– За себя говори, – почему-то обиделся Гилион. – Я же в Торалисе выполнял личное распоряжение герцога и…

– Да хватит тебе! – Совер дружески хлