Спохватившийся Федор опустил глаза и тихо пробормотал в спину уходящему:

– Прости, Сеня… вот такое я дерьмо.

Тот уже отошел на достаточно безопасное расстояние, а потому нашел в себе смелости развернуться и выпалить:

– Да я знаю. Я давно… еще в школе хотел тебе харю разбить. Только повода хорошего не было. А я знаю, почему ты такой. Это потому, что тебя в пионэры не приняли. Всех приняли…

Не дав Сене закончить мысль, Федор снова зашелся в истерике:

– Да на фиг мне твои пионэры сплющились, – он по-заподлянски шибанул по воде ногой, окатив опального приятеля с ног до головы, и, пока тот приходил в себя, подскочил к мокрому карапузу и принялся вопить в лицо:

– Я – начальник! Захочу – сразу в партию вступлю, ПОНЯЛ?

Не найдя больше нужных слов, он отпихнул своего оппонента и почапал по воде вслед за Шмыгой.

Сеня отер лицо и негромко высказался вслед уходящему:

– Вечно ты во что-то вступаешь… То в дерьмо, то в партию.

Федор не удостоил своего приятеля ответом и больше с ним не разговаривал до самого вечера.

Даже укладываясь на ночлег, он демонстративно не пожелал другу спокойной ночи – впрочем, это не помешало Сене заснуть. Федор же поворочался с полчасика и тоже захрапел, сжимая в руке кольцо, свисавшее на длинной цепочке из-под его рубахи.

Вот кому сегодня было совершенно не до сна – так это Шмыге. Несмотря на недоверчивые взгляды Сени, он отпросился-таки у Федора «помыть ноги перед сном» и надолго задержался в прибрежных камышах.

Периодически до дремлющих карапузов доносились обрывки непонятных фраз, но в силу врожденной беспечности никто из них даже ухом своим волосатым не повел. А между тем присмотреться к своему проводнику, который вечно впадал в депрессию, стоило только лунному свету пролиться на его плешь, явно стоило.

Этой ночью Шмыга… ругался со своим отражением, матерясь и отчаянно брызгая водой себе на рожу и прибрежные камни. Отражение вполне живенько огрызалось и вообще, судя по всему, доминировало в беседе с мягкотелым упырем:

– Абыр-абыр-абырвалг. Абыр-абыр-абыр-орбакайте. Еще парочку. Еще парочку. В очередь, сукины дети. Здравствуйте, мама, это я.

Шмыга покачал головой, склонившись к воде:

– Нееет, мама – это я.

Отражение чуть не отхватило ему кончик носа:

– Вы, москали поганые, все наше сало зъилы. А что не зъилы – то понадкусили.

Голый, он же Шмыга, полоснул рукой по воде:

– А вы у нас Крым оттяпали! Что-то слегка куснуло его за руку:

– А вы нас хохлами обзываете.

Бедолага захлопал веками, пытаясь найти какие-нибудь аргументы:

– А вы нас – кацапами.

Отражение в ответ только противно захихикало:

– А как вы пиво называете?

– Как? – удивился неожиданному вопросу Голый.

– Пи-и-иво, – осклабилась галлюцинация.

– А че не так? В чем проблема-то? Это ж пиво, – продолжил «дывицця» проводник-шизофреник.

Собеседник Голого аж позеленел от злости:

– Поубывав бы гадов! А знаешь… знаешь, кто лучше всех в футбол играет? После Бразилии, конечно.

Голый широко улыбнулся – на этот вопрос ему не требовалась даже подсказка зала:

– «Зенит Изенгард»!

Галлюцинация аж поперхнулась от негодования:

– Шо, шо ты казав?

Голый, он же Шмыга, сплюнул на отражение:

– Я сказал, что наш «Зенит»… ваше «Динамо» всегда делал!

Свирепеющий на глазах водяной заорал:

– Шо?

Голый на всякий случай предложил дополнительный вариант:

– Ну, может, «Спартак Гондурас»? Если бы вы нам еще казачков не заслали – Онопку с Ковтуном, мы бы давно чемпионами мира стали.

Кажется, Голый брал верх в споре – во всяком случае, тот, что в воде, бился в приступе великодержавной истерии:

– Убью.

А Голый тем временем уже просто издевался:

– Неужели «Спортивный клуб армии»?

– Покалечу! – истерила галлюцинация.

– Ну, тогда «Локомотив», наверно. А? – Хмырь вгляделся в воду, но луна зашла за тучу, и потому ничего он рассмотреть толком не сумел. – Смотри-ка, обиделся и ушел. Выходит, «Зенит» круче!

Воодушевленный своей победой над представителем вражеской «фирмы», он вприпрыжку поскакал в лес, надеясь поживиться чем-нибудь съестным.

Когда он вернулся к месту их стоянки, уже рассвело, и Сеня, стараясь не смотреть в сторону Федора, хмуро оглядывал местность в поисках не внушавшего ему никакого доверия проводника. Его «неверный» приятель, не дождавшись завтрака в постель, снова задремал, прислонившись спиной к нехилому валуну.

Шмыга, естественно, появился со стороны, совсем противоположной предположениям следопыта-недоучки, и первым делом ринулся к спящему Федору, швырнув тому на колени две окровавленные тушки: