В глазах Магона появился интерес, едва он услышал о Марцелле.

— Продолжай, — он даже поторопил Федора, нарочно державшего паузу, чтобы усилить эффект.

— Так вот, — закончил командир двадцатой хилиархии, — я позволил себе просмотреть некоторые бумаги сенатора, лежавшие на поверхности шкатулки, и нашел там одно любопытное письмо. Вы ведь знаете, что я читаю на языке римлян. Не уверен, что оно имеет большую ценность, — не моего ума это дело, — но, думаю, одна подпись вас заинтересует.

Он сунул руку за пазуху, извлек свиток и протянул сенатору. Тот жадно схватил его, повернул к ближайшее жаровне, и быстро пробежал глазами. Когда Магон закончил читать это короткое письмо, он вновь улыбнулся, и лицо сенатора особенным образом изменилось. На нем появилось плотоядное выражение. И Федор понял, что все сделал верно.

— А ты не так прост, как кажешься, — вновь усмехнулся Магон, сворачивая свиток, — Ганнибал видел это письмо?

— Нет, — Федор отрицательно мотнул головой, — я передал ему весь захваченный архив, кроме этого свитка. Но, прочел не все. Возможно, там было еще что-нибудь стоящее вашего внимания.

— Я в очередной раз делаю вывод, что не ошибся в тебе, — сказал сенатор, поднимаясь.

Федор тоже встал.

— Мне нужно срочно отдать кое-какие распоряжения, — быстро закончил встречу Магон, поправляя свое длинное одеяние, — ты можешь отправляться к себе домой или даже в имение. Все равно ответ на просьбу посла поступит не раньше чем через десять дней, так что у тебя еще есть время отдохнуть. Но, перед отъездом, мы еще встретимся. Я должен дать тебе одно поручение.

С тем Федор и покинул виллу сенатора, прихватив по дороге ожидавшего в соседнем помещении Ирида. Второй охранник не появился, значит, вестей от младшего брата Ганнибала пока не было. Впрочем, Федор не торопился. Ему хватало информации для размышлений, хотя и полученной намеками. А о том, что произошло в сенате, он уже был частично осведомлен.

Магон Барка проявил себя на следующий день. Утром Федора разыскал его слуга и привел в особняк в старом городе. Это было не менее помпезное здание, чем вилла сенатора, окруженное высокой оградой. У массивных ворот стояло так много охранников, словно это был штаб армии, а не жилой дом. «Впрочем, — подумал Федор, поднимаясь по мраморным ступеням, — семья Барка всегда отличалась воинственностью. И война, — ее основное ремесло, так стоит ли удивляться».

Брат Ганнибала принял его в просторном кабинете, высокий потолок которого подпирали мраморные колонны. Посредине стоял стол с вином и закусками. Особняк был выстроен на холме, а с имевшегося здесь балкона открывался хороший вид на гавань Карфагена, в которую сейчас входил военный корабль.

— Как прошел прием в сенате? — поинтересовался Федор, поздоровавшись и переводя взгляд с гавани на Магона.

По случаю визита в дом Барка, командир двадцатой хилиархии вновь облачился в доспехи, и даже надел новую кирасу.

— Это был всеобщий восторг, — с радостью сообщил Магон, и добавил, видимо, уже не считая нужным скрывать от Федора истинный размер подкреплений, — сенат рукоплескал нашим победам. Увидев три медимна золотых сенаторских колец, мне тут же пообещали сто кораблей с пехотинцами, сорок слонов и пять тысяч нумидийцев.

— Но, если не ошибаюсь, — припомнил Федор, — перед штурмом Рима Ганнибал говорил про двести квинкерем?

— Это уже забыто, — отмахнулся Магон, нахмурившись, — сенатор Ганнон, за которым сейчас стоит большинство, недавно отправил часть нового флота в Испанию, на помощь нашему брату Гасдрубалу. Васконы снова подняли там мятеж, который нужно немедленно подавить. А восемь тысяч пехотинцев он услал на дальние границы Нумидии, чтобы расширить там владения Карфагена. И уверял меня, что наемников сейчас не хватает.

— Значит, все-таки Ганнон, — пробормотал себе под нос Чайка, а, повысив голос, спросил, — но зачем отсылать так нужных нам пехотинцев в глубь материка, а флот в Испанию, если главные события происходят в Риме?

— Это же Ганнон, — скривил губы в усмешке его собеседник, — этот древний старик строил козни еще моему отцу. А теперь мешает брату и мне. Он ненавидит всю нашу семью и ради этого готов разрушить плоды любой победы Карфагена, с которой связано имя Барка. Даже той, что уже почти свершилась, несмотря на его противодействие.

— Но остальные сенаторы, они-то, что, не понимают, что победа над Римом принесет им не только моральное удовлетворение? — не удержался Федор, снова позабыв о том, кто он есть и с кем разговаривает.

Однако, Магон не обратил на его фамильярность должного внимания. На слишком больную мозоль наступил Федор.

— Ганнон очень богат и влиятелен. Уверен, он многих подкупил, — стал излагать свою точку зрения брат Ганнибала, — Кроме того, война отсюда видится совсем по-другому. Ганнон внушил многим, что мой брат начал эту войну больше по собственному усмотрению, нежели по приказу сената, хотя приказ был. И теперь многие считают, что было бы неплохо, если бы Ганнибал сам закончил ее, без посторонней помощи. И без новых затрат на войну.