла. Некоторое время мы молчали. – Слушай, – нарушила тишину Фрэнк. – Извини. Я продолжал молчать. Она не сдавалась: – Знаешь. Насчет Росса. Ну… Мне правда было страшно неловко. 94 «Бойцовая рыбка» («Rumble fish») – фильм Фрэнсиса Форда Копполы (Francis Ford Coppola), снятый в 1983 г. В голосе Фрэнк почти слышались слезы. Я сочувственно, по-мужски посмотрел на нее. Вернее, попытался посмотреть. – И я много думала. Мне нужно время, чтобы побыть одной. Без мужчин. Ничего личного. Я действительно шла в храм, я тогда не шутила… Я не вступала в секту, но мне там хорошо. Просто медитирую. И… ну, я собираюсь съездить к маме на пару дней. – Значит, дело совсем плохо, – заметил я, но она не улыбнулась. – Знаешь, я отвратительно с ней поступила. Насчет ухода отца и тому подобного. Всегда считала его романтическим героем, а ее – тупой бабой, насильно держащей меня в этой вонючей дыре. – И где же она сейчас? – Тэмпл-Форчен, недалеко от Голдерс-Грин. Земля обетованная. – О, – сказал я. – Не знал, что ты еврейка. – Ты много чего обо мне не знаешь, – ответила она и поднялась. Чмокнула меня в щеку и сказала, что увидимся на следующей неделе. – Сходим на тот фильм, да. Ее последние слова повисли в воздухе, словно вопрос. 15. ДЖЕФФ СОВЕРШАЕТ ПРОБЕЖКУ Немного позже, прямо перед закрытием, в магазин вошли два парня в строительных куртках. Должен признаться, сначала я не обратил на них особого внимания. Наверное, слишком привык видеть в магазине строителей. Вокруг все время что-то строили. Первый парень, из-под куртки которого виднелось нечто, напоминающее армейскую рубашку, подошел к прилавку. – Прости, приятель. Я ищу запись. Не уверен насчет названия. При этих словах я оживленно подался вперед. Вот она, одна из небольших радостей моей работы – пытаться определить эзотерические запросы посетителей. Немного практики – и становишься настоящим профессионалом. Например, узнаешь, что если кто-то спрашивает «ну, знаешь, такую, с саксофоном», значит, им нужна или «Baker Street» Джерри Рафферти, или «Kind of Blue» Майлза Дэвиса. А если хотят «свинью на обложке», то вряд ли это «Ahead Rings Out» «Blodwyn Pig» [95] , скорее всего, их устроит «Animals» «Pink Floyd». Чтобы прояснить ситуацию, достаточно вежливой формулировки: «Извините, сэр/мадам, но не летающая ли там свинья, а если так, не парит ли она над электростанцией в Бэттерси?» Обычно после этого все встает на свои места. 95 Джерри Рафферти (Gerry Rafferty) – род. в 1947 г. в Пэйсли, Шотландия; поп/рок, фолк-рок, софт-рок. Майлз Дэвис (Miles Davis) – род. в 1926 г. в Элтоне, шт. Иллинойс; боп, кул, фьюжн. «Blodwyn Pig» – группа сформирована в 1968 г. в Англии бывшим гитаристом «Jethro Tull» Миком Абрахамсом (Mick Abrahams); блюз-рок, прогрессив-рок/ арт-рок. Стоящий передо мной парень, однако, не искал ни Майлза, ни «Floyd». И, может, у него уже была куча альбомов «Blodwyn Pig». – Я знаю название группы, – сообщил он. – О, отлично! – «Skrewdriver» [96] . – О, – вздохнул я, лихорадочно размышляя, что же дальше. Видите ли, «Skrewdriver» тогда переживал всплеск микропопулярности как музыкальный боец Национального фронта. – Нет, – в конце концов сказал я, – у нас нет их записей. – А почему? Почему это, приятель? Все раскупили, да? – Нет. 96 «Skrewdriver» – панк-рок-группа сформирована в 1977 г. в Блэкпуле, Англия; поддерживала расистское движение; бритиш-панк. – Вот и я тоже так не думаю. Забавно, а твой дружок обещал достать их для нас. Ему понравился «Skrewdriver». А он – нам… – парень обернулся к своему другу, который приближался к прилавку. – Верно? – Потом снова ко мне: – Так что же с ним случилось, с твоим дружком из джунглей? Надеюсь, ничего серьезного? К этому моменту я был смертельно напуган. И совершенно не способен пошевелиться. Я просто стоял, глядя на этих здоровенных громил, и в моей голове не осталось ни одной мысли. Точно кролик перед фарами. – Помнишь его, цветного паренька? – спросил фанат «Skrewdriver» у своего спутника. – Он еще так любил свою музыку! Что за группа ему нравилась? – «The Stranglers» [97] ? – предположил второй. – Скорее «Grateful Dead», – Фанат посмотрел на меня. – Что с тобой, приятель? Да у тебя ноги подкашиваются. Тебе надо отлить, что ли? Я ничего не ответил. Просто не смог. – Все хорошо, приятель, – сказал Комедиант. – Мы не собираемся тебя убивать. 97 «The Stranglers» – группа сформирована в 1974 г. в Гилтфорде, Англия; панк, нью-вейв, поп/рок. – Конечно, нет, – вставил Фанат, – мы всего лишь немного тебя помучаем. Конечно, если будешь вякать, мы можем передумать и изменить нашу политику, но сейчас… И тут он запел. Первые строчки «Then Не Kissed Me» «The Crystals», точнее – очевидно, посчитав, что аудитория может неправильно его понять – версию «The Beach Boys» [98] «then i Kissed Her». He думал, что меня может парализовать еще сильнее. При чем тут Фил Спектр? Затем к Фанату присоединился Комедиант; добавив песни немного басовой глубины, он вытащил из кармана колесный гаечный ключ. 98 «The Beach Boys» – группа сформирована в 1961 г. в Хоусорне, шт. Калифорния; поп, сёрф, ду-вап. Закончив первый куплет, Фанат прервался, чтобы достать собственное оружие, велосипедную цепь, которую начал наматывать на руку, одновременно распевая припев. Тут я наконец понял, что это вовсе не «The Beach Boys», а менее известная обработка «The Lurkers», та, что заканчивается ударными. – А потом я ударил ее! – и Фанат запрыгнул на прилавок. Внезапно паралич прошел. Я нырнул влево, схватил журнал для записи выручки и швырнул его в Фаната, попав ему в живот. Потом сиганул через прилавок и, столкнувшись с Комедиантом, упал в отдел немецких электронных записей. Ужас моментально поднял меня на ноги, и я почти добрался до секции психоделики шестидесятых и сёрфа рядом с дверью, когда Фанат поймал меня за куртку и повалил на пол. Тут, глядя на него и на гаечный ключ, который он собирался опустить на мою голову, я услышал шум. Дверь открылась, и на секунду мы все замерли. В дверном проеме стояла Джеки. Фанат проревел, чтобы она проваливала к чертовой матери, но Комедиант растерялся, не в состоянии выбрать между мной и ней. Это мгновение дало Джеки время отреагировать. Она схватила ближайший предмет, наш огнетушитель, и, когда Фанат бросился на нее, ударила его огнетушителем прямо по лицу. Громила упал, и Джеки окатила пеной Комедианта. Я со всей дури приложил Фаната по роже своими «мартинсами» и заорал Джеки: – Уходим отсюда! Она швырнула огнетушитель в Комедианта, и мы смотались. Повернув направо, я крикнул: – Спрячься в газетном киоске, они могут гнаться за мной! Слава Богу, она не стала спорить, просто скрылась в угловом магазинчике. Секундой позже из двери вылетел Комедиант и тотчас увидел меня. Я опережал его на пятнадцать ярдов. Но, если я не мог тягаться с ним в драке, бег мне удавался гораздо лучше. Поэтому я побежал. Побежал на север, по Шефтсбери-Авеню. Мне в голову пришла мысль о Холборнском полицейском участке. Может, следовало просто забежать в ближайший оживленный магазин и переждать, но все мои инстинкты вопили: «Беги!» Светофоры были на моей стороне, я миновал пересечение с Хай-Холборн и пронесся мимо вереницы магазинов с «Обменом популярных книг» в центре. Однако по улочке рядом с винным баром ехала машина, и это стоило мне нескольких секунд. Когда я повернул на Ныо-Оксфорд-Стрит, между нами по-прежнему оставалось всего пятнадцать ярдов. Я пролетел по Говер-Стрит, миновал Сведенборгское общество и пару-тройку боковых переулков. Еще один светофор впереди – и я на Теобальде-Роуд, откуда всего сто ярдов до полицейского участка. Но тут начались неприятности. На перекрестке Кингзуэй светофоры сговорились против меня, и четыре плотных ряда машин текли по улице. К счастью, был час пик. Все тачки двигались со скоростью прогуливающегося пешехода, поэтому я выбежал на проезжую часть, пробежал пару ярдов вбок, а потом, сделав вид, что хочу поймать такси, пересек два ряда. Это вызвало громогласные ругательства и гудки, зато я благополучно добрался до разделительной полосы. Потом проделал тот же фокус – и оказался на тротуаре перед театром Жанетты Кокрейн. На секунду помедлил, чтобы обернуться – и лучше бы я этого не делал. Комедиант, должно быть, просто перебежал дорогу по автомобильным крышам. Он кинулся на меня, его голова врезалась мне в живот, и я упал. Лежа на тротуаре и с трудом удерживаясь от рвоты, я ощущал полную нереальность происходящего, глядя, как Комедиант встает и нацеливается своей ногой на мои почки. Мне удалось откатиться, и удар пришелся в бок, но было все равно жутко больно. А если даже мне все это казалось сном, что уж говорить про прохожих, которые точно вообще ничего не замечали. – Вспомните про Китти Дженовес! – крикнул я паре костюмов, старательно отводящих глаза и идущих по проезжей части, чтобы избежать суматохи. Очевидно, никто из них не помнил жительницу Нью-Йорка, убитую на глазах у многочисленных жильцов, выглядывающих из окон, ни один из которых даже не подумал позвонить «911». Нет уж, судя по всему, меня ждет взбучка века, на виду у всех, но не видимая никем. К счастью, это относилось и к парню на мотоцикле, который съехал на тротуар, чтобы срезать угол, и врезался прямо в спину Комедианта, как раз в тот момент, когда он примеривался своим кованым ботинком к моей голове. Комедиант с байкером упали, а я воспользовался шансом подняться на ноги и, спотыкаясь, все еще сдерживая тошноту, побрел к пешеходному переходу. И наконец-то очутился на Теобальде-Роуд. Я уже видел впереди полицейский участок, но теперь перемещался гораздо медленнее. Оглянувшись, заметил, что Комедиант встал, оттолкнул байкера и снова бросился за мной. Я упорно шел, только происходящее все больше напоминало дурной сон, где ты бежишь и бежишь, но не двигаешься с места. Словно бредешь сквозь зыбучие пески. Когда я добрался до Нью-Норс-Стрит, пришлось остановиться, чтобы пропустить поворачивающий направо грузовик, и Комедиант снова почти догнал меня. Я притворился, будто собираюсь перебежать дорогу перед грузовиком, а когда Комедиант прыгнул, мое тело точно обрело новые силы, и я припустил по боковой улочке. Это дало мне отрыв в десять ярдов, но теперь я удалялся от полиции. В конце улицы стоял паб, и на какое-то ужасное мгновение мне показалось, что я в тупике, но потом спереди открылась пешеходная дорожка, и я побежал дальше. Пронесся через двор муниципального дома, услышал, как кто-то кричит: «Эй, почему ты за ним гонишься?» – только никто из нас не ответил. Я повернул направо на Грейт-Ормонд-Стрит и подумал было забежать в детскую больницу, но выбрал неправильную траекторию, поэтому помчался дальше, к Лэмбс-Кондит-Стрит. Повернул направо, чтобы вернуться к полицейскому участку, но Комедиант прибавил скорости, и мне пришлось снова обмануть его и в последний момент свернуть налево. Некоторое время погоня шла по прямой. Когда мы добежали до Грейс-Инн-Роуд, я оторвался еще на десять ярдов, что было очень кстати, так как пришлось пропустить автобус. Я перебежал на другую сторону. Сделал вид, будто направляюсь вниз, к старым офисам «Таймс», а вместо этого нырнул в кроличий садок «Грейс-Инн-Билдингс». На секунду я решил, что он потерял меня. Я его не видел. Прокрался к другому выходу из здания, на Роузбери-Авеню. Но ворота оказались заперты, и когда я потряс их, Комедиант, должно быть, услышал грохот и появился во дворе. Я слишком выдохся, чтобы бежать дальше, и мне в голову пришла последняя мысль. Я понесся вверх по ступенькам. Один пролет, два, за моей спиной раздавалось тяжелое дыхание Комедианта. Он еще карабкался по лестнице, когда я взобрался на третий этаж и подбежал к черной двери в конце коридора. Я забарабанил в дверь. Решетка приоткрылась, изнутри раздался голос: – Какого черта? – Это Джефф, – выдохнул я. Послышались неразборчивые ругательства. Комедиант ввалился в коридор. Я снова застучал по двери. Какую-то секунду ничего не происходило, а потом, только он схватил меня, дверь открылась, и изнутри вылетело нечто вроде льва. Теперь, вспоминая все случившееся, я понимаю, что, наверное, это был всего лишь доберман. И он не съел Комедианта. Даже не укусил его, просто выгнал со своей территории. Он намертво встал у лестницы и издал ужасный рык. Я бы не стал вступать в диспут с таким рычанием, и Комедиант тоже не рискнул. Эхо его поспешного отступления разнеслось по всему подъезду. – Господи, – произнес я, отдышавшись и перестав дрожать, сидя на древнем диване с чашкой чая. – Спасибо. 16. ДЖЕФФ БЕСЕДУЕТ С БОССОМ Я сидел в приемной наркодилера. А кто еще станет держать добермана на третьем этаже, в квартире размером со спичечный коробок? Ее звали Ирина, и она приехала из Югославии. Вроде бы. Она была единственным толстым потребителем «спида», которого я когда-либо видел. Продавала «спид» и героин – и любила их. «Спид» перед сном, героин по утрам – вот ее рецепт сбалансированного питания. Конечно, она была сумасшедшей. Приехала в Лондон много лет назад, чтобы стать кинорежиссером. Не уверен, но, кажется, у нее был роман с тощим парнем, игравшим на гитаре в «The Psychedelic Furs» [99] , когда о них еще никто не слышал. Или что-то вроде того. Да и кто помнит такие вещи? 99 «The Psychedelic Furs» – группа сформирована в 1977 г. в Лондоне; панк, нью-вейв, пост-панк. В общем, Ирина по-прежнему жила здесь и, судя по всему, не собиралась домой в Югославию. Подозреваю, что там ее фармацевтическая диета оказалась бы не совместима с национальным здоровьем. Я познакомился с ней – и даже для меня это звучит невероятно – на занятиях чечеткой. Я пришел с Роуз, которая как раз впала в скрытую неоромантическую фазу и представляла себя Джинджер Роджерс [100] . Я же заменял Фреда Эстера [101] . Вечером перед нашим первым занятием Роуз отправилась на вечеринку, где встретила Ирину с колющимися «друзьями». Всю ночь они торчали, а следующим вечером, в приступе «спидовой» дружбы, Ирина пришла на занятия танцами в Общественный центр Кентиш-Тауна. Нас собралось всего трое. 100 Джинджер Роджерс (Ginger Rogers) (1911—1995) – наст. имя Виржиния Катерина МакМат, американская актриса и танцовщица; ностальжи, стандарт, вокал-поп. 101 Фред Эстер (Fred Astaire) (1899—1987) – наст. имя Фредерик Аустерлиц (Frederick Austerlitz), американский актер и танцовщик; снялся в 10 фильмах вместе с Джинджер Робертс; традиционный поп. И, Господи, как мы танцевали! Ну, не совсем так. Ирина действительно была хороша. Роуз – неуклюжа, зато полна энтузиазма и даже в правильных туфлях. Я же – совершенно безнадежен. Тем не менее мы провели там целую вечность, это длилось около четырех недель, и в результате мы в каком-то смысле стали друзьями. А теперь я тут, на ее диване, чуть не теряю сознание от пережитого страха и усталости. – Что ж, путник, – сказала она, – как дела? Вообще-то, у нее действительно был какой-то акцент, и слово «дела» она произнесла как «ди-и-ла», но мне могло просто показаться. – Ирина, – ответил я, – могли бы быть и получше! – Эй, съешь печеньице! – она протянула мне полупустую пачку шоколадного печева. – Расскажи, кто был тот ужасный человек? – Хотел бы я знать! – Он гнался за тобой до самой моей двери, и ты не знаешь, кто он такой? Ты что-то купил у него и не хотел платить? Так? – Нет. Я понятия не имею, в чем дело. Хотел бы – но не имею. – О. Все понятно. Я спасла тебя от этого парня, а ты не хочешь мне ничего рассказывать. Ясненько. – Слушай, извини, – начал я – и остановился. Как там говорила королева? Никогда не объясняй, никогда не извиняйся? Может, это была и не королева. Хрен с ним. – Ты не захочешь про это слушать, Ирина. Я влип во что-то, и, похоже, кто-то пытается меня убить. И все это совершенно лишено смысла! Тут я чуть не разрыдался от жалости к себе. Однако, если я надеялся, что Ирина превратится в мою мамочку и прижмет меня к своей величественной хорватской груди, я ошибся. Выбрал не того наркодилера. – О'кей, – сказала она. – Значит, я спасла твою задницу, – ей всегда нравились диалоги из американских фильмов. – Забудь об этом и выметайся. У меня есть дела. И, конечно же, когда я тащил свою достойную сожаления задницу вниз по лестнице, наверх поднимался худой мужчина в пальто не по сезону. Я вышел из здания через боковой вход. Ни следа Комедианта. Пошел на восток, по направлению к Маунт-Плежнт, и свернул к автобусной остановке возле «Эксмаус-Маркета». Там был телефон-автомат, откуда я позвонил в магазин. Трубку взял Шон. Услышав мой голос, он воскликнул: – Слава Богу! – а потом: – Ты в порядке? – Да, да, – ответил я. – Слушай, расскажу тебе позже. С Джеки все о'кей? – Ага, она здесь, вместе с полицией. Лучше приходи. – Хорошо, через пятнадцать минут буду. Мне очень жаль, Шон. Полиция не выглядела слишком обеспокоенной. Они вели себя очень мило, но, думаю, не хотели расценивать произошедшее как нечто большее, чем неудачное ограбление. Господь свидетель, сколько подобных вещей они видят каждый день! Я попытался рассказать им про Невилла, но они не обратили внимания, спросили только, смогу ли я опознать тех двоих. Я ответил «да», и мне предложили пойти в участок, написать заявление и просмотреть картотеку местных негодяев. – Что? Прямо сейчас? – поинтересовался я. – Нет, нет. Завтра или послезавтра. Утром вам позвонят и договорятся о времени. – А, отлично! – ответил я, немного расслабившись. Пошел в заднюю комнату, чтобы приготовить чай, и обнаружил там расстроенную Джеки. Неожиданно мы бросились друг другу в объятья, с трудом удерживаясь от слез. – Джефф, они ведь хотели убить тебя, да? Как Невилла? Это был не совсем вопрос. Она видела их, видела, как они напали на меня. И как бы мне ни хотелось все отрицать, я не мог. Мы некоторое время сидели там, Джеки курила, а я судорожными глотками пил горячий чай и в кои-то веки жалел, что не курю. Потом пришел Шон и сказал, что полиция ушла. – Нам надо поговорить, – сказал он. – Пошли, поедем в мою берлогу. Там и поговорим. Мы с Джеки просто кивнули. Шон запер дверь, включил сигнализацию и повел нас к парковке возле Сент-Мартинс-Лейн, откуда на своем «ауди» отвез в Хайгейт, по пути остановившись возле подпольной лавочки на Холлоуэй-Роуд, чтобы купить пива и бутылку водки. Шон был непреднамеренным предпринимателем. Его отец, мистер О'Малли, владел кэмденским магазином еще с пятидесятых. Продавал телевизоры и электроприборы, а в глубине размещались несколько стоек с записями. Когда Шон подрос, он начал притаскивать туда все новые и новые записи. К началу семидесятых телевизионный магазин отправился к чертям собачьим – по соседству появились «Тоттенхем-Корт-Роуд» и «Радио Ренталс». Но записи пользовались огромной популярностью, ведь Кэмден стал хипповским центром – благодаря «Кормовой рубке», книжному «Компендиум», кино и всему прочему. Понятия не имею, что думал старик О'Малли, глядя, как его магазин превращается в мрачный психоделический храм радостей прогрессивного рока. Однако когда появился я, место уже снова переродилось. Оно стало не только панковским, оно стало запутанной, неряшливой кроличьей норой, где можно купить гремучую смесь всего, чего угодно, от индустриального шума до джаза. И лишь персонал выглядел так, словно их сердца навеки остались с «Grateful Dead» в Гластонбери. Но со временем Шон все же изменился, незаметно обзавелся сетью магазинов и начал осознавать, что он не просто парень из лавочки звукозаписей, а законный бизнесмен. Которому по средствам жить в Хайгейте. – А где Дебби? – спросил я, когда мы вошли под своды эксперимента в модернистском стиле, являвшемся Шоновой хайгетовской берлогой. Она занимала два этажа в доме на Вест-Хилле, откуда открывался вид на кладбище, и это была очень хорошая квартира. За исключением того факта, что Дебби обустраивала свое жилище, руководствуясь рассказами других, на что, в их представлении, должны быть похожи идеальные дома, и тем самым превратила его в такое место, в котором живого человека невозможно даже вообразить. Все было серым – то есть то, что не было матово-черным, как «хай фай» от «Нэд», или серебряным, как мебель от Рона Эреда. Все строго в одном стиле. Когда я видел Дебби в последний раз, она рассказывала, как сильно они с Шоном хотят обзавестись семьей. Так вот, ребенок в эту квартиру не вписывался. Вы чувствовали неловкость, даже просто сидя здесь. – Дебби? – переспросил Шон. – Господи, а какой сегодня день? Среда? Разумеется, на аэробике! Когда Шон сильно тревожился, в его речи появлялся провинциальный ирландский акцент. Думаю, он делал это, чтобы разрядить обстановку. Старался, как мог. Сказал нам свалить куртки «где-нибудь», а потом, выждав несколько секунд, поднял их и запихнул в буфет. Открыл пиво, выдал каждому по изящной матово-черной подставке для пивных банок и заказал еду в индийском ресторанчике. А потом сел и попросил рассказать, что произошло. К концу нашего рассказа пора было отправляться за едой. Джеки осталась перед догадайтесь-какого-цвета телевизором. Как только мы с Шоном вышли на улицу, он повернулся ко мне и сказал: – Господи, Джефф, мне очень жаль. – Что? – Джефф, это все из-за меня. Нельзя было оставлять вас работать там совсем без охраны. На секунду я остановился, совершенно ошарашенный. – Шон! О чем, черт побери, ты говоришь? – Вот дерьмо! – ответил он. – Слушай, давай зайдем сюда на минутку, – и кивнул на бар через дорогу. – Я все тебе расскажу. Так мы и сделали, и Шон сдержал свое обещание. – Слушай, – начал он, – знаешь, хотя, наверное, ты не знаешь, но, в общем, шесть лет назад я выкупил аренду. Выкупил у шайки бедолаг из Сохо, которые хотели открыть подставной книжный, а наверху – бордель. Только муниципалитет решил, что не допустит разврат в Ковент-Гарден, даже если это всего лишь временно. Поэтому эти бедолаги попали в тупик: у них был магазин, но они не знали, что с ним делать. И они продали мне его за бесценок. Теперь же все изменилось, с рынком и с туристами, и в самом скором времени помещение в Ковент-Гардене будет стоить целое состояние. Шон прервался и стукнул по столу своим «бушмиллс». – В общем, пару месяцев назад ко мне явился один из землевладельцев. Минто. Томми Минто. Поинтересовался, как идут дела. Сказал, что если какие-то проблемы, они с радостью купят у меня аренду. Я не обратил на него особого внимания, сказал, что все хорошо, спасибо. А потом произошло несчастье с Невиллом. Ну, подумал я, это всего лишь одна из этих ужасных случайностей. Только две недели спустя мистер Минто вернулся. Сообщить, что он очень расстроился, услышав про «несчастный случай», вот как он это назвал. «Мистер О'Малли, – говорит этот мешок дерьма, – я так переживал, узнав о вашем несчастном случае. Какой ужас. Мама чертова миа, так сказать», – а потом спрашивает, этот гребаный итальянский ублюдок, спрашивает, не передумал ли я. «Передумал насчет чего?» – говорю. «Насчет нашего предложения, – отвечает. – По поводу аренды». – Скажу честно, Джефф, я выволок его чуть ли не за уши. Только тогда я не думал, что это он убил Невилла. Просто решил, что он хочет воспользоваться ситуацией. Теперь же… теперь… Я едва удержался, чтобы не сказать Шону, что это почти смешно, что я тоже считаю произошедшее своей ошибкой. Но впервые в жизни мой мозг опередил язык, и я понял, что не стоит сообщать моему боссу про свои шантажистские похождения. Однако мое лицо неудержимо расплывалось в улыбке. Я только сейчас осознал, как сильно на меня давила смерть Невилла. И мысль о том, что, быть может, я не имею к ней никакого отношения, была, ну, освободительной, что ли. Тем не менее я направил мое облегчение в русло того, что, надеялся, сойдет за «не дадим ублюдкам запугать нас» – и Шон тоже немного повеселел. Наверное, он ожидал услышать от меня различные «добрые» определения – и, оглядываясь в прошлое, не без причины. Когда мы вернулись домой, атмосфера напоминала морозильную камеру. Дебби действительно была неплохой девчонкой, и в последующие годы я встретил немало людей, по сравнению с которыми она выглядела настоящей матерью Терезой, но тогда она казалась мне самой отъявленной карьеристкой из всех, что я когда-либо видел. История происхождения Дебби быстро обросла загадками и предположениями, хотя, по словам Шона, ее родители были евреями из рабочего класса, с собственным небольшим скобяным делом в Лейчестере. Только от них в ней ничего не осталось. Может, следы их борьбы сквозили в обхаживании любого, кто мог помочь ее карьере, и безоговорочном неприятии всех остальных – включая большинство друзей и служащих Шона. Может, если бы она училась в Родене, или в Сент-Поле, или даже в Кэмден-Гёрлс, то ей не пришлось бы так себя вести. Но она не училась – и вела себя соответственно. Судите сами: она оказалась первым встреченным мной человеком, у которого был филофакс [102] ! 102 Филофакс – здесь: органайзер фирмы «Filofax», основанной в Лондоне в 1921 г. и прославившейся своими системами индивидуального планирования. – О, Шон, – сказала она, когда мы ввалились с нашими картонными коробками, – а я думала, мы договорились! – Договорились о чем, любимая? – Ну, как же, не есть на этой неделе мяса! Ведь это мясом пахнет? – Э-э-э, ну, да, верно, но, не знаю, сказала ли тебе Джеки, сегодня на магазин снова напали. Точнее, на Джеффа. Эти слова, к моему вящему облегчению, вызвали не прилив симпатии ко мне, а поток неприязни к Шоновому образу жизни. Дебби не любила магазины записей, но магазины подержанных записей она просто ненавидела. Сама мысль о подержанных вещах вызывала у нее тошноту, и она вечно пилила Шона, призывая его перейти на торговлю более уважаемыми предметами: маленькими черно-хромовыми штучками, или дизайнерской одеждой, или чем-нибудь в этом роде. Мы не стали задерживаться. Поели, и Шон вызвал нам с Джеки миникэб. В одиннадцать я был дома, и через пять минут уже спал, почувствовав кошмарное возвращение пережитого, не успела моя голова коснуться подушки. Дурные сны, естественно. Дурные сны. 17. ДЖЕФФ ИГРАЕТ В ПУЛ На следующий день была пятница. Шон сказал, что я могу не ходить на работу. В любом случае, это оказался мой выходной. И я направил все свои силы на то, чтобы делать как можно меньше. Встал около полудня, дошел до магазина на углу, купил пакет апельсинового сока и парочку самосас. Вернулся в кровать. Смотрел детские развлекательные программы и мыльные оперы. Повидал Мака, который сообщил, что суд назначен на понедельник, и выглядел искренне озабоченным. Оставил его наедине с этим. Спал. Очередные дурные сны. В субботу я отправился в магазин. Не в Ковент-Гарден – Шон решил закрыть его на несколько недель, пока не решит, что делать – а в Кэмден, где бок о бок со мной работали сотни людей и не меньше полумиллиона проклятых туристов все время толклись в магазине. По крайней мере, по субботам. Это был тот неуловимый момент, когда Кэмден-Таун уже пребывал на гребне изменений, но еще не превратился в полностью оперившуюся интернациональную молодежную зону. В рабочие дни он походил на любую городскую улицу: несколько дешевых супермаркетов, овощные и фруктовые лавочки, пекарни, книжные, «Жареный цыпленок из Кентукки» и кинотеатр, магазин бытовых приборов, ремонт телевизоров и тому подобное. По выходным же там бывали рынки: старый рынок возле танцзала «Дингуоллс», рядом с каналом; новый рынок по соседству с «Электрическим балом»; и пара блошиных рынков к северу, в сторону «Кормовой рубки». По субботам и воскресеньям местные отходили в тень, их сменяли студенты и субкультурные личности сомнительного происхождения. Первую половину дня я провел в рок-отделе, и все было о'кей, даже несмотря на то, что первым моим клиентом оказался мужик с защитным шлемом, один из самых неприятных местных чудаков. Этот джентльмен средних лет всегда появлялся с незажженной самокруткой, прилипшей к углу рта, и в защитном шлеме на голове. Он прямиком направлялся к уцененным записям и при покупке руководствовался одним простым критерием: покупал только те, на обложках которых красовались скудно одетые женщины. Что было очень печально и вызывало желание поинтересоваться, обращал ли он когда-нибудь внимание на огромный ассортимент на верхних полках газетных киосков. Зато он являл собой исключение, подтверждающее классическое правило. Правило состоит в том, что, невзирая на широко распространенное среди администраторов звукозаписывающих компаний мнение, секс-обложки определенно отпугивают покупателей. Среднестатистическому покупателю, желающему полуголых девочек – каким бы тупым он ни был, – обычно хватает мозгов купить выпуск «Сан», а не запись. Что делает людей в защитных шлемах основной клиентурой звукозаписывающих компаний, а такие, как он, редко в своей жизни платят за альбом больше одного фунта. Потом пришли двое скинхедов. Издалека они вызывали некоторые опасения, в жестких белых «олимпийках» и харрингтонских куртках [103] с подкладкой из шотландки. Здоровые парни. Но когда они подошли поближе, я расслабился. В глаза бросалась их опрятность – отличительный знак немецких скинхедов. Реально опасные британские индивиды редко производят впечатление, будто полдня провели, оттирая грязь за ушами. Немцы же, щепетильные до мелочей, когда дело касается правильного обмундирования, не выносят вони или отвратительных чернильных наколок. Хотя, несомненно, на своей территории немецкие скинхеды не менее ужасны, чем британские, но в Кэмден-Тауне они ведут себя как можно вежливей. Мне даже стало чуточку жаль, что не нашлось альбомов «Cockney Rejects» [104] , чтобы порадовать их. 103 «Олимпийка» – здесь имеется в виду римейк классической спортивной куртки, запущенный в серию дизайнерами «Fred Perrys»; классическая униформа скинхедов. 104 «Cockney Rejects» – группа сформирована в 1979 г. в Лондоне; Ой!, панк, нью-вейв. Во время обеда я обошел вокруг рынка и приобрел всего за пятерку старый добрый бурберровский макинтош. Потом с чашкой чили устроился возле канала. И тут-то на меня и свалился Росс. – Что ты здесь делаешь? – спросил я. – Ощутил неодолимую потребность приобрести парочку контрабандных «Joy Division» [105] ? – О, так они здесь есть? – подтрунивая, осведомился Росс. – Черт знает. Просто шутка. – Ясно. Нет, я здесь живу. То есть там, – он ткнул пальцем куда-то в канал. 105 «Joy Division» – группа сформирована в 1977 г. в Манчестере, Англия; культовая группа британской альтернативы, особо любимая за мрачность музыки и текстов, но вошедшая в историю не только из-за этого: лидер-вокалист «Joy Division» Иэн Кёртис (Ian Curtis) одним из первых воплотил в жизнь рокерский принцип «живи быстро, умри молодым» и умер в 24 года, покончив с собой в приступе депрессии; пост-панк. – Плавучий дом? – Точно, точно. – Здорово! – заметил я. – Совсем как Ричард Брэнсон [106] . – Ага, – кивнул Росс. – Верно. Тут я понял, что не могу больше выносить этого. – Слушай, – сказал я, – Росс, что ты имеешь в виду под «ага, верно»? Я ведь только что обвинил тебя в том, что тебе нравится стиль жизни как у Ричарда Брэнсона! Самое меньшее, что ты должен сделать – это попытаться швырнуть меня в канал. Что с тобой, парень? – О, – произнес Росс. – О, – и тут он как будто наконец включился, точно понял, где находится и с кем беседует. – Джефф, мне нужно с тобой поговорить. Хочешь, пойдем сейчас ко мне? Это насчет Этериджа. 106 Ричард Брэнсон (Richard Branson) – сэр Ричард Брэнсон, род. 18 июля 1950 г.; знаменитый английский предприниматель, известный своим лейблом «Virgin» («Virgin Records», «Virgin Atlantic Airways», «Virgin Galactic»); 7-е место в «Sunday Times Rich List 2005». – Нет, – ответил я. – Мне надо работать. Может, позже, в районе семи? – Не выйдет, я сегодня в студии. Черт. Может, в среду? Давай я позвоню тебе в среду. Где ты будешь? Я дал ему номер магазина в Кэмдене, а потом на нас обрушилась толпа гомонящих японских девочек. Ну, не на нас, на Росса. На этом я его и покинул. Полдень пролетел незаметно. Я работал в соул-отделе и занимался тем, что прокручивал кучи альбомов для одетых с иголочки молодых людей. Когда первый раз меня попросили: «Прокрути это, приятель», – я не понял, о чем идет речь. Просто поставил альбом. Теперь я знал лучше. Идея состояла в том, чтобы прокручивать каждую дорожку не более двадцати секунд, а то и меньше: если покупателю темп казался слишком быстрым или слишком медленным, энергичный кивок головы отправлял меня дальше. Тут и там мы натыкались на золотые жилы. Одетый с иголочки молодой человек оборачивался к своим товарищам и говорил что-то вроде: «Проверь-ка вот это». В центре внимания по-прежнему оставался джаз-фанк – каждый день несколько ребят приходили в поисках священных реликтов музыки. «У вас есть тот альбом Роя Эйерса, «Lifeline»? А «Ора» и Джефф Лорбер [107] ?» Кроме того, в моду снова вошел Филли и все, что продюсировал Декстер Вансел [108] , с изменчивым средним тембром. 107 Рой Эйерс (Roy Ayers) – род 10 сентября 1940 г. в Лос-Анджелесе, шт. Калифорния; фьюжн, джаз-поп, джаз-фанк. «Ора» – группа сформирована в 1969 г. в Монтевидео, Уругвай; фьюжн, бразилиан-джаз. 108 Филли – полное имя Филли Джо Джонс (Philly Joe Jones), род. в 1923 г. в Филадельфии, шт. Пенсильвания; хард-боп, мейнстрим, джаз. Декстер Вансел (Dexter Wansel) – род. в Филадельфии, шт. Пенсильвания; соул, урбан. Один парень хотел Дональда Бёрда [109] «Black Byrd». Я вспомнил, как слушал ее у Невилла, и внезапно к горлу подступили слезы. Но потом меня отпустило, и к шести все было в полном порядке. Из колонок вопил Принц со своей «Lady Cab Driver», Шон ушел за «ред-страйпом», а Оз, постоянный магазинный житель, болтался в офисе. Будто наступил субботний вечер. А так как он действительно наступил, мы все отправились в паб, двенадцать человек, вместе с Питом и Терри из Шефердс-Баш и Кевом из Ноттинг-Хилла. Пошли в новое заведение, «Дербишир» на Кентиш-Таун-Роуд, рядом со студиями теле – и радиовещания. «Дербишир» оказался темной дырой с паршивым, если не считать «гиннеса», пивом и самыми антисанитарными, не говоря уже о трудностях с попаданием внутрь, сортирами во всем Лондоне, но там был стол для пула, а сын хозяина фанател по рок-н-ролльщикам и позволял нам ставить собственные записи. К тому же, сюда не заходили туристы, что сделало упомянутую дыру крайне популярной среди местных рабочих и разношерстных музыкантов. 109 Дональд Бёрд (Donald Byrd) – род. 9 декабря 1932 г. в Детройте, шт. Мичиган; фанк, фьюжн, хард-боп. Я купил «спид» у какого-то беззубого бывшего моряка, содержащего книжный киоск. Не поверил своим глазам, увидев, что он мне дал: настоящий дексис [110] , может, высшего качества, но доступный лишь в тех случаях, когда ты готов грабануть аптеку. Очевидно, кто-то так и поступил, может быть, мрачный подросток, сидящий рядом с продавцом и потягивающий пинту снейкбайта [111] . Что ж, спасибо ему за это большое! Я сыграл пару раундов в пул, пока меня не побила тамошняя акула, ирландец-бухгалтер, ведущий учет для всех Местных музыкантов, кому было что учитывать. Когда я вернулся за наш столик, он уже занимал почти полбара, так как подошли новые друзья и лучшие половины. Надвигалась грандиозная ночка. Большая часть старой гвардии – Оз и Кев с женами, возможно, Пит – собирались в «Клуб 100», посмотреть на какого-то легендарного пианиста из Нью-Орлеана или что-то вроде этого. Я сидел в баре, раздумывая, отправиться ли с ними или в компании Шона и Дебби познакомиться с новой «Кэмденской таверной», и тут появились Джеки и Мак. 110 Дексис – сульфат декстроамфетамина в таблетках или капсулах. 111 Снейкбайт – смесь лагера и сидра в равных пропорциях (обычно по полпинты). Джеки была в цветастом платье эпохи пятидесятых и кожаной куртке, а Мак – в возмутительном мешковатом костюме сороковых годов, из искусственного шелка цвета полуночного неба, с тремя дырками на спине, подозрительно похожими на пулевые отверстия. – Да, – сказал Мак, – купил у владельца похоронного бюро. Осталось после резни в Ночь Святого Валентина. – Господи! – вздохнул я. – И куда вы оба собрались? Тут я заметил, как блестят глаза Джеки, когда она смотрит на Мака. Если бы не знал ее лучше, поклялся бы, что она в него влюбилась. – Ничего особенного, приятель, – ответил Мак. – Джеки просто зашла узнать, как у тебя дела. А я сказал ей, что ты наверняка в пабе. – Ага, – подхватила Джеки. – И тогда я велела жирному ублюдку вылезать из пеньюара и помочь прекрасной даме в ее поисках. – Итак, – провозгласил Мак, добыв себе пинту «гиннеса», а Джеки – бутылку «пилса», – куда мы сегодня идем, босс? – Понятия не имею, – ответил я. – Хотите взглянуть на какого-то нью-орлеанского пианиста в «Клубе 100»? Их это предложение не впечатлило, и я зашел с другой стороны: – Вот что я скажу вам, переговорите с тем лысым парнем и добудьте немного топлива. Так, если опустить историю нашего пьянства, в четыре часа утра мы оказались в «Скала Синема» на Кинге-Кросс, созерцающими ночной сеанс и шумно вскрывающими пивные банки. Следующий фильм назывался «Сорви мою ромашку» [112] , творение Роберта Франка, примечательное не только Джеком Керуаком и Алленом Гинзбергом, но и юной Дельфин Сейридж, а кроме того, печально известное как совершенно невнятная и необъяснимая картина. Спустя десять минут после начала наши обостренные амфетамином чувства уже не могли ни на чем сфокусироваться, поэтому мы ретировались в кафе. 112 «Сорви мою ромашку» («Pull my Daisy») – фильм, снятый в 1959 г. Робертом Франком (Robert Frank); главные герои – Мило, железнодорожный тормозной кондуктор, и его жена, художница, у них есть друзья-поэты, большую часть времени проводящие в их квартире. – Что за непереносимое дерьмо! – высказался Мак. Потом добавил: – Вы знаете, что у меня в понедельник суд? Я кивнул. – У тебя – что? – переспросила Джеки. И мы сели за столик, и Мак ей все рассказал, а Джеки тихо всхлипнула: «Ой!» – и начала плакать. Я сидел как бревно, но Мак просто прижал ее к себе и обнял. Она уткнулась лицом ему в грудь, да так и осталась, а я тем временем остервенело изучал программу фильмов на следующий месяц и пытался сделаться невидимым. Через несколько минут Джеки оторвалась от Мака, ушла в дамскую комнату и вернулась немного успокоенная. – Простите, – сказала она. Потом: – Не знаю, почему я прошу прощения. Это все потому, что Кейт обещала встретиться со мной сегодня вечером и не встретилась, а тебя посадят в тюрьму, а в последний раз, когда я была на работе, эти парни пытались убить тебя, Джефф. – Не надо, детка, – ответил Мак. – Ночь выдалась долгой, давай поедем домой. Внезапно я почувствовал, как меня захлестывает теплая волна, и Джеки тоже – легкость общения с человеком, который, кажется, может справиться с любыми кознями, что строит ему жизнь. И на какую-то долю мгновения таким человеком был Мак. Обезьяна на его спине спряталась. На улице мы поймали такси. Сначала Мак попытался посадить Джеки и отправить ее домой в Хокни. Но Джеки не согласилась. – Я больше не вернусь к этой сучке, – заявила она. – Джефф, можно я сегодня переночую у тебя? – Эй, чем дальше, тем веселее! – заметил я, и мы перенаправили такси на Примроуз-Хилл. Дома встретили рассвет под записи Ника Дрейка и Тима Хардина [113] . Около шести Мак откопал припрятанный старый «валиум», и мы отрубились. Проснулся я в десять и был несколько смущен, увидев рядом не одно, а целых два частично одетых тела. Мак обнимал Джеки, слегка похрапывая. Она же спала сном невинного младенца. 113 Ник Дрейк (Nick Drake) – род. в 1948 г. в Рангуне, Бирма; фолк-рок, барок-поп, бритиш-фолк. Тим Хардин (Tim Hardin) – род. в 1941 г. в Юджине, шт. Орегон; фолк-рок, фолк-блюз. Я приготовил кофе, выглянул из окна и понял, что скучаю по Фрэнк. 