Герцог повел ее вниз по каменным ступеням вдоль стены из папоротников, пальм и цветущих кустарников, в темный угол, куда никто не мог зайти и где никто не мог их увидеть. В этот момент Софи последовала бы за ним куда угодно. Она пошла бы за ним вверх по лестнице, в чужую неизвестную спальню, и даже позволила бы ему запереть за ними дверь, если бы таковы были его намерения. Слава Богу, пока до этого не дошло, и вполне возможно, они сумеют выбраться из этого укромного местечка незамеченными после того, как окончат то, что собирались сделать.

Джеймс спиной прислонился к стене и крепко прижал ее к своему возбужденному телу.

– Вы для меня как вино, – прошептал он, – только еще много-много лучше.

– У меня сейчас такое ощущение, какого не было никогда... – Погрузив пальцы в его замечательную черную шевелюру, Софи поцеловала Джеймса и тут же почувствовала прикосновения его пальцев на шее и плечах.

Для нее все это было совершенно внове, она не знала, что ей нужно делать, что думать, как прикасаться к нему. Она никогда в жизни не целовалась с мужчиной таким образом, и ей казалось, что она спала всю свою жизнь и только сейчас, наконец проснулась.

Софи откинула голову, и Джеймс принялся покрывать поцелуями ее шею и грудь вдоль выреза ее платья. Боже, как ей хотелось, чтобы его губы проникли сквозь материю, чтобы у него была возможность целовать то, что под платьем...

– Ах, если бы мы были одни! – прошептала она, задыхаясь. – По-настоящему одни.

Герцог пожирал ее глазами; его многообещающая сексуальная усмешка действовала на нее как колдовство.

– Это было бы весьма опасно, моя дорогая. Я, конечно, джентльмен, но у моего терпения тоже есть предел. Если бы мы оказались действительно наедине, я бы хорошенько распробовал вас, и вы бы, безусловно, распрощались со своей невинностью. Так что даже хорошо, что мы с вами здесь. Меньше риска.

Софи согнула колено и потерлась о его ногу.

– Я не хочу думать об этом... о риске.

И все же Софи прекрасно знала, что ей следовало думать об этом. Герцог же тем временем попытался поднять ее ногу еще немного выше, и она почувствовала, насколько он возбужден.

Боже, что она делает?!

Софи никогда раньше не представляла, что мужская плоть может быть такой большой и твердой. Она продолжала прижиматься к нему, чувствуя, как пламя страсти охватывает ее и совершенно лишает способности разумно мыслить.

Потом Софи почувствовала, что он приподнял ее юбку, и его рука коснулась ее обнаженной ноги там, где кончались чулки. Она тихо застонала, и он повернул ее так, что теперь ее спина была прижата к стене, а затем еще сильнее прижался к ней.

– О, Джеймс! – прошептала она, не зная, что еще сказать и как вернуть себе способность думать.

В это время в зале рядом с оранжереей раздался громкий смех, и Джеймс мгновенно оторвался от Софи. Прижав палец к ее губам, он сразу дал понять, что ей не следует произносить ни звука. Она смотрела в его блестящие глаза, находившиеся совсем близко от ее глаз, ощущала его горячее дыхание у себя на лице, и сердце ее билось с такой силой, что казалось, оно вот-вот разорвет ей грудь.

Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга, затем Джеймс опять поцеловал ее, и она охотно ответила на его поцелуй, погрузив свои пальцы в его густую шевелюру.

Когда они снова услышали смех в зале, Джеймс оторвался от нее и хриплым голосом прошептал:

– Это совершенно неразумно.

Безусловно, так оно и было – они оба, похоже, просто сошли с ума.

О чем она думала, ведя себя таким образом? Герцог может решить, что так же она вела бы себя с другим джентльменом, если бы он предложил ей близость. Безусловно, он потерял теперь к ней всякое уважение.

Ужас и сожаление охватили Софи. Неужели она все испортила? И что ей теперь делать? Похоже, она уже ничего не сможет изменить.

– Отпустите меня, – прошептала она.

Освободившись из объятий герцога, Софи торопливо прошла вдоль живописной зеленой стены в зал. Группа гостей, голоса которых она слышала, находилась слишком далеко, и ей удалось никем не замеченной пройти к буфетному столу. При этом она дышала с трудом и была совершенно ошеломлена тем порывом страсти, который только что захватил ее.

Приложив руку к пылающей щеке, Софи пыталась сообразить, что же все-таки заставило ее потерять вдруг присущую ей сдержанность, ведь обычно она старалась поступать так, как подсказывал ей разум, а не чувства. Что произошло, куда девались ее логическое мышление, ее обычно ясная голова?

Пройдя в оранжерею, Джеймс, закрыв глаза, оперся спиной о стену: он задыхался и не мог понять, как за несколько минут, поддавшись страсти, потерял власть над своими чувствами. Именно так мог поступать его отец.