Отступили сарацины после схватки жаркой, а войско югордов тотчас в одно время к крепости со всех сторон придвинулось и пошло на приступ стен Рязани. А саршары, предводителем которых был Ом, вдоль стен во всю длину их построились. Натянули они луки сильные и стали пускать стрелы огненные через стены на крыши городские соломенные. И скоро загорелась Рязань резная и рубленная, заволокло дымом едким небо над ней. Вспомнил тут князь рязанский о Боге-заступнике, и велел всем русичам читать молитву о спасении. Встали на колени все, кто не бился на стенах тогда, и помолились Богу единому. Едва витязи русские закончили молитву читать, – раздался гром великий в небе над Рязанью и пошел ливень сильнейший. И лил так весь день не переставая, залил улицы деревянные, и огонь почти затушил. Но поднялись тогда по приказу Кабашона в небо коршуны звериного царя Эрманарихома и, сомкнув крылья широкие, стали кружить над городом горящим, не давая дождю затушить огонь. Им самим жар был не страшен, ибо кружили они так высоко, что стрелы каленые русичей до них не долетали. Не смогла вода с небес залить огонь полыхающий на крышах соломенных, разгорелся он с новой силой страшной и Рязань проглотил в свое чрево огненное. Велел тогда Мал Олегович открыть ворота городские и всем кто жив еще был, пробиваться с дружиной его сквозь кольцо югордов и саршар на север к Солнцеграду. Опрокинул князь одним ударом мавританское воинство и ушел с остатками ратников Ермила Мечиславича в леса окрестные, где не смогли догнать их ни срацины быстрые, ни разыскать с небес коршуны злые.

Возликовал Кабашон кровавый при виде пепелища рязанского и хотел праздник устроить на костях русичей погибших. Но увидев Арсена вернувшегося и рану его недавнюю, вновь взыграла в нем жажда смерти и тотчас двинул он свое воинство в поход, искать жертвы новые. Расползлись по дорогам лесным саршары и югорды многочисленные. Двинулись по рекам лодьи крутобокие. Теперь до самого Солнцеграда не было крепостей сильных на пути. А до сердца земель русских всего семь дней пути для коней быстрых сарацинских оставалось.

Расспросил Кабашон о ране сына своего, где получил он ее и кто посмел руку поднять на сына властелина мавров заморских, который скоро станет владеть всем миром подлунным. Но Арсен поведал только, что поранил его лучник меткий из русичей, а о встрече своей нечаянной не обмолвился. Сам не знал он почему, но поселилась с тех пор в сердце его тоска тихая и гнетущая.

С той поры как появились в пределах русских полчища мавританские и стали сеять смерть на пути своем, нарушился повсюду на Руси ход жизни привычный. Перестали звери полезные давать приплод, но зато хищников расплодилась тьма тьмущая, – не пройти, не проехать доброму человеку по лесу. Изменились течения воздушные и стал все чаще в земли умеренные залетать ветер северный с холодных гор Йотунгейма, принося с собой тучи серые огромные, снегом и льдом наполненные. Летом в местах многих, как очевидцы сказывали, выпал снег и землю всю выстудил. Перестала земля плодородная в тот год дарить всходы быстрые и обильные, необходимые для прокормления, а стала давать всходы куцые и незаметные почти, для жизни их было недостаточно. Потому голод начался во многих областях, к которым уже близко подошло войско мавританское, что легче давало победу ворогов над русичами. Оголодав сильно, стали люди вскоре замечать больше худого во нраве своем, чем хорошего. Больше злобы и нетерпимости к соседям да сродственникам появилось от жизни такой. Будто враз зима в душах людей русских наступила. Да и сам день, дарованный Господом человеку, стал с тех пор короче делаться, несмотря на лето стоявшее.

И вот наконец, в последний день червена месяца, подошли полчища кабашоновы под самый Солнцеград. Уже с юга и запада отрезан был город ото всех земель соседних. Опосля того, как отряды дужарские с Отером во главе вырезали Псков и Великий Новгород, да оборотили в пепел все окрестности, не стало русичам и пути на север. Уже оплакали товарищи Юрия Дориановича, князя Новгородского, вместе с Черняем Неулыбой, под стенами Новагорода павших. Уже глодали стервятники африканские, тысячами летавшие за войском мавров, кости Северина Святославича, князя Владимирского, вместе со своей дружиной павшего при защите города. Надвигалась на Солнцеград, сердце земли русской, черная сила. И, казалось, ничто не может остановить ее.

Окружил Солнцеград почти со всех сторон силой сильною Кабашон и станом встал всего в пяти верстах от города, поджидая воинов отставших, по всей Руси разбежавшихся в поисках наживы великой. Дал они им неделю на разграбление святынь русских и городов порабощенных, – пускай отдохнут перед последним сражением. Грабили они все, что попадалось, и насильничали. Обозами свозили к Солнцеграду награбленное. Скоро, под холмом, где стоял шатер Кабашона, вырос целый курган из золота и другой добычи сарацинской, вровень с шатром.

Вышел из шатра своего черно-серебристого, на солнце горевшего, сам властелин мавров заморских Кабашон. И злое сердце его наполнилось радостью великой, при виде поживы, но более всего при виде стен зубчатых города близкого, в коем последний князь русский с дружиной прятался от него.

– Вижу я уже башни солнцеградские, – сказал Кабашон своим верным слугам сарацинским, – сверкают они золотом. Много золота и другого богатства за стенами высокими города этого. Все вашим будет, после того как уничтожу я последнего князя на Руси, – Вячеслава. Уже вся земля его почти под ногами моими, с пеплом и кровью перемешанная. Я сотру этот город златоглавый в пыль, так что и памяти не останется от славы его прошлой. Князю же своею рукою голову отсеку, и собаками отдам на съедение.

Так сказал, и сверкнули глаза его лютой злобою. Меж тем, Вячеслав, князь Великий, уже месяц целый ожидал богатыря своего самого сильного – Горыню. Не хотел без него в поход выступать, а пока град свой укреплял. Ворота новые дубовые, железом обитые, выстроил. Сардер для них засовом служил. Рвы глубокие, по приказу княжескому, под стенами вырыли. Еду да оружье вострое, мастерами кузнецами кованое, со всех концов Руси завозили купцы городские, да всяк, кто помочь хотел. Много его успели завезти, покуда не окружил Кабашон города и не отрезал пути-дороги к нему со всех сторон Руси ведущие. Не решался Вячеслав пока в сраженье великое выступить, что судьбу Руси решить должно было. Ждал вестей с юга и запада о победах, а получал лишь недобрые вести. Войско кабашоново черной тучей прошлось по землям окраинным. Не осталось там ни одного града русского, ни одной души живой. Всех смерти предавали лютой. Печален сидел Вячеслав в палатах своих, а Дубыня с Усыней его уговаривали.

– Чего ждем, князь? – молвил Усыня, – войско же есть у нас! Дружины сильные, оружье вострое. Чего опасаемся?

– Хочу я Горыню дождаться, – ответствовал печально Вячеслав. – С ним мы еще сильнее будем.

– Нельзя нам боле ждать, князь, – вторил другу своему Дубыня, – может и нет в живых Горыни нашего, хоть и не верю я в это. А Кабашон с воинством сарацинским уже тут как тут, почитай под стенами нашими теперь лагерем стоит. Куражится! – сказал так, и кулаком погрозил иноземному воинству.