18. ДЖЕФФ ИДЕТ В КИНО В понедельник утром мы все отправились в суд, Мак, я и Прайя, адвокат. Джеки ждала нас снаружи. Мы вошли внутрь – и через пятнадцать минут вышли обратно с разъяренной Прайей. Полиция попросила отложить дело на две недели, только не удосужилась сообщить ей об этом. Мак предложил по этому поводу выпить, но, к счастью, пабы еще не открылись. В воздухе витало настоящее понедельничное настроение. Прайя вернулась в свой офис, а мы сели на автобус до Кэмдена. Мак сильно оживился, купил выпуск «Мелоди Мейкер» и сказал, что едет обратно ко мне, чтобы «сделать несколько телефонных звонков, если можно». Мы с Джеки добрались до главной улицы и отправились на работу. Остаток дня прошел без происшествий, если не считать парня с фургоном, полным африканских записей, которые он приобрел в Париже, и послеполуденные часы я провел, делая вид, будто могу отличить джу-джу от зук. Парень предложил нам перестать называть такую музыку «этнической» и вместо этого попробовать «мировую музыку». Звучит толково. Потом я пошел с Маком в паб, в «Ширококрылого орла» на Парквэй, и он сообщил мне, что подумывает собрать новую группу. «Что-нибудь такое, с громкими гитарами». – О, – ответил я, – вот так сюрприз! – но был рад это слышать. Спросил его про Джеки. – Ты влюбился в нее или что? – слабая попытка пошутить. Иногда рядом с Маком я чувствовал себя несмышленым малышом рядом со взрослым мужчиной – и это оказался как раз один из таких моментов. Он просто взглянул на меня со слегка раздосадованным выражением на лице, сказал: – Она милая девочка, – и сменил тему. Начал болтать о том, кого позовет в свою группу. Услышав три-четыре имени, я заметил: – Больше похоже на общество анонимных наркоманов, чем на группу, – и Мак рассмеялся. Остаток вечера прошел хорошо. У Стиви Уандера есть песня под названием «Tuesday Heartbreak», и весь следующий день она крутилась у меня в голове. Вторник – паршивый день почти для любой работы, и магазины звукозаписей не исключение. Никто не покупает записи по вторникам, и, помимо распаковки большой посылки от «EMI», мне было практически нечем заняться, разве что думать о предстоящем вечером свидании с Фрэнк. Разлука может разжечь в сердце любовь – а может и не разжечь; что же касается меня, то в Фрэнк мое сердце определенно испытывало потребность. Поэтому я бродил по магазину и огрызался на окружающих. Около половины шестого явился один из моих самых нелюбимых посетителей, парень в отвратительном крапчатом костюме, с отвратительным крысиным хвостиком, который повадился заходить раз в неделю и просить поставить недельный хит-альбом, от чего бы там ни тащились эти люди, инспектирующие поп-записи для достойных газет. Итак, этот урод прослушивал нового Питера Гэбриэла, или «Orange Juice», или Брайана чертова Иноу, а потом всегда устраивал одно и то же тупое шоу, делая вид, будто лихорадочно размышляет, стоит или не стоит его покупать, после чего с сожалением пожимал плечами и молча выходил из магазина. Ну, в этот вторник мое терпение лопнуло. Он пришел насчет увенчанных сомнительной пальмой первенства «Hounds of Love» Кейт Буш, и я взорвался. – Слушай, поверь мне на слово, это полное дерьмо, и мне плевать, что там пишет Ричард чертов Вильямс в своей «Таймс», лучше она от этого не станет, и, кроме того, раз уж ты все равно не собираешься ее покупать, лучше отвали и оставь меня в покое! Тогда он пожаловался менеджеру. Толку от этого не было никакого, просто Шону, для соблюдения приличий, пришлось подняться наверх и попросить меня убавить звук – «The Birthday Party» [114] , я всегда их ставлю, когда у меня отвратительное настроение – и прекратить отпугивать покупателей. 114 «The Birthday Party» – группа сформирована Ником Кейвом в 1977 г. в Мельбурне, Австралия; нью-вейв, гот-рок, пост-панк. В общем, одно за другое, и когда настало время идти в «Кембридж», на Кембридж-Сёркус, чтобы встретиться с Фрэнк, я пребывал не в самой лучшей форме. Мне повезло, она опоздала, я успокоился и к моменту ее появления выпил полпинты «гиннеса». Фрэнк чмокнула меня в щеку. Едва я успел купить ей пиво, как нам пришлось поспешить по Мартинс-Лейн к кинотеатру «Люмери». С «Бойцовой рыбкой» все оказалось в порядке – действительно хороший фильм, я хочу сказать, что на экране впервые появился Микки Рурк, и если бы он больше никогда не снимался, все равно стал бы легендой и за пределами Франции – но в этом фильме действительно что-то было, может, потому что его сняли черно-белым, и происходящее на экране выглядело настолько нереальным, что я нервничал. Честно говоря, меня нервировало все происходящее. Несколько часов в темноте, проведенные в попытках решить, коснуться или не коснуться руки соседки, когда тянешься за попкорном, всегда нервируют. Было девять тридцать, когда мы вышли в теплую ночь, и я спросил: – Хочешь еще выпить? А Фрэнк ответила: – Я бы хотела немножко пройтись. Так мы и сделали. Мы шли молча, на юг, обошли Трафальгарскую площадь и миновали станцию «Чаринг-Кросс», прошли под арками мимо Хэвен и попали прямо на Виллирс-Стрит, где бродили легионы бездомных, потом по пешеходному мостику к Саус-Банку. Там мы повернули на восток и пошли вдоль реки. Когда прошли Национальный театр, пришлось вернуться на дорогу, чтобы обойти завод «ОКСО», но от моста Блэкфрайр начиналась тропинка по берегу. Возле Саусуарка мы на секунду остановились, пораженные сталинской громадой электростанции Бэнксайда, по-прежнему молча. Миновали паб «Якорь», и около железнодорожного моста Кэннон-Стрит пришлось снова отойти от реки. Мы быстро потерялись в лабиринте темных, узких улочек, окружающих Саусуаркский собор и овощной рынок Бароу. Стояла прекрасная ночь, в воздухе змеились призрачные хвосты тумана, из вентиляционных шахт подземки вырывался пар, шумели рыночные торговцы, подвозящие товар – это был Лондон Диккенса, Лондон Джека Потрошителя. Может, в детстве мы оба читали одни и те же книжки, Леона Гарфилда или Джоан Эйкен [115] , только мне казалось, будто я вернулся обратно, в волшебный Лондон из моих детских фантазий, и, думаю, Фрэнк чувствовала то же самое. Мы пребывали в приподнятом настроении и, когда внезапно увидели впереди маленький рыночный паб, «Пшеничный сноп», не сговариваясь, вошли внутрь и там нарушили молчание. 115 Леон Гарфилд (Leon Garfield) (1921—1996) – английский писатель-фантаст, известный своими историческими романами для детей. Джоан Эйкен (Joan Delano Aiken) (1924—2004) – английская романистка, автор детских книг и триллеров. – Смотри, – сказал я, – здесь есть бильярдный стол! Так и было, а самое главное, он пустовал. Мы купили выпивку и сыграли в самую приятно-случайную изо всех игр с шарами, а из музыкального автомата пела Пэтси Клайн, и, когда полчаса спустя мы сели, наконец-то настало время поговорить. Даже и не знаю, как я представлял себе этот разговор. То есть, думаю, я знал, чего хочу от него – чтобы Фрэнк неожиданно разрыдалась и призналась в вечной любви ко мне и всего лишь презрению к этому хвастуну Россу, только этого я, конечно же, не ждал, да, наверное, на самом деле и не хотел. Не уверен, что сам испытывал к Фрэнк что-нибудь, похожее на вечную любовь. Думаю, я чувствовал себя обиженным и завороженным. Надеялся же я на то, что мы наконец-то будем друг с другом откровенны. Чего я не ожидал, так это того, как повернулась наша беседа. Мы начали с обсуждения моих дел. Я решил привнести драматизма. – Ну, – произнес я, – час спустя после нашей последней встречи двое парней пытались убить меня. Это сработало. Фрэнк подалась вперед и схватила меня за руку. – Кто? – и отпрянула назад. – Ты ведь не шутишь? Если ты подкалываешь меня… – Нет-нет, это случилось в магазине. Те двое зашли внутрь, уверен, именно они убили Невилла, и меня бы убили, если бы не появилась Джеки… – я замолчал, чувствуя себя неуютно из-за того, что у меня уже вошло в привычку рассказывать эту историю, опуская тот момент, когда громилы сообщили, что не собираются убивать меня, «просто помучить». – Кто такая Джеки? – спросила Фрэнк. – Женщина из нашего магазина. – Ах, да, жирная корова. – Она не жирная, – сказал я. – Упс, извини, – произнесла Фрэнк, и какое-то мгновение я действительно терпеть ее не мог. Но она, не обратив внимания, продолжила: – Так почему же они хотели убить тебя? – Не знаю, – честно ответил я. – Я думал, ты знаешь, мы думали, что это Этеридж, за то, что мы натворили с Россом. – Но это же полный бред! – прервала меня Фрэнк. – Я обсуждала все это с Россом, нет никаких причин… – Нет, я знаю, но я так думал. Потом поговорил с Шоном. У него есть другая идея насчет хозяина этих парней. – Правда? – Да, он считает, что это из-за цен на недвижимость. Похоже, он купил аренду за бесценок, а теперь эти порнобароны из Сохо хотят ее обратно. – Что за порнобароны из Сохо? – оживилась Фрэнк. – Не знаю, какой-то мальтийский клан, похоже на конфеты… Минто, точно, Минто. – Я их знаю, – сказала Фрэнк. – Ты – что? – Да, я работала на одного из них, на Чарли Минто. Неужели никогда тебе об этом не говорила? – О чем? – Некоторое время я была танцовщицей и старшей официанткой по совместительству в одном из их клубов, еще когда училась в колледже. – Господи, – произнес я. – Это было ужасно? – сочувственный вопрос, на самом деле подразумевавший: «давай, расскажи мне все пикантные подробности». И она рассказала. О втором годе обучения в колледже. Как залетела от своего дружка, преподавателя. Как сделала аборт. – Да, – чрезвычайно равнодушно, даже по моим стандартам, заметил я. – Помню, ты ходила на все эти абортивные сборища, верно? Да, ответила она, сделать тот аборт стало своего рода политическим триумфом. Заставило ее почувствовать себя чертовски счастливой просто потому, что она женщина. Я заткнулся, а она рассказала мне о том, как злилась и как впадала в ярость, когда мужчины использовали ее, и как встретила старую школьную подругу, которая работала официанткой на западе и сказала ей, что это легкие деньги, и тогда что-то у нее в голове щелкнуло, и она согласилась. И как пришла туда и увидела, до чего же просто сидеть рядом с пьяными бизнесменами, и заставлять их покупать тебе шампанское, и получать десятку за каждую пятидесятифунтовую бутылку. И как ей это нравилось. А потом она встретила Чарли Минто, менеджера, и он спросил, умеет ли она танцевать, а она ответила «нет», боялась, что у нее слишком маленькая грудь. Но как-то ночью она все равно это сделала, вышла и танцевала полуобнаженной, и видела на лицах мужчин не вожделение, а страх. И так и пошло, хотя иногда бывало и по-другому. Иногда было просто унизительно танцевать программу в какой-то прокуренной дыре, где Уэст-Энд встречается с Сити, для шести парней и собаки. Однако она что-то чувствовала, что-то мерзкое, и мстительное, и удовлетворенное. А однажды, через полгода, ей надоело. И она бросила. Я часто кивал и выглядел весьма глупо, а когда она добралась до паузы в своей истории, я заметил, что принимают последние заказы, а я голоден, так почему бы нам не поесть? Бармен сказал, что возле станции «Лондон-Бридж» открыт итальянский ресторанчик, поэтому мы вышли из паба, свернули направо и за считаные секунды из мрачного викторианского Лондона попали на освещенную «Старбургерами» Бароу-Хай-Стрит. Ресторанчик «Ла Специя» прятался под железнодорожным пролетом, и там было все, чего вы хотите от итальянских ресторанчиков: официанты, приветствующие вас, словно потерянных членов семьи, недавно сбежавших из восточной блокады, обильная дешевая еда, много вальполичеллы [116] и перечных мельничек, куда же без перечных мельничек? О, а я сказал про фрески, живописующие морскую жизнь «Ла Специя» (правда, странно умалчивающие, что настоящая «Ла Специя» – это гигантская морская база, если я ничего не путаю)? 116 Вальполичелла – красное итальянское сухое вино. Итак, мы сели, поели и еще поговорили. Я приготовился не быть бесчувственным, проявить необходимое участие после печального рассказа Фрэнк, но это не потребовалось. Внезапно она резко повеселела. Мы болтали о том о сем, о суете вокруг Хари Кришны, которая ее, очевидно, действительно заинтересовала, о вегетарианстве, о музыке, о том, что в последнее время она часто слушает джаз, и разве не чудесен Арт Пеппер [117] – вопрос, ответом на который было простое слово «да». 117 Арт Пеппер (Art Pepper) (1925—1982) – полное имя Артур Эдвард Пеппер (Arthur Edward Pepper), род. в Сан-Педро, шт. Калифорния; джаз-альт-саксофонист. А потом, когда паста закончилась, пудинг был отвергнут, кофе заказан, а я всерьез размышлял насчет амаретто, она сказала: – Знаешь, я, наверное, могу связаться с Чарли. – Чарли? – переспросил я, не столько упустив эту часть истории, сколько уже забыв о ней. – Чарли Минто – ну, с тем, которого твой босс обвиняет в попытке убить тебя, с этим Чарли. – А, – с сомнением произнес я. – Ну, может, я что-нибудь об этом выясню. – А, ты собираешься встретиться с гангстером и сказать: «Приветик, я тут у вас танцевала топлес, не вы ли случайно пытались убить моего друга?» Думаю, это сработает. – Иди к черту. – Извини. Извини, извини, я просто не хочу, чтобы ты ввязывалась во что-то опасное. У нас и так проблем хватает. И ты не видела тех двоих. Они были… – я поискал подходящее слово и сам удивился, когда оно вылетело у меня изо рта: – злыми. – Отлично, – ответила она. Потом смягчилась: – Но, послушай, это ведь все моя вина. Я это начала, так позволь мне просто позвонить Чарли и посмотреть, что можно узнать. И не беспокойся, я уже большая девочка. И на этом все действительно закончилось. Принесли счет. Мы вышли во двор перед станцией и поймали такси. – Голдерс-Грин, – сказала она, – с остановкой в Кэмдене. Я уснул в такси. Проснулся, когда такси затормозило перед моей дверью. Фрэнк трясла меня. – Позвонишь нам? – спросил я, выбираясь из машины. – Встретимся на следующей неделе, – ответила она. – На том же месте, в то же время, – и поцеловала меня в щеку. – Не дави на меня, Джефф. Пожалуйста. И уехала. 19. ДЖЕФФ ВСПОМИНАЕТ, ЧТО У НЕГО ЕСТЬ РАБОТА Иногда работа приносит облегчение. Следующие несколько дней я вкалывал, как каторжный. Бездумно скупал стопки записей у лишенных музыкального слуха радиопродюсеров, рок-журналистов, обязательно рассказывающих вам, какие они большие друзья со всеми знаменитостями, и парней в летных куртках, чьи забавные голоса, несомненно, звучали на радио «Мерси». Потом вписывал записи в номерной каталог. До сих пор помню некоторые из них. Мотауновское переиздание, Интс-500; классика семидесятых «WEA» [118] , буква «К» и пятизначный номер, начинающийся на пятерку. Ну что, продолжать? Нет, конечно, нет, но я мог бы. Да, бывали подобные дни, когда мне нравилось вкалывать – и нравилось по вечерам встречаться с Маком, играть с ним в пул и говорить о его новой группе, то есть ни о чем. Нет, спасибо. 118 «WEA» – «The Earner/Elektra/Alysium», теперь «Warner Music Group», американская звукозаписывающая компания. В пятницу мне позвонил Росс. – Это Росс, – сказал он. – Здорово, – ответил я. – Я как раз вношу тебя в нашу картотеку. – Ха-ха, – отозвался он. – Слушай, мы можем встретиться? Я хочу с тобой кое о чем поговорить, – тут он приглушил голос: – ну, о том, о чем мы говорили в Греции. – И где ты хочешь встретиться? – спросил я. – Как насчет Сохо? Там открывается клуб «Ленивый бар», рядом с «Ревю Рэймонда». Приходи туда. – Не знаю, смогу ли я такое вынести. Давай лучше встретимся в обычном пабе. Последовала короткая пауза. – Хорошо, наверху в «Голубых мачтах», на Руперт-Стрит. Девять тридцать? Хотите – верьте, хотите – нет, но есть четыре паба «Голубые мачты», и все они находятся в Сохо или поблизости. Тот, что на Руперт-Стрит, поменьше и поэлегантней, чем остальные. Войдя внутрь, чувствуешь, будто вернулся в шестидесятые, в Лондонский салун, видавший и лучшие времена, с маленькими изящными меню, предлагавшими горячий пунш и ирландский кофе. Помещение наверху же больше напоминает чью-то гостиную с барменом-китайцем. Когда мы с Маком пришли, Росса еще не было, но это нас не удивило, потому что мы явились на десять минут раньше. Когда мы прикончили по третьей, а Росс так и не объявился, это начало казаться если не удивительным, то, по крайней мере, раздражающим. – Он и его гребаная раскрученная парикмахерская музыка, – проворчал Мак. – Если он гребаный поп-профессор, то я Бамбер Гаскойн [119] ! – Мака слегка взбесил тот факт, что Росс красовался на обложке «Рекорд Миррор» за эту неделю в костюме от Армани и с тоненьким томиком Шопенгауэра. Заголовок гласил: «Профессор попа читает лекции в танц-поле». 119 Бамбер Гаскойн (Bamber Gascoigne) – род. 24 января 1935 г. в Лондоне; английский телеведущий и писатель, автор исторических книг. – Похоже, он не придет, – сказал я. – Хочешь, заглянем в этот «Ленивый бар»? – Можно, – отозвался Мак, больше воодушевленный перспективой ночной выпивки, чем идеей найти-таки Росса. – Давай, поиграем в охоту на профессора! Недолгая прогулка по Шефтсбери-Авеню – и мы были на месте. Перед клубом кипела драка. Несколько Уэст-Эндских вышибал пытались установить, кого можно пускать внутрь. Я расценивал наши шансы как весьма низкие, особенно после того, как Мак направился прямо к тому громиле, что побольше, и заявил: «мы в списке гостей, приятель, друзья того гребаного профессора». Но не успел вышибала послать нас к чертям собачьим, как из двери высунулась знакомая голова. Рики Рикардо. – Прекрасно! – воскликнул он. – Мак, мой главный человек! И явно собирался разразиться нелепым душевным рукопожатием, когда Мак похлопал его по спине и сказал: – Отлично, Рики, дружище, мы собираемся выпить или так и будем торчать здесь всю ночь с этими глупыми пингвинами? Итак, мы проникли внутрь. Рики покинул нас возле кассы, бросив: – Развлекайтесь, ребята, сегодня выпивка за счет заведения. Скоро увидимся! В клубе играла запись Эдит Пиаф, а посетители представляли собой наистраннейшую смесь. Я смутно узнал нескольких журналистов и любителей джаза, а еще толпы модного народу – дизайнеры, стилисты, модели, арт-студенты из Сет-Мартина. У меня возникло стойкое чувство, что весь привычный мне мир, грязный пост-панковский рок-н-ролльный мир, мутировал во что-то такое, чего я больше не понимал. Или, если выразиться точнее, место «NME» занял «Фейс». Но в моей голове царили мысли вроде: «Я не знаю, где я и кто мои друзья». Ни следа Росса, поэтому мы с Маком взяли по бутылочке «бек» и уселись на бархатную банкетку в зеркальной нише. Эдит Пиаф сменил Луи Прима [120] , и, по прошествии некоторого времени, появился верный своему слову Рики Рикардо с эффектно расхристанной блондинкой на буксире. Он сообщил, что ее зовут Салли. Она была одета в какую-то феминистскую версию черного мужского костюма поверх белой рубашки с расстегнутыми тремя верхними пуговицами и приспущенным галстуком. А еще у нее были густые пшеничные волосы, и вообще, она должна была бы выглядеть очень милой, немного дрянной девчонкой, но вместо этого казалось, будто она торчала целый месяц без перерыва, причем на фармацевтической диете. 120 Луи Прима (Louis Prima) – род. 7 декабря 1911г. в Нью-Орлеане, шт. Луизиана; R&B, свинг, диксиленд. – Хэй, Мак! – сказал Рикардо. – Зацени! Угадай, за счет чего живет Салли? Я видел, что Мак сейчас ответит: «За счет героина». К счастью, Рикардо не обращал внимания, его несло дальше: – Да, Салли – редактор журнала! – для большей эффектности он сделал паузу. – «Джетсета», – снова пауза в ожидании того, как мы начнем писать кипятком, заслышав, что Салли редактирует журнал мягкого порно, один из тех, где по-прежнему появляются классические машины и интервью по торжественным датам. – Думаю, вы не будете возражать против посещения редакторской вечеринки, а? – продолжил Рикардо, игнорируя уничтожающий взгляд Салли. – А что вы, мальчики, поделываете? – поинтересовалась она, заморозив нас ледяным взглядом. – Нет, не говорите. Ты, – она посмотрела на меня, – думаю, ты – менеджер, забиваешь деньги, связывая симпатичных парней пятидесятилетними контрактами. – Э… нет, – возразил я. – Я продаю записи. Но она меня не слушала. – Ты, – Салли сфокусировалась на Маке, – ты, ты… – и тут она сдалась и улыбнулась. – Ты мне нравишься! Господи, подумал я, в чем же дело с этими героинщиками, неужели у них есть какой-нибудь секретный способ общения, как у масонов или друзей Дороти? Затем Рики наклонился и прошептал несколько слов Маку на ухо. Мак обернулся ко мне и постучал себя по носу. Я покачал головой. В том, чтобы брать у Рики Рикардо кокаин, было что-то неправильное, а соседство с отравленной блондинкой вызывало у меня острое физическое недомогание. Поэтому я встал, сказал, что лучше еще выпью, и стал пробираться к бару. Оглянувшись, увидел, как эта троица скрывается за дверью с табличкой «Посторонним вход воспрещен». В баре я наткнулся на знакомого журналиста, одного из тех, что продавал мне выпуски со своими обозрениями и не выпендривался в процессе. Он только что вернулся из Нигерии, где брал интервью у Фела Кути [121] , его сорока девяти жен, личных колдунов и тому подобных, и ему, мягко говоря, снесло крышу. Мы немного поболтали, и он взял еще один «бек», а потом вывел меня из себя, сказав какую-то эффектную чушь вроде: «Ха, ничто не сравнится с бутылкой пальмового вина!» – и я отправился искать Мака. 121 Фела Кути (Fela Kuti) – род. в 1938 г. в Абеокуте, Нигерия; афро-поп, афро-бит. И вернулся к банкетке как раз вовремя, чтобы наблюдать, как Рики Рикардо бьет Салли по лицу. Один раз, очень быстро и очень сильно, тыльной стороной руки, чтобы попасть кольцом. Она задохнулась, но не заплакала, и не закричала, и не выплеснула ему в лицо выпивку – не сделала ничего из того, что я ожидал. Она просто тихо извинилась, подхватила свою сумочку и убежала в туалет. – Прости, приятель, – сказал Рикардо Маку. – Я извиняюсь за нее, она потеряла над собой контроль. Увезу ее домой. Это здесь, за углом, через десять минут вернусь. Мак хранил молчание, он только пристально смотрел в лицо Рикардо, словно хотел выучить его наизусть. Рикардо надел шляпу и исчез в шелесте своего бело-шоколадного костюма. – Что случилось? – спросил я. – Понятия не имею, – ответил Мак. – Мы пошли в офис, немного взбодрились, вернулись сюда и сели. Салли сказала, что хочет «водкатини», «ну еще один, дорогой». Этот Кэб Кэллоуэй [122] сказал, что с нее хватит, это вывело ее из себя. Она сказала: «Боже, ты меня достал», – потом повернулась ко мне и начала рассказывать об операции, которую только что сделала на своих титьках. «О, – заметил я, – похоже, они неплохо постарались!» – или что-то в этом духе, ну, чего ждут от человека в таких случаях? «Спасибо, – сказала она, – я их уменьшила, они были слишком большими, но теперь, думаю, все о'кей. Хочешь взглянуть?» 122 Кэб Кэллоуэй (Cab Calloway) – род. в 1907 г. в Рочестере, шт. Нью-Йорк; джив, свинг, биг-бэнд. – И, клянусь, она собиралась вытащить их прямо при всем честном народе! Может, никто бы ничего и не заметил, в таком-то месте, – добавил Мак, кивая на парочку вульгарных трансвеститов, – однако заметил наш чертов герой-любовник, и ему это совсем не понравилось. Да ты и сам видел. – Да я и сам видел, – согласился я. 20. ДЖЕФФ СМОТРИТ НА ЖИЗНЬ ПРОСТО Субботний вечер выдался весьма странным. То есть вечер-то был совершенно нормальным, вот только образ моей жизни в последнее время сделал его странным. Я отправился поужинать с Маком, Джеки и подругой Джеки по имени Сиобан, черноволосой зеленоглазой девушкой из Лимерика, социальным работником. Мы пошли в этот эксцентричный ресторан на Кэмден-Хай-Стрит, где подавали стейки и пирожки с печенью. Пару лет спустя хозяйка, пожилая леди, умерла, и он закрылся. Мак пребывал в отличном настроении, его рассказы изобиловали шутливыми судебными разбирательствами, невероятными веселыми анекдотами из жизни в Стренджвэйс и совершенно непристойными байками из рок-бизнеса. Теперь я иногда вспоминаю этот вечер: свечи догорают, официант сидит за соседним столиком и беседует со своими приятелями, по меньшей мере двое из них, кажется, из «Madness» [123] , мы пьем кофе и солодовый напиток. Джеки прильнула к плечу Мака, я не могу расслышать, что она ему шепчет, но он улыбается, а я разговариваю с Сиобан о фолк-музыке, одной из тех вещей, о которых обычно не удается нормально поговорить, потому что глаза твоего собеседника стекленеют или он смеется, но с ней все оказалось по-другому. И если за все то лето нам выпало хоть немного счастья, это было оно. 123 «Madness» – группа сформирована в 1978 г. в Кэмдене, Лондон, Англия; ска, нью-вейв, поп/рок. После ничего не произошло. Джеки и Сиобан поймали возле ресторана такси и уехали в Хокни. Мы с Маком перелезли через ворота и вернулись по берегу канала Не знаю, как Мак, а я в ту ночь спал лучше, чем за все прошедшие недели. На следующий день, в воскресенье, я пребывал в таком воодушевлении, что даже занялся настоящими, жизненными делами – например, поменял простыни и сходил в прачечную. В полдень Мак приготовил карри, которому недоставало утонченности вкуса, зато оно являло собой усовершенствованную мазо-брутальную версию изящного искусства индийской кухни. – В каком разделе Мадхур Джеффри [124] ты это нашел? – поинтересовался я. – Глава, посвященная карри как биологическому оружию? – Не, – ответил Мак, – я просто уронил чили. Но ничто не длится вечно, природа терпеть не может мирную жизнь, и в понедельник утром, как только я пришел на работу, снова позвонил Росс. Он казался вымотанным и издерганным. – Джефф, слушай, извини за пятницу. Я все выходные проторчал на этих репетициях. Но мне надо поговорить с тобой, есть проблемы, и, кстати, ты видел Фрэнк? 124 Мадхур Джеффри (Madhur Jaffrey) – род. в 1933 г. вДели; индийская актриса, также знаменитая своими кулинарными способностями и поваренными книгами. – Нет, я думал, что ты… – Нет, нет, послушай, это чрезвычайно важно! Если свяжешься с ней, позвони мне. У нас в пятницу показушный концерт. Приходи, там и поговорим, хорошо? Звякни Джилл из записывающей компании. Она скажет тебе, когда и где, и, пожалуйста, если увидишь Фрэнк… Телефон замолчал, прежде чем я смог пробормотать о'кей или сообщить ему, что увижусь с ней следующим вечером. Правда, в любом случае, не уверен, что стал бы ему об этом говорить. 21. ДЖЕФФ УХОДИТ ИЗ ПАБА В четверг вечером, в десять минут седьмого, когда я пришел в «Кембридж», чтобы встретиться с Фрэнк, я по-прежнему не понимал, что за чертовщина творится вокруг. Я поговорил с Шоном, и он сказал, что ничего не слышал от Минто. Сказал, что сообщил о них полиции, но они оказались странным образом не заинтересованы в этой версии. – Гнали всю ту же чушь насчет огромного количества ограблений магазинов в Уэст-Энде, не поверите, сэр! Чертовски верно, я и не верю… Я позвонил в компанию Росса, чтобы узнать про показуху, и мне возразили, что это не показуха, а Событие, и если я хочу присутствовать там, надо ждать на автобусной остановке перед Музеем науки, откуда флотилия автобусов будет развозить прессу по местам секретного назначения. – Это будет потрясающе! – заявила Джилл. В чем я, однако, сомневался. Зато все эти размышления хотя бы отвлекли меня от мыслей о Фрэнк. До последнего часа в магазине, когда я обнаружил, что слушаю записи Леонарда Коэна [125] , что само по себе было дурным знаком. Я умышленно пришел в паб пораньше, чтобы успеть выпить до появления Фрэнк и подготовиться. Но она уже сидела в углу и читала «Белый отель» [126] . 125 Леонард Коэн (Leonard Cohen) – род. в 1934 г. в Монреале, Квебек, Канада; фолк-рок, известный писатель, автор романа «Прекрасные Неудачники». 126 «Белый отель» («The White Hotel») – роман Дональда Майкла Томаса (Donald Michael Thomas); англ. писатель, род. в 1935 г.; фантастика. Кажется, она обрадовалась, увидев меня. Встала и обняла. Сказала, что ночь слишком хороша для сидения в кинотеатре. «Давай снова погуляем, как на прошлой неделе, мне очень понравилось». Так мы и сделали. На этот раз держались северной стороны реки. Пошли на восток вдоль Стрэнда, мимо театров, в которых играли печальные комедии, а имена артистов казались смутно знакомыми благодаря телевидению, удивительно, что все они переключились на мюзиклы. На полпути свернули на аллею, где обнаружили самый крошечный паб в Лондоне, «Нелл Гвинн». Сидя там с бутылкой «пилса», я вспомнил волшебный таинственный тур Росса. Фрэнк не отреагировала. – Звучит забавно, – равнодушно сказала она. – Да, похоже на то, – ответил я, в глубине души разочарованный отсутствием вражды в ее голосе. Вернувшись на Стрэнд, мы пошли дальше на восток, миновали Альдвич, спустились к готическим фантазиям «Тэмпл», где киноленты застыли в летних сумерках. Вернулись на Флит-Стрит, прошли офисы «Сан» на Бувери-Стрит, а потом Фрэнк сказала: «Я хочу есть, давай сядем на автобус». Мы сели на номер 9 и доехали до станции Ливерпуль-Стрит, где боковыми улочками пробрались к Брик-Лейн. Вокруг царила темнота, но на самой Лейн кипела жизнь. Из магазинов доносилась музыка из фильмов, дети-бенгальцы толпились около Свит-Центра. Я посмотрел на часы. Десять пятнадцать. – Давай перед едой еще выпьем, – предложил я – мне всегда жаль впустую тратить бесценные часы продажи спиртного – и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь «Семи звезд». Через минуту после того, как мы вошли в паб, Фрэнк начала хохотать. Я заказал два «пилса» и поинтересовался, что вызвало у нее такое веселье. – О, – простонала она, – в последний раз, когда я была здесь, я пыталась танцевать под Джима Ривса [127] на столе для пула! – Подо что именно? – чрезвычайно заинтересованно спросил я. – Не под «Bimbo»? – Нет, даже не знаю. Кажется, под «Can't Help Falling in Love With You». – Тогда это Энди Вильяме [128] , – не смог удержаться я. – Джефф, – спокойно произнесла Фрэнк, – это неважно. – Нет, – согласился я и помолчал. – Значит, ты хочешь уйти отсюда? 127 Джим Ривс (Jim Reeves) – род. в 1923 г. в Гэллоуэе, Панола Канти, шт. Техас; холидей, кантри-поп, традиционный кантри. 128 Энди Вильямc (Andy Williams) – род. в 1928 г. в Уолл-Лейке, шт. Айова; софт-рок, вокал-поп. – Да нет. Просто это забавно. Надо обязательно рассказать Чарли, что я была здесь. – Чарли? – переспросил я и почувствовал, как что-то темное заползает в мое сердце. – Ну да, Чарли Минто. Слушай, я хотела рассказать тебе об этом за едой. – О чем? – О том, что я узнала. Насчет Невилла и всего остального. Это длинная история, понимаешь. Поэтому я и не хотела говорить по дороге. И она рассказала мне. Рассказала, как позвонила Чарли Минто, как он пригласил ее выпить – «в это новое заведение в Сохо, «Ленивый»». Чарли, сказала она, изменился. «В последний раз, когда я его видела, он был похож на футболиста, ну, перманент и «Прингл» [129] . Но на этот раз он был в этом потрясающем костюме. От Пола Смита. Слышал о таком? Ему принадлежит тот огромный магазин в Ковент-Гардене». 129 «Прингл» («Pringle») – английская торговая марка одежды. Теперь черная тварь жадно глодала мое сердце. Я никогда не видел Фрэнк такой оживленной. И, на мой взгляд, это ей не шло. – В общем, – продолжала она, – он хотел знать, чего я хочу. Не нужна ли мне работа. Нет, спасибо, ответила я. Сказала ему, что путешествовала и теперь, вернувшись, хочу снова увидеть старых друзей. Тогда он заказал бутылку розового шампанского, и мы выпили за старых друзей. Он действительно преуспел. Знаешь, что ему принадлежит «Ленивый бар»? Ну, точнее, его семье, но это его особый проект, представляешь? Он рассказывал мне, как ему надоела вся эта порнография. – Он хочет держаться новых веяний. Говорит, Сохо меняется, планирует организовать ресторан и несколько баров. Только его семья – настоящие гангстеры, они ему не доверяют. Цепляются за свои массажные кабинеты, и грязные журнальчики, и клубы с голыми официантками – «им грязная пятерка милее честной десятки», вот что он о них говорит. Поэтому они дали Чарли всего один шанс с «Ленивым баром». И если это сработает, они станут партнерами с тем парнем, Рики Рикардо, мистером Клубляндия. – Рики Рикардо? – переспросил я. – Да, да, – ответила она. – Знаю, он какой-то скользкий, но Чарли говорит, что он действительно знает свое дело. На «Бахусе» можно заработать целое состояние, но Рики ничего с этого не имеет. Похоже, другой парень просто ободрал его как липку, вот почему он хочет объединиться с Чарли. – Ага, и все это, хм, Чарли сообщил тебе за бутылкой шампанского? – Нет, – сказала она. – Я, ну, я видела его еще пару раз. То есть, когда мы встречались в первый раз, ему надо было ехать на встречу с Рикардо, поэтому он пригласил меня на ланч на следующий день. Мы были в том местечке в Сохо, «Ль'Эскарго». Чарли говорит, он никогда не уедет из Сохо. Он живет в потрясающей квартире на Мерд-Стрит. Я едва удержался, чтобы не вставить: «Ох-хо, значит, ты побывала и у него в квартире». Фрэнк не унималась: – В общем, мы отлично пообедали, шампанское и все такое. Господи, я даже ела мясо, впервые за все эти годы! Но потом случилось нечто ужасное. Мое сердце мгновенно подпрыгнуло. Я представил себе, как Чарли давится лангустом. – В ресторан пришел один из его братьев и сказал, что их сестра умерла. Передоз, они думают, что это самоубийство. В общем, Чарли был совершенно подавлен. Он просто сидел за столом и плакал, а потом попросил меня поехать с ним в его квартиру, сказал, что ему необходимо побыть с кем-нибудь, с кем-нибудь не из его семьи. А пока мы добирались туда, он изменился, он больше не грустил, он был в ярости. Сказал, что его семья виновата в том, что впутала ее в этот мерзкий мир, а она не справилась. – А потом он произнес эту речь, насчет того, как он ненавидит свою семью, и что все они – сборище мальтийских членоголовых мерзавцев, которые слишком тупы, чтобы зарабатывать деньги законным путем, и поэтому проворачивают грязные кровавые делишки – «вроде убийства того парня в магазине», – сказал он. А я спросила, что за парень? И он ответил: «Из какого-то магазина записей», а потом замолчал. Потом начал говорить о своей сестре, что убьет всех, кто давал ей наркотики, а потом… Тут она остановилась. – Что потом? – поинтересовался я. – Так, ничего, – сказала она, но я видел, как по ее лицу расплывается широкая ухмылка. – Ну, что потом? – Ой, да ты не захочешь об этом слышать. – Захочу. – Господи, ну, потом мы занимались сексом, конечно же. Ухмылка растянулась до ушей. Не помню ни одного человека, которого мне за всю свою жизнь хотелось бы ударить так сильно. Но я этого не сделал. Я ничего не сделал, ничего не сказал. И она увидела в этом поощрение продолжать. – Он был точно поршень. Все. Я мог пережить мисс Вегетарианку, решившую, что ей нравится стейк, но вот мисс Ой-давай-не-будем-зацикливаться-на-вставлении, которая решила, что ей нравятся грубые члены, была для меня уже слишком. Я встал и вышел, а потом шел на север, пока не обнаружил, что нахожусь где-то возле Дальстона, в полночь и без денег на такси. Домой я добрался около двух, и мне хотелось застрелиться. 22. ДЖЕФФ ГОТОВИТСЯ К ХУДШЕМУ Ночью мне приснился сон. Он развеялся, прежде чем я смог уловить его, но проснулся я с чувством, будто с меня свалилась тяжелая ноша. Когда я встал, на кухне сидела Джеки, и она выглядела такой счастливой, что частичка ее настроения передалась и мне. Мы выпили чай с тостами и вместе пошли на работу вдоль канала. Она не говорила, чему радуется, а я не спрашивал, но, придя в магазин, мы сразу поставили «The Marvelettes» [130] . Моего хорошего настроения хватило до полудня, когда я впал в безысходность и навязчивую ревность и слушал Игги Попа. После работы я закрылся в своей комнате, смотрел телевизор и сердился. 130 «The Marvelettes» – группа сформирована в 1960 г. вИнкстере, шт. Мичиган; соул, мотаун, поп-соул. На следующее утро в магазин позвонил Росс. Если в последний раз, когда я его слышал, он казался издерганным, то сейчас он определенно свихнулся. – Джефф, ты был прав, парень, ты был прав! Думаю, именно Этеридж убил твоего друга! Извини, сейчас не могу объяснить, но ты должен прийти завтра на концерт! И будь осторожен! Связь прервалась. Несколько секунд я стоял, держа в руках телефонную трубку, а потом сказал Шону, что кое-что случилось и я должен уйти. Я видел, как на глазах иссякает его запас симпатии к травмированному работнику, но он все-таки кивнул и согласился. Я пришел домой, отыскал Мака и сообщил, что нам нужно поговорить. Пятнадцать минут спустя мы поглощали ранний ланч в Инженерном саду, совсем рядом с каналом. Я рассказал ему, что мне рассказала Фрэнк, что за смертью Невилла стоят Минто, а потом – что рассказал Росс, что это дело рук Этериджа. Некоторое время мы крутили это так и сяк. Я предложил сообщить то, что мне известно, полиции, и Мак рассмеялся. – Джефф, тебе ничего не известно. У тебя есть только ворох «он сказал, она сказала». Росс не явится в суд и не заявит, что его менеджер – убийца, а что касается ублюдка Минто, который будет винить в убийстве всю свою семью – неужели ты в это веришь? – Нет. То есть, не знаю. Фрэнк говорит, он страшно зол на свою семью. Я тебе об этом не говорил – его сестра только что покончила с собой, или у нее был передоз, или что-то еще в таком роде, поэтому он их действительно ненавидит. Может, стоит с ним поговорить? – Его сестра? – Ага. – Как ее звали? – Не помню. Кажется, Фрэнк не говорила. – Неважно, это должна быть она. Та девчонка, которую мы встретили в «Ленивом баре», та, которую ударил Рикардо, Салли. Ее фамилия была Минто. – Черт, да, это похоже на правду! Чарли Минто тоже как-то связан с Рикардо. На секунду мы замолчали, а потом меня осенило. – То есть, возможно, именно Рикардо дал Салли наркоту, от которой у нее случился передоз? – Может быть, я не знаю. Она была большой девочкой, полагаю, могла сама добывать себе наркотики. – Но Рикардо этим занимается? – Ага. – Отлично, я позвоню Чарли и скажу ему, что Рикардо давал его сестре наркотики. А Этеридж – дилер Рикардо! – И что с того? – Точно не знаю, но кто-то из них должен стоять за смертью Невилла, так что если я их стравлю… Не знаю, это как в пуле, когда нет подходящего удара, можно просто столкнуть много шаров и надеяться на лучшее. – Да, или наблюдать, как твой собственный шар летит прямо в лузу. – Вот почему нам нужен план. 23. ДЖЕФФ САДИТСЯ В АВТОБУС В пятницу в семь вечера я стоял перед Музеем науки, в буйной толпе ждущих автобуса прихлебателей. В пять минут восьмого появилась женщина из менеджерской компании. В пятнадцать минут восьмого появился автобус, и мы погрузились в него. Сэм устроилась впереди и беседовала с парнем из «Black Echoes» [131] , который говорил исключительно на ямайском местном диалекте, хотя был обычным белым из Хаддерсфилда. Я сел у окна где-то в середине, а рядом разместился здоровый мужик в полном прикиде «Dexy» – спецовка, ботинки и шерстяная шляпа. Возможно, новый стильный век и поразил рок-элиту, но до скромных музыкальных журналистов он определенно еще не добрался. 131 «Black Echoes» – английская звукозаписывающая компания. Десять минут спустя организаторы вскрыли коробки с «ред-страйпом», а из динамиков оглушительно орал новый альбом Росса, танцевальные миксы Франсуа Кеворкиана [132] . Автобус был готов двинуться к таинственной цели своего назначения, когда в дверь забарабанили, и водитель, притормозив, принял на борт еще двоих человек. Одним оказалась Фрэнк, другим – мужчина в, позволю себе предположить, ужасно дорогом костюме, однобортном шедевре темно-синего цвета. Свою шляпу он заломил назад, а изо рта у него торчала сигарета. Ублюдок выглядел лучше, чем сам Жан-Поль Бельмондо! Чарли Минто, никаких сомнений. Нахлынувшую на меня волну ревности более-менее уравновешивало то, что мой план, каким бы он ни был, все же сработал. Днем раньше я позвонил Чарли и представился другом его сестры. Сказал ему про Этериджа и Рикардо, про сегодняшний концерт. Он не проронил ни слова, просто слушал, не считая тихого «спасибо», после которого Чарли повесил трубку. 132 Франсуа Кеворкиан (Franзois Kevorkian) – род. 10 января 1954 г. в Родезе, Франция; диско, хаус, клаб/дэнс. Увидев их, я тут же углубился в чтение «NME». Они прошли мимо меня в заднюю часть автобуса. Мой сосед произнес: – Не читай то дерьмо, которое они здесь пишут. – О, так ты из группы? – Нет, я – Дез Салливан, – и он слегка усилил свой северно-ирландский акцент. Было бы очень приятно ответить: «Да? Неужели?» – только я знал это имя. Салливан был бессменным соул-мальчиком старой закалки из «NME». Кажется, ни слова не мог написать без цитат из Джеймса Брауна. В общем, безо всяких приглашений с моей стороны и даже не переводя дыхания, ближайшие полчаса он вещал мне о тупости и алчности своих сотоварищей по работе, о триумфах северного соула, о своей теории, что Филли лучше, чем «Motown», а чикагский соул – самый лучший в мире. И как раз в середине его пространного монолога о том, что журнал захватило стадо выпускников общеобразовательных школ и Оксфорда, писающих кипятком от Ролана Барта, я почувствовал, как кто-то хлопает меня по плечу. – Привет, Джефф! – сказала Фрэнк, явно позабывшая о печальном завершении нашей последней встречи. – Пойдем, поздороваешься с Чарли! Я пожал плечами и ответил: – А почему бы и нет? – и пошел назад, туда, где сидел Чарли. Чарли привстал, потряс мне руку и сообщил, что очень рад знакомству. Потом попросил Фрэнк подвинуться, чтобы я мог сесть рядом с ним. – Нам надо кое о чем поговорить, дорогая, – объяснил он. Удивляясь про себя, о чем же это, я сел. – Фрэнк говорит, ты работаешь в том магазине записей на Монмаус-Стрит. – Да, – ответил я. – По крайней мере, работал. Сейчас он закрыт, – я сделал паузу. – Да, – сказал Чарли, – я слышал об этом. Ужасно. – Неудивительно, что ты слышал, – заметил я и вступил на опасную территорию. – Ведь здание принадлежит твоему отцу, верно? – Верно. – И он хочет получить назад аренду… Чарли поднял руку. – Слушай, – сказал он, – понимаю, к чему ты клонишь, но тут ты ошибаешься. Мой отец не убивает людей. Но… это страшно неудобно… Есть пара людей, которые работали на моего отца. Ну, в сфере получения долгов. Физически развитые. И… – И что? – И, возможно, мой отец упоминал, что хочет выкупить назад какие-то аренды. Не твой магазин конкретно, а другую недвижимость на той же улице. И, возможно – только возможно! – он создал у них впечатление, что если дела в этих магазинах пойдут, ну, несколько хуже, чем обычно, то он не будет, ну, слишком огорчен. – Значит, – прошипел я, радуясь, что музыка достаточно громкая и нас не могут подслушать, – ты говоришь мне, что хулиганы твоего папаши всего лишь немножко отбились от рук и убили моего друга? – Нет, я этого не говорил. Я говорю, что, думаю, знаю, что за парни стоят за всем этим. А еще говорю, что сделаю все возможное, чтобы они получили по заслугам. – И что это означает? – Это означает, что когда мы найдем их, то приберем к рукам. А ты что думал? Закатаем их в бетон и поставим в качестве дополнительных опор для М25 [133] ? Думаешь, мы мафия, братья Крэй [134] ? Чушь собачья! – А что означает «когда мы найдем их»? Я думал, они работают на вас. 133 М25 – кольцевая автодорога вокруг Лондона; протяженность 188 км. 134 Братья Крэй – братья-близнецы Ронни и Реджи Крей (The Krays) руководили криминальным миром Ист-Энда в течение многих лет; они родились в Ист-Энде и вскоре после 2 Мировой войны собрали свою банду; в течение многих лет полиции не удавалось арестовать их. Реджи Крей был арестован в 1969 г. за убийство лондонского криминального авторитета Джека Маквити; в августе 2000 г. в связи с резким ухудшением здоровья его выпустили на свободу, он скончался 3 октября 2000 г. в возрасте 66 лет. – Нет, они вольнонаемники, эти двое, ишаки напрокат. Может, сейчас они бьются головами в дверь где-нибудь в Илфорде. Но рано или поздно они объявятся. Фрэнк наклонилась к нам. – Мальчики, вы закончили? – она протиснулась между нами и уселась Чарли на колени. – Есть идеи насчет того, куда нас везут? Чарли покачал головой. Я же выглянул из окна – и на некоторое время оказался совершенно сбит с толку. Да, это был Лондон, но незнакомый мне Лондон. Минуту спустя я заметил вывеску подземки, «Гэнтс-Хилл». – «Гэнтс-Хилл»? И где же находится этот чертов «Гэнтс-Хилл»? – полюбопытствовал Чарли. – Думаю, на полпути к Эссексу. Мое предположение оказалось верным. Час спустя автобус высадил свою команду, к этому моменту пьяную в стельку, и бунтующих журналистов позади чего-то, как выяснилось, представлявшего собой Саусэнд-Кёрсаал. Этот исчезнувший с лица земли развлекательный комплекс состоял из театра, побывавшего на пике своей славы в качестве главной сцены действия в фильме Кена Расселла «Томми» [135] , и рахитичной ярмарки. 135 «Томми» («Tommy») – фильм снят в 1975 г. Кеном Расселлом (Ken Russell); главный герой – слепоглухонемой мальчик, который становится мастером пинбола – и объектом религиозного культа; музыка группы The Who. – Вход на ярмарку свободный! – крикнул рекламный агент. – Шоу начнется в театре через час. Внутри есть бесплатный бар. Там уже собрались толпы людей. Должно быть, наш автобус не был единственным – кажется, здесь собрались все городские отморозки и жертвы моды. Я отправился искать гримерную, рассудив, что чем раньше переговорю с Россом, тем лучше, но вместо этого наткнулся прямо на вышибалу и аппаратчика записывающей компании, которые заявили мне, что ни одна живая душа никоим образом не может потревожить мистера Росса перед шоу. Развернувшись, я столкнулся с Дезом Салливаном, вцепившимся в фор-пэк «ред-страйпа». – Все отлично, старина, – сказал он, – добудь себе такой же и пошли, покатаемся на электромобилях! На некоторое время я последовал его совету, а когда понял, что меня сейчас стошнит, вышел наружу и отправился бродить по периметру ярмарки. И тут меня кто-то схватил. Кто-то оказался Комедиантом, и – сюрприз, сюрприз! – с ним был его друг, Фанат! – Что ж, посмотрим, не Себастьян ли это Коэ [136] ? – сказал Фанат, беря меня под руку и помогая сопроводить в темноту за тиром. 136 Себастьян Коэ (Sebastian Сое) – род. 29 сентября 1956 г.; английский бегун на средние дистанции, двукратный олимпийский чемпион (в 1980-м и в 1984-м) на дистанции 1500 м; наиболее плодовитый британский рекордсмен с восемью мировыми рекордами, установленными вне территории Англии, и тремя мировыми рекордами, установленными на стадионах Англии в 1979-81; после ухода из спорта в 1990-м начал политическую карьеру в Консервативной партии и в 1992-м был избран членом Парламента. В данных обстоятельствах не имело смысла ждать идеального момента для побега. Настоящие мерзавцы не тратят время на пустые разговоры о том, что они собираются с тобой сделать, они просто берут и делают. Поэтому я открыл рот, как можно сильнее укусил Комедианта за руку, как можно громче заорал и удачно заехал Фанату в пах. Хватка Комедианта ослабла, и я побежал. Миновав электромобили, я увидел, что люди начинают заходить в театр. Я вломился в самый центр толпы и проник внутрь. Проявил полное отсутствие воспитания, протолкавшись прямо в середину первого ряда. И тихо сел. Ни следа моих противников, но я не сомневался, что они где-то здесь. «Вот дерьмо, дерьмо, дерьмо!» – бормотал я себе под нос, и мои ближайшие соседи начали отодвигаться подальше. Не успел я решить, что же делать дальше, как появился Росс. 24. ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН ДЖЕФФА Оркестра как такового не было. Только записи плюс на сцене – раболепствующий диджей, два бэк-вокалиста, один из которых пел с «Chic», да духовые. Идею, думаю, позаимствовали у живого выступления Джеймса Брауна в «Аполло», разве что рядом с танцующим Россом и Брайан Ферри становился похож на Нуриева, а Россов голос являл собой одну тональность, никакой силы – хорошо в записи, так себе живьем. Не то чтобы я потратил кучу времени на разбор происходящего. После трех номеров я заметил Фаната, усаживающегося с одного конца ряда, и Комедианта, пристраивающегося с другого. Больше же никого из знакомых я не видел – наверное, все журналисты по-прежнему торчали в баре. Через полчаса шоу закончилось. Росс и его аккомпаниаторы поклонились и покинули сцену, а у меня по-прежнему не было никакого плана. К счастью, люди продолжали стоя аплодировать, вызывая Росса на бис, и никто не мог подобраться ко мне. На бис исполнили безобидный кавер «The Love I Saw In You Was Just A Mirage» Смоки Робинсона, и к его концу я наконец понял, что мне делать. Как только отзвучал финальный аккорд, я громко заорал, а потом вскочил на сцену и ринулся кРоссу, похожий, как я надеялся, на пьяного фаната-переростка, желающего запечатлеть поцелуй в знаменитую щеку. На самом деле, я кричал – точнее, вопил – ему: – Ради Бога, пожалуйста, возьми меня с собой в гримерку!.. Я все объясню! И Росс, кего чести, ни секунды не колебался, просто обнял меня, помахал толпе, и мы ушли за сцену. – Слушай! – на грани паники выдохнул я. – Ты должен мне помочь! – Да, – ответил он, – один момент. Потом, сохраняя почти сверхъестественное спокойствие – только позже я подумал, что он, наверное, так ине отказался от своей привычки глотать горстями транквилизаторы перед любым выступлением, – Росс обнял своих бэк-вокалистов и сказал, что подойдет к ним в зеленую комнату через минуту. Затем открыл дверь с надписью «Менеджер». Когда мы вошли внутрь, Росс запер дверь иуселся на стол. Я же начал мерить шагами комнату. – Джефф, что происходит? – Здесь те двое, что пытались убить меня. И, полагаю, твой менеджер с ними знаком. – Я так не думаю, – возразил Росс. – Что-то происходит, я точно знаю, но не думаю, что за этим стоит Этеридж. Только вот дерьмо, я теперь ни в чем не уверен. Ты знаешь, что он продавал наркоту? Я кивнул. – О'кей. Слушай, знаю, он всегда мог достать все, что хотел или что хотел я. Но когда мы подписывали счета, все менялось. Знаешь, что лейбл покупает тебе наркотики? Правда. В счетах указываются «цветы и шампанское». Очень мило. В общем, думаю, Этеридж заключил с компанией какую-то сделку. Он снабжал лейбл тем, что им было нужно. Преимущественно кокой. Записывающиелейблы любят коку, думают, что на ней держатся все таланты. Но коку доставляли чертовски долго, а каждый хотел попробовать. Поэтому он начал покупать все больше и больше и, думаю, в итоге просто съехал с катушек. В общем, взгляни на это. В дальнем конце офиса оказалась еще одна дверь, ведущая в маленькую комнатку, куда втиснули кушетку, стол и умывальник. На кушетке лежал Этеридж, глядя впотолок, на его лице блуждало то выражение, которое я за последние месяцы привык видеть на лице Мака. Он был похож на обколотого богомола. – Помнишь меня? – спросил я, готовый ударить его, воодушевленный видом кого-то, кто значительно слабее, чем я. – Ты, – бездумно пробормотал он, – сраный чертов шантажист. – Верно, сраный чертов шантажист, чьего друга ты убил. – Нет, – ответил он, – это не я. Минто, Чарли Минто. Он психопат. Кажется, будто он не такой, как они все. Так и есть. Он гораздо хуже. – Но зачем, зачем ему было убивать Невилла? Это сделал ты! – еще не закончив фразу, я уже понял, что не прав, что все это неправильно. Если бы Этеридж был убийцей, мы бы не вели сейчас с ним такой разговор. – Ты хотел отплатить мне за шантаж, просто твои головорезы прибили не того парня! Этеридж рассмеялся. – Спасибо, – произнес он, – я думал, что уже никогда больше не засмеюсь, но ты так сильно ошибаешься, что это смешно. Конечно, они прибили того парня. Шантаж тут не при чем. Твой приятель чем-то насолил Минто. Не успел я обдумать эти слова, как дверь распахнулась. В комнату вошел Чарли Минто, а следом за ним – Билл и Бен, Фанат и Комедиант. – Точно, – сказал Минто. – Вырубите певца, он нам не нужен. Мы даже не успели отреагировать. Фанат повернулся к Россу и один раз сильно ударил его. Росс потерял сознание и, свалившись на кушетку, выбыл из игры. – Давайте, – продолжил Минто, – берите двоих членоголовых, они пойдут с нами. Билл и Бен набросились на нас с Этериджем. Фанат ударил меня в живот, не в полную силу, но весьма ощутимо, выкрутил мне за спиной руку и приставил к животу нож. Рядом с офисом менеджера располагалась дверь с надписью «Пожарный выход». Минто открыл ее и вывел нас на металлическую лестницу. Я глянул вниз, на ярмарку, но там было темно. С парковки отъезжали автобусы. Эй, может, Дез Салливан будет скучать обо мне, подумал я и чуть не расхохотался. Мы спустились по лестнице и пошли ко второй маленькой парковке на дальнем конце ярмарки. И одолели уже половину пути, как вдруг я услышал знакомый голос: – Эй, Чарли, что происходит, приятель? Вот уж не думал, что могу обрадоваться Рики Рикардо! Блистательный, в бледно-зеленом костюме и туфлях в тон, он явно слишком накачался, чтобы оценить ситуацию. И это было для него весьма плачевно – Чарли Минто решил, что на мистера Хорошего Парня времени не осталось. Когда Рикардо подошел ближе, Минто вцепился ему в горло и заорал: – Ты трахал мою сестру, сука! Ты убил ее! То ли Рикардо оказался гораздо смелее, чем я думал, то ли он действительно ничего не соображал, потому что ответил: – Я не убивал ее, она сделала это сама. Тебе интересно, почему? Да, я трахал ее, но что из того? А кто не трахал? Я, по крайней мере, не был ее братом! Застыв на месте, я думал, что, должно быть, и у парней в бледно-зеленых смокингах есть свои ангелы-хранители – Рики Рикардо был на волосок от удушения совершенно обезумевшим Чарли Минто, когда раздался оглушительный рев. 25. ДЖЕФФ ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА РЫБАЛКУ Подняв глаза, я увидел «лендровер-2», на полной скорости въезжающий в проволочное заграждение вокруг ярмарки. Заграждение не выдержало. Два пятнадцатифутовых столба вырвало из земли. «Лендровер», забор и один из столбов неслись к нам на бешеной скорости, и все мы, нападавшие и жертвы, бросились врассыпную, чтобы убраться с их пути. Четыре черных фигуры в чулках на голове выскочили из задних дверей «лендровера», размахивая бейсбольными битами. Комедиант, спасаясь от машины, уронил нож, а когда попытался вернуть его, первый из приехавших сломал ему руку, судя по хрусту, с которым бита встретила вытянутую конечность. Тут появился Фанат, он размахивал своим мясницким ножом и кричал: «Назад, назад!» – но потом споткнулся о лежащего ничком Этериджа. Два взмаха битой – и Фанат тоже перестал шевелиться. Я подошел и на всякий случай пнул его. Что было глупой тратой времени, потому что отвлекло меня от размышлений о том, куда же мог деться Мин-то. Затем раздался приглушенный вопль, и я мельком увидел двоих бегущих человек, один из которых определенно преследовал другого. Рикардо и Минто. – Твою мать! – раздался из-под чулка манчестерский выговор. – Думаю, надо их догнать! – Боже мой, – сказал я, – Мак, почему так долго? До ответа Мак не снизошел, только крикнул: – Вперед, парни! – и бросился вслед за Минто. Черная когорта из трех человек побежала за Маком, и я, не придумав ничего лучше, присоединился к ним. Рикардо вырвался на свободу сквозь дыру в заграждении, оставленную «лендровером». Единственной проблемой с точки зрения Рикардо оказалось то, что эта дыра привела его на темную служебную дорожку, огибающую комплекс Кёрсаал сзади. Тем не менее бежать было некуда, только вперед, и, когда я припустил за Рикардо, он, окрыленный фалдами своего смокинга и подстегиваемый ужасом, на пятьдесят ярдов опережал отряд и на десять – Минто. Рикардо свернул к главному портовому неводу, но ситуация не особенно изменилась. Может, он думал, что на этом все закончится, что взволнованные прохожие бросятся на помощь любителю джаза, одновременно скандируя: «Ay, ay, ау, самба!» – привязчивый рефрен из хита Рикардо. К сожалению, Саусэнд после полуночи мало похож на Сохо во время часа коктейлей. Берег был совершенно пуст. И, несмотря на это, один Господь знает, какой первобытный инстинкт погнал Рикардо на дамбу. Турникет он перепрыгнул первым, но Минто уже висел у него на пятках, и, добравшись до дамбы, Рикардо совершил ошибку. Он оглянулся. В этот момент я увидел его лицо – лицо человека, осознавшего, что ему негде спрятаться. Мы только добрались до турникета, когда Минто схватил Рикардо. Рикардо открыл рот, чтобы закричать, но Минто вцепился ему в горло и начал валить его на перила. Нам оставалось не больше десяти ярдов, когда произошла удивительнейшая вещь. Мак как раз орал: – Стойте, полиция! – а Минто наполовину перевалил Рикардо через перила, когда лицо гангстера страшно исказилось. Он отпустил Рикардо, который, покачавшись немного, сполз обратно на дамбу, и вцепился себе в щеку. Секунду спустя его рот точно взорвался, из него выплеснулся кровавый фонтан, а потом Минто внезапно перепрыгнул через перила и, завывая, словно банши, бросился в воду. Никто из нас не мог понять, что случилось, пока с обратной стороны заграждения, пятью ярдами дальше того места, откуда свалился Минто, внезапно не выросла фигура и не заорала: – Что, черт побери, здесь происходит?! – Господи! – выдохнул Мак. – Это был рыболовный крючок! Во рту Минто! Он подцепил Минто на крючок! Невероятно! Я не сразу понял, о чем речь – был слишком занят высматриванием следов Минто в темной, беспокойной воде. Один из спутников Мака спросил: – Как ты думаешь, стоит бросить мерзавцу спасательный круг? Я об этом и не думал. Хотя он валялся прямо перед моим носом, огромный резиновый круг. Я перегнулся через перила, но никого не увидел. На какое-то мгновение, Господи, помоги мне, я помедлил. Затем поднял спасательный круг и бросил его в темноту. Когда он коснулся воды, раздался всплеск – и больше ничего. 26. ДЖЕФФ ТЕРЯЕТ ВЕРУ Десять минут спустя мы вернулись в «лендровер». Рыбак отправился вызывать полицию, а Рикардо решил смотаться, пока есть такая возможность. Мы же выходили с дамбы в состоянии полного шока, когда увидели «лендровер», медленно едущий по берегу. – Давайте внутрь! – крикнул водитель, и так мы и сделали. Мы с Маком запрыгнули на переднее сиденье. Оставшаяся троица погрузилась назад. – Слава Богу! – сказал водитель. Потом женским и знакомым голосом продолжил: – Я просто убралась с ярмарки до приезда полиции. – Джеки, – заметил я, – ты прямо чертова святая, но, пожалуйста, сними с себя чулок, иначе нас мигом засекут. После этого все некоторое время хранили молчание. Пытались привести себя в более-менее божеский вид и стать похожими на нормальных граждан – на тот случай, если появятся полицейские машины. Кроме того, возникла маленькая неловкость – я не знал троих на заднем сиденье. Правда, теперь, без чулок на головах, я наконец разглядел их. Последний раз, когда мы встречались, они входили в группу поддержки Мака, а не в его личный спецназ. Огни Саусэнда начали тускнеть позади, и тут я заметил тело на заднем сиденье. – А это кто? – Я думала, ты знаешь, – сказала Джеки. – Это тот парень, которого Минто выволок вместе с тобой. Он просто стоял там и казался таким жалким, что я велела ему прыгать внутрь и заткнуться. Присмотревшись, я увидел, что это действительно Этеридж. Судя по всему, он впал в наркотический сон. – И что мы с ним будем делать? – поинтересовался я. Затем, начав осознавать всю серьезность ситуации, спросил: – И куда мы едем? Полиция мигом перекроет эту дорогу. Нам нельзя возвращаться в город. Куда нам деться? Мак и его когорта, Крошка Стив, Пончик и Барри, не участвовали в предположениях. Это было вне их компетенции. Только я хотел предложить поехать-таки в Лондон и надеяться на лучшее, как заговорила Джеки. – Мы можем свернуть здесь, – сказала она. – У моего дяди есть дом на колесах возле Конви-Айленда, если это, конечно, нам подходит. Так, полчаса спустя мы уютно расположились в Лондонском лучшем парке для автофургонов, примостившемся в тени конви-айлендской электростанции. Отсюда открывался вид на пост-апокалиптические просторы эстуария Темзы. Фургон оказался просторным и хорошо обустроенным. Пончик с Барри запихивали упаковки пива в холодильник, Крошка Стив и Джеки выясняли положение с продуктами, а мы с Маком занялись Этериджем. Мак привел его в чувство простым, но действенным приемом – вылил ему на лицо бутылку воды – и, теперь Этеридж сидел на койке и смотрел на нас затуманенным взором с таким выражением, будто ему совершенно неинтересно, что же будет дальше. – Ты убил моего друга, – открыл я судебное заседание. Этеридж устало покачал головой. – Нет. Я уже говорил тебе. Его убил Минто или, скорее, минтовские тупицы. – Почему? – Невилл знал Минто. Чарли занимался оптовой торговлей кокой. Думаю, Невилл и сам немного приторговывал в магазине. Чарли за что-то на него рассердился. Не знаю, может, он обманывал его. А еще Чарли хотел магазин. Знаешь, что его семье принадлежит весь квартал? Представляешь, сколько это стоит, целый квартал в Ковент-Гардене? – Если удастся избавиться от старых арендаторов. – Верно. Так что дело определенно было еще и в этом. Я знаю, как ведут дела эти люди, эти мальтийские семьи, они запросто прибегают к запугиваниям. Но не убивают людей, простой персонал, вот так. Это было дело рук Чарли, его и этих нацистских ублюдков, что на него работали. Он сказал, что произошел несчастный случай. Что его мальчики отбились от рук, что Невилл их огорчил. Верь, чему хочешь. – Чушь собачья, – сказал я. – Невилл не знался с людьми вроде Минто, – правда, произнося эти слова, я уже сомневался в их искренности. Невилл знал множество очень сомнительных личностей. – Это сделал ты. Сначала угрожал мне, а потом прислал драчунов своего приятеля в магазин. Чтобы убить сразу двух зайцев. – Это тебя, что ли? – фыркнул Этеридж. – Не льсти себе! – Тогда почему же они вернулись, а? Зачем эти парни вернулись? Чтобы извиниться? На лице Этериджа появилось нерешительное выражение. – Ну, хорошо, – наконец сдался он. – Второй раз они пришли из-за меня. Когда ты замутил этот шантажистский фарс, я даже не знал, что ты работаешь в том самом магазине. Мне было известно, что Минто хочет его закрытия. И только после убийства того парня – Невилла – я узнал про тебя. И тогда – да, я подумал, что ты заслужил взбучку. И организовал ее, убедил Чарли снова подослать их. Но это была всего лишь взбучка! – его голос внезапно стал тоньше, в нем послышалась мольба, и Этеридж несколько раз повторил: – Всего лишь взбучка! Мак посмотрел на меня. – Ты ему веришь? – Да, – ответил я, – я ему верю. – Ведь правда, Ролли? – я поднял ногу, будто собираясь ударить Этериджа, а когда он съежился, просто махнул ею в воздухе. Господь свидетель, я действительно хотел кого-нибудь ударить, но внезапно понял, что отнюдь не Этериджа. – В чем твоя проблема? – внезапно произнес Этеридж, включившись в происходящее. – Дело ведь не в твоем друге Невилле, верно? Тебе просто обидно, потому что Росс вышвырнул тебя из своей группы. Ты просто стоишь в сторонке и хочешь, чтобы тебя впустили. Все меняется, и у нас – у тебя – есть шанс поучаствовать! – Поучаствовать в чем? – я не смог удержаться и заглотнул наживку. – В обложке «Рекорд Миррор»? В устаревших шоу на американских футбольных стадионах? Да, это действительно изменит мир! Этеридж смотрел на меня с недоверием. – Изменит мир? Когда это люди вроде тебя заботились об изменении мира? Ты всего-навсего хочешь и дальше жить на государственной земле, трепаться о революции и слушать старый печальный рок в задних комнатах грязных пабов! И ты не видишь, что мир меняется прямо у тебя под носом! Люди вроде тебя – не радикалы. Вы просто влюблены в собственные неудачи! – О, – воскликнул я. – А ты, значит, победитель, да? Звездный наркодилер? Люди вроде тебя и Рикардо – да вы просто шестерки для гангстеров типа Минто! Вы как пехотинцы Тэтчер! И тут я рассмеялся и снова махнул ногой. Попал точно в пустую бутылку из-под воды и смотрел, как она вылетела из двери и скрылась в ночи. Затем опять повернулся к Этериджу. – По крайней мере, пока она поблизости, вам всегда есть, кого винить! – тут я снова размахнулся, и вслед за бутылкой полетела банка. – Чертова Тэтчер! И мы рассмеялись. Но мы ошибались, а Этеридж нет. Надвигалась новая волна, и то, что мы считали нашим миром, неудержимо уносилось прочь. Мы пока не знали этого, только все мы были детьми Тэтчер – и все были лишенными веры, каждый из нас. ЭПИЛОГ ДЖЕФФ ИДЕТ ДОМОЙ Сентябрь 1994 И на этом все закончилось, более или менее. Применив определенное давление, Мак убедил Этериджа сообщить нам имена Комедианта и Фаната. Анонимная записка в полицию Саусэнда советовала им проверить двоих парней, которых отправили в больницу со стоянки Кёрсаала – их разыскивали за убийство в Ковент-Гардене. А шесть месяцев спустя я в суде опознал их как головорезов, преследовавших меня в Уэст-Энде. В конце концов дело заглохло на середине. Похоже, парни воспользовались своими связями с семьей Минто, и Корона смягчила приговор за непредумышленное убийство. Оба отделались десятью годами. Как бы там ни было, это принесло хоть какое-то облегчение семье Невилла. Чарли Минто так больше и не всплыл. Наверное, его тело унесло в море. Правда, иногда меня по-прежнему мучают кошмары, в которых за мной гонится его водянистый призрак. Время от времени я вижу во сне Фрэнк. Она появилась в Лондоне несколько недель спустя. Их вместе с Россом видели на каком-то открытии. Но мы с ней не встречались. И, в конце концов, она полностью покинула мою жизнь. До сегодняшнего вечера. А теперь я снова ее потерял. Ее не было ни в «Оксфорде», ни в «Дербишире», ни в «Общительном парне», хотя там я заметил одного из этериджевских фаворитов. Этеридж по-прежнему где-то здесь. Однако уже не в музыкальном бизнесе. После случившегося он продержался с Россом еще полгода, но после того как альбом провалился в Америке, а звукозаписывающие компании начали неопределенно запинаться по поводу финансирования мультимедийных шоу, Этеридж прочел руны и отступил, занявшись упаковкой поп-промо для записывающих компаний. Последнее, что я о нем слышал – он обзавелся собственной независимой телекомпанией, преуспевшей в борьбе за Пятый канал. Теперь он Роланд Этеридж. Что же касается Росса, он на некоторое время ушел в тень. Записал в Нью-Йорке новый альбом, больше запоминающийся фотографией Роберта Мэпплторпа [137] на обложке, чем песнями. Некоторое время жил в Лос-Анджелесе. Должен был сняться в каком-то фильме Малькольма Макларена, но я не встречал ни одного человека, который видел бы его. Однажды я встретил Росса в Сохо, он выходил из магазина одежды. Мы немного поговорили, обещали созвониться. Так и не созвонились. Недавно в журнале «Кью» вышла статья о Россе, из серии «где они теперь?» Никто точно не знал, но слухи гласили, что он на западном побережье Ирландии, живет за счет своих авторских гонораров. 137 Роберт Мэпплторп (Robert Mapplethorpe) (1946—1989) – американский фотограф, прославившийся своими широкоформатными черно-белыми портретами, фотографиями цветов и обнаженных мужчин. Но Фрэнк испарилась. Знакомые знакомых вроде бы видели ее в этой художественной галерее или на той вечеринке, только все это было как хвосты тумана в воздухе. Иногда я ловлю себя на мысли, чем она может сейчас заниматься – быть крупье, моделью, автором детских фантастических бестселлеров, наркоманкой – стандартный выбор карьеры. Может, она стала ветеринаром. Может, живет вместе с Россом в графстве Керри. Я провел впоисках еще около получаса, осмотрел «Кэмденский трактир» и японское местечко на Парквэй. Потом сдался. Вернулся к своей жизни. Сделал покупки и отправился домой. Чуть позже я набрал телефонный номер. Трубку сняла Джеки. – Мака нет, у него сегодня концерт, – сказала она слегким беспокойством в голосе. – Знаешь, кого я видел? – спросил я. – Фрэнк? – ответила она. – Да, а как ты догадалась? – Потому что знаю тебя и знаю, что ты так и не выбросил из головы эту скелетину. И знаешь что еще, Джефф? Ты дурак! И она рассмеялась, а я попробовал рассмеяться вответ, и на этом все и кончилось. Только ночью мне приснился сон. Во сне я вошел в паб, не знаю, в какой именно, и там сидела Фрэнк. Она повернулась ко мне и сказала: – О, это ты? По-прежнему преследуешь меня? И я ответил «да». Тогда она взглянула на меня с чем-то похожим на жалость в глазах и произнесла: – Джефф, ты так и не понял, верно? Ты просто был там, ты был свидетелем. Тебе повезло, поэтому тебя и не задело. Но ты был всего лишь свидетелем. А когда я повернулся, чтобы уйти, она сказала еще кое-что: – Помнишь, тот пожар, пожар, с которого все началось? Ты никогда не задумывался, кто его зажег?