– А как же моя лошадь? – прошипела Силвер. – И моя двуколка?

– А об этом раньше надо было подумать, прежде чем приводить этот сумасбродный план в действие. – Стиснув зубы от боли, пульсировавшей у него в плече, но не опуская Силвер на землю, Люк схватил поводья.

– Но мы не можем уехать сейчас! – с отчаянием вскричала Силвер. – Ведь узнать всю правду можно только от этих людей!

Люк покачал головой. Да, с Силвер Сен-Клер не соскучишься. Он осторожно опустил ее на землю, крепко обнимая за талию. Он думал, что она его поблагодарит. Черт возьми, он даже надеялся, что она его поцелует, как тогда в оранжерее.

При одной мысли об этом кровь закипела у него в жилах.

Но она его не поцеловала. Она ударила его маленьким кулачком, одетым в перчатку, прямо в челюсть.

– Черт возьми, что ты хочешь этим сказать, женщина?!

– Это тебе за то, что ты вытащил меня из этого злачного места! – Щеки Силвер залил румянец гнева. – Я просто обязана была это сделать!

– Что ты была должна, смерти искать? Когда же ты, наконец, осознаешь, что не в силах тягаться с этими людьми, Солнышко? – Челюсть Люка ныла от ее удара, а его пах сводила еще более сильная боль от утонченной пытки, когда ее бедра долго терлись о его. Пытаясь прийти в чувство, он спросил: – Почему ты не оставила мне записку в дупле дуба, как я тебе сказал?

– Но ведь она попала бы тебе в руки только через несколько часов, в лучшем случае! А они тем временем сожгли бы наш дом, а Брэм... о Господи... он чуть не... – Голос ее прервался.

Люк взял ее лицо в ладони:

– Я бы пришел. Я бы помог тебе. Черт побери, Силвер, неужели ты не видишь, что я лю...

Люк едва успел прикусить язык. Он сам не мог поверить в то, что это слово едва не сорвалось у него с губ.

Но ведь это правда! И он сам это прекрасно понимал. Он действительно ее любит. Полюбил ее с первого взгляда, когда встретил той ночью на вересковой пустоши, такую гордую, напуганную, но изо всех сил старавшуюся не подать виду. Он влюбился в ее дерзко вскинутый подбородок, в ее невероятные золотисто-зеленые глаза, постоянно менявшие оттенок вместе с переменой ее настроения. Влюбился в ее огненный темперамент, в ее упрямство, ум, в то, как она заботилась обо всех своих немногочисленных близких.

Да, черт возьми, он ее любит. Настолько сильно, что это чувство отзывалось в его груди болью. Что сердце его рассыпалось на кусочки, а сам он готов был отречься ото всех клятв, что когда-то принес.

Но он не смеет ее любить. Прошлое его было черно, а будущее – безнадежно. Было бы немыслимо предложить ей разделить его судьбу.

Он взял ее за плечи:

– Один в поле не воин. – Он молился, чтобы она не догадалась о его волнении по легкой хрипотце в его голосе. – Я ваш друг. Вам пора бы уже понять, что я всегда приду к вам на помощь!

Неожиданно из «Привала странника» показался тот, у кого не хватало зубов.

– Вон он! – заорал он. – Это Блэквуд! Хватай его!

Люк выругался.

– А теперь нам точно пора сматываться.

Силвер каким-то образом удалось вырваться у него из рук. Наугад прицелившись, она выстрелила в распахнутую дверь постоялого двора.

Но было уже слишком поздно.

Противник оказался проворнее. Силвер пронзительно взвизгнула: просвистевшая пуля угодила ей в бок.

Она истекает кровью.

Это все, о чем мог думать Люк, когда он во всю прыть скакал на восток, прижимая Силвер к груди.

Несколько минут назад она, преисполненная негодованием, готова была выстрелить в обидчика за пятьдесят шагов. А теперь неподвижно лежала в его объятиях, ее платье цвета слоновой кости было все в крови.

Она застонала:

– Мы... мы это сделали. Я попала в этого лысого змия с ружьем, правда ведь?

Люк припомнил дикие вопли ее жертвы. Если бы он не был так обеспокоен, то рассмеялся бы.

– Ты превосходный стрелок, Солнышко.

– Я же тебе говорила. Я очень меткая. – Она с трудом перевела дыхание, и Люк понял, какую она испытывает нечеловеческую боль и каких неимоверных усилий стоит ей это скрывать. – Мы с вами никогда... не говорили...о деньгах. Я заплачу вам. Такому знаменитому разбойнику, как Блэквуд, просто полагается приличная плата... – Голос ее прервался.

– Не говори ничего, дурочка. – Люк пришпорил коня. – Держись. Осталось совсем немного.

Она улыбнулась ему слабой улыбкой:

– У меня почти тридцать фунтов отложено на черный день. А у Брэма в копилке два шиллинга и полпенни, – скрупулезно подсчитывала она.

– Даже не думай о деньгах.

– Почему? Что, мои деньги недостаточно для тебя хороши?

Какой же она была бледной! У Люка защемило сердце.

– Не говори ничего. Побереги силы.

Он прижал ее к себе еще крепче. Она слегка поморщилась от боли, а потом прикрыла глаза.

– Держись, Солнышко, – прошептал он.

Он говорил это не столько ей, сколько себе самому.