Она вполне нормальная, – уверенно отвечала Молли. – Разумеется, в глубокой депрессии, да и невроз у девочки налицо, но, по-моему, основании для этого более чем достаточно. Думаю, он просто измывался над ней – и в сексуальном плане, и во всех остальных. – Она вкратце описала обнаруженные врачом синяки и внутренние повреждения, а также состояние девочки на момент их первой встречи. – Она клянется, что он никогда и пальцем до нее не дотронулся. А я ей не верю. Полагаю, что он надругался над ней в ту ночь, думаю даже, он делал это и прежде, и, весьма вероятно, очень долгое время. Возможно, потеряв мать, она лишилась единственной защитницы и запаниковала… И когда он снова полез к ней, она вышла из себя и пристрелила его. Понимаешь, для того чтобы застрелить человека с такого расстояния, он должен был лежать прямо на ней, насилуя ее. Если она выстрелила именно в этот момент, тогда все сходится.

– А кто-нибудь еще согласен с тобой? – Вот теперь Дэвид был по-настоящему заинтригован. – Копы какого мнения?

– В этом-то и проблема! Никто и слышать об этом не желает! Еще бы, покойный папочка был Прекрасным Юристом и Всеобщим Любимчиком! Ни единая душа не верит в то, что этот ангел спал с родной дочерью или, что еще хуже, насиловал свое дитя! Может, он сам наставил на нее пистолет, а она его вырвала… Но в жизни этой девочки случилось что-то жуткое, а она: молчит как рыба. У нее нет друзей, и вообще никакой жизни, кроме школы. Похоже, о ней никто ничего толком и не знает. Она исправно отсиживала школьные уроки, потом шла домой и ухаживала там за умирающей матерью. Матери не стало несколько дней назад, теперь нет и отца, вот и все. Ни родни, ни друзей, а весь город клянется, что лучшего человека, чем покойный, на всем свете не сыщешь и обидеть родную дочь он просто не мог!

– А ты, как я понимаю, в это не очень-то веришь? Интересно, почему? – Дважды отработав в тандеме с Молли, он понял, что ее интуиции можно доверять.

– А потому, что она мне ничего не говорит, однако я знаю, что девчонка лжет. Она в ужасе. И упорно защищает его, словно он воскреснет из мертвых и призовет ее к ответу!

– Она не говорит вообще ничего?

– Ровным счетом. Она словно застыла от боли, это на ней аршинными буквами написано. С девочкой стряслось нечто страшное, но она упорно скрывает это.

– До поры до времени. – Он улыбнулся. – Она расколется. Я слишком хорошо тебя знаю. Просто еще слишком рано.

– Спасибо за такую аттестацию, но времени у нас мало. Сегодня ей официально предъявят обвинение, а общественный защитник должен быть назначен уже завтра утром.

– И что – у семьи не было собственного адвоката? А у папаши разве не было добрых знакомых среди юристов, которые могли бы ею заняться?

Когда Молли отрицательно покачала головой, брови его поползли вверх. Молли объяснила:

– Его компаньон лишь твердит, что они с покойным были слишком близки, чтобы он теперь защищал его убийцу. Говорит также, что наследство практически нулевое – все деньги ухнули на лечение матери. Вот разве что дом да доля в совместном деле. Но похоже, и то и другое достанется ему, поскольку она теперь лишена этого права. Он к тому же утверждает, что ее покойный отец должен ему чертову уйму денег. Он и десяти центов не потратит на девочку. Вот поэтому я и сижу сейчас здесь, у тебя. Мне этот тип не нравится, и я не верю ему. Он расписывает покойного, словно святого какого-нибудь, и постоянно твердит, что никогда не простит его дочери содеянного. Думает, что она заслуживает смертного приговора.

– В семнадцать-то лет? Добрый дядя… – Теперь глаза Дэвида загорелись живейшим интересом. – А что говорит наша девочка? Знает она, что этот дядя ей не поможет, что заграбастает все, что было у папочки, в счет этих сомнительных долгов?

– Наверняка нет. Знаешь, она предпочтет сгореть в аду, нежели проговориться. Мне кажется, она убедила себя, что обязана сохранить незапятнанной репутацию родителей.

Да, похоже, судмедэксперт надобен ей не меньше, чем адвокат. – Он широко улыбнулся Молли. Снова работать с ней в паре? Это явно было ему по душе. Она блестящий специалист, да к тому же у него время от времени мелькает слабенькая надежда на то, что между ними возникнет романчик. Но ничего подобного между ними сроду не бывало, и в глубине души он знал, что и не будет. Но воображать себе это было забавно, однако эти романтические мечтания никоим образом не сказывались на работе.

– И какие у тебя соображения? – Молли выглядела озабоченной.

– Думаю, она попала в переделку. И в чем же конкретно ее обвиняют?

– Я еще не вполне уверена. Поговаривают об умышленном убийстве, но, думаю, трудненько им будет это доказать. Никакого «наследства» ведь на поверку не оказалось, так что мотивов для умышленного убийства у нее не было. Только дом да закладная и еще доля в деле, которую, как утверждает компаньон покойного, тот обещал ему.

– Так-то оно так, но ведь девочка могла и не знать об этом, правда? Могла она и не подозревать, что при таких обстоятельствах претендовать на наследство она не может. Нет, дело тянет на умышленное убийство, особенно если суд того захочет.

– Если она станет отрицать, что намеревалась покончить с ним, тогда возможны варианты, – с надеждой сказала Молли. – Но это все равно от пятнадцати лет лишения свободы и выше. Когда она освободится, ей будут все сорок, а может, и того больше. Правда, это не смертный приговор. Грейс уже сказали, что ее будут судить как взрослую. Упоминали и высшую меру. Но если она только расскажет, что на самом деле стряслось, ты сможешь добиться пересмотра дела, истолковать это как убийство непредумышленное.