Шрифт:
– Ну и пусть, – беззаботно отозвался тот. Это твой город, эти люди – твои друзья. Пусть знают, что отныне я являюсь частью твоей жизни.
– Ну да, – без особого энтузиазма согласилась она.
– Тебя это огорчает?
– Конечно же нет, – поспешно сказала Трейси.
– Но ты не выглядишь особенно счастливой.
– Знаешь, я по натуре затворница и не люблю… – Она не договорила. – Помнишь, ты хотел меня о чем-то спросить, когда ввалилась эта компания?
– Да, хотел. Но это серьезный разговор, давай присядем.
Дэниел подождал, когда Трейси сядет, после чего опустился на соседний стул. Он знал, что, если бы сел первым, молодая женщина выбрала бы место как можно дальше от него.
А его это не устраивало.
Чем больше времени он проводил с этой женщиной, тем яснее понимал, что нуждается не только в общении с дочерью. Он все еще хотел близости Трейси, и это желание росло с каждым днем. Иногда оно делалось таким сильным, что становилось трудно дышать. И в то же время Дэниел не понимал, как можно желать близости с кем-то, кому не доверяешь…
– Ты хотел меня о чем-то спросить, – напомнила молодая женщина.
Дэниел заставил себя сосредоточиться на первостепенно важном вопросе. Остальное потом как-нибудь решится само собой.
– Это насчет Шейлы, – сказал он. – Одна девочка в классе удивилась, что моя фамилия Эйвери, а ее – Мелоун. Я объяснил, что так иногда бывает. Но на самом деле я бы предпочел, чтобы дочь носила мою фамилию.
– Знаешь, однажды мне уже приходилось серьезно задуматься об этом, – призналась Трейси.
– Правда? – Дэниел был немало удивлен.
– Да. Я не давала дочери имя целую неделю после того, как родила ее, потому что не знала, как будет лучше. Как будет честнее. Наконец решила, что пусть девочка носит мою фамилию – так у нее меньше возникнет проблем в будущем.
– А я думал, ты просто хотела забыть, что в Шейле есть и моя кровь. Изгнать всякое упоминание обо мне…
– Я никогда не забывала о тебе, Дэн. Хочешь верь мне, хочешь нет, но это правда. Я думала о тебе каждый день. Волновалась о тебе. Едва ли не разговаривала с тобой на расстоянии.
– Почему же не позвонила мне, чтобы поговорить на самом деле? Я места себе не находил, боясь за тебя, ненавидя себя самого за все ошибки… Потом, когда боль утихла, осталась злость. Я был страшно зол, что ты бросила меня, не сказав ни слова на прощание.
– Мне так жаль, Дэниел! – Молодая женщина накрыла его руку своей. – Но мы не должны все время к этому возвращаться. Это все равно что ходить по кругу – искать новые оправдания и обвинять друг друга снова и снова. Мне нет извинений. Я сожалею о том, что сделала. И больше тут нечего добавить, кроме того, что я была молода и испугана.
Легкое прикосновение ее ладони пробудило в Дэниеле жажду большего. Но усилием воли он отогнал вожделение, чтобы продолжить мучительный разговор.
– Ты в самом деле думала, что я брошу тебя и ребенка?
– Нет… Скорее я испугалась, что ты нас не бросишь, а потом пожалеешь об этом. В один прекрасный день осознаешь, что я недостойна тебя, что я человек не твоего круга и никогда не стану иной, как бы ни старалась. И тогда ты решишь, что я нарочно забеременела, чтобы заставить тебя жениться, и в итоге испортила тебе всю жизнь и убила твою мечту.
– Ты и была моей мечтой, – почти простонал Дэниел, не зная, как ее разубедить.
– Но в конце концов из твоей мечты я превратилась бы в твой кошмар. Я так боялась, что это случится, что предпочла убежать. А теперь сожалею об этом.
Дэниел хотел возразить, но молодая женщина подняла руку, желая закрыть тему.
– Дэн, я не хочу это сейчас обсуждать. Насчет фамилии Шейлы я думаю, нужно предоставить ей самой выбирать, чьим именем называться. Ведь это ее жизнь.
– Тогда давай поговорим с ней вместе.
Трейси кивнула. Она была согласна говорить с дочерью, но не хотела говорить с самим Дэниелом! Демонстративно поднявшись, она пошла в подсобку, посмотреть, куда запропастилась Шейла.
Дэниел не последовал за ней. Его одолевало недоумение. Она считала себя недостойной его? Как это могло случиться?
Ему на ум невольно пришел разговор с Лоренсом, обвинения старика, будто он прятал девушку от семьи и стыдился ее. Он-то всегда полагал, что Трейси сама не хочет иметь ничего общего ни с его близкими, ни с той жизнью, которую они ведут. Но теперь, оглядываясь назад, понимал: она могла истолковать его отношение к себе только как пренебрежительное. Наверное, следовало объяснить ей, что он не хотел тесного общения между ней и своей семьей не потому, что Трейси их недостойна. Скорее он считал своих холодных, чопорных родных недостойными любимой. Она была слишком хороша для людей его «круга общения»…