Александр Гамильтон устало откинулся на спинку стула.

– Это ты говоришь, Дэн, вместо того чтобы поздороваться со мной!

Дэн пересек комнату и опустился на стул.

– Прошло всего несколько месяцев после твоей болезни, и ты еще не до конца поправился, – упрямо проворчал он, оценивая бледность и заметное истощение Гамильтона. Дэн не мог забыть, что едва не лишился друга, заболевшего желтой лихорадкой, которая прошлой осенью с быстротой лесного пожара промчалась по всей Филадельфии. – Не слишком ли ты быстро забыл, что был на волосок от смерти?

Гамильтон выпрямился и уперся подбородком в сплетенные пальцы.

– Разумеется, я этого не забыл, просто я уже совсем выздоровел. К тому же у меня полно дел.

Дэн кивнул, зная, как старался Гамильтон отгородиться от политических разногласий последних нескольких лет, как мечтал возвратиться с семьей в Нью-Йорк и возобновить свою юридическую практику.

Вместе с тем Дэн понимал, что с отставкой Гамильтона страна многое теряет.

– Мы с Томасом сегодня были в «Сити-Таверн», – заговорил наконец Дэн. – Разговор шел о последней статье Лэффи в «Дженерал эдвертайзер». Он утверждает, что война с Англией неминуема...

– Президент Вашингтон попросил Джона Джея отправиться в Англию для переговоров о мире, – спокойно прервал его Гамильтон.

Дэн вскочил на ноги.

– Черт побери, Александр! Это тебе нужно было ехать, а не Джею!

Гамильтон глубоко вздохнул, не сводя с друга острого взгляда.

– Несмотря на наши личные предположения... или симпатии, – выразительно подчеркнул он, – мы должны делать то, что выгоднее для страны. Сейчас – не забудь, что идет 1794 год! – мне было бы рискованно выступать в качестве посланника Америки, и мы с тобой отлично это понимаем.

– Ты так и сказал президенту Вашингтону? – настойчиво спросил Дэн.

– Да.

– И какова была его реакция?

– Он испытал огромное облегчение, – уверенно сообщил Гамильтон.

От досады Дэн стукнул кулаком по столу. Гамильтон прав. В последнее время велось слишком много споров по поводу его управления государственными финансами. И хотя все это было полным вздором, тем не менее доверие к нему общества несколько пошатнулось.

– Я хотел, чтобы ты первым об этом узнал... до того как это станет широко известным, – продолжал Гамильтон.

– Точнее, пока решение Вашингтона не предаст огласке пресловутый Лэффи!

Гамильтон нахмурился:

– Лэффи... Да. Для нашего правительства он как бельмо на глазу. – Он провел рукой по затянутым в косичку волосам и, встав, сцепил руки за спиной. – Нам и без его ядовитых статей есть чем заняться. Они слишком возбуждают народ, преждевременно предавая огласке сведения, которые следовало бы скрывать.

– Не говоря уж о его способности добывать эти сведения до того, как их опубликует правительство, – возмущенно добавил Дэн. – Но загвоздка в том, что до сих пор никому точно не известно, кто он на самом деле.

– Я могу представить многих людей, которым не нравятся мои взгляды, – сухо ответил Гамильтон, задумчиво глядя в пол. – Особенно в «Дженерал эдвертайзер». Но ни один из них не заходит так далеко, как этот Лэффи, особенно в свете нестабильной ситуации с Англией. Дело не только в том, что Лэффи и мне, и всей партии приклеил ярлык монархистов, но ту информацию, которой он обладает, можно получить только от узкого круга чиновников, которые слишком хитры, чтобы публично обнародовать свои взгляды.

– И что будем делать? – мрачно осведомился Дэн, уловив оживленный блеск в глазах Гамильтона, который означал, что министр финансов уже знает решение.

Гамильтон задорно усмехнулся, отчего его лицо с правильными и мужественными чертами стало еще более привлекательным.

– Я собираюсь устроить небольшой званый вечер в Лонг-Рум, пригласив на него известных политиков и бизнесменов. А ты, мой очаровательный друг, должен будешь бродить между гостями и разговаривать с ними, что тебе удастся с таким блеском...

– Чтобы попытаться кое-что выведать, – с усмешкой закончил за него Дэн, невольно польщенный похвалой Александра.

– Вот именно!

– В следующую пятницу?

– Да, в восемь часов.

– Договорились!

Дэн направился к двери, но остановился с решительным видом.

– К следующей субботе мы с тобой будем знать, кто такой Джек Лэффи!

Гамильтон ответил ему суровым взглядом.

– И тогда уж постараемся сделать так, чтобы он замолчал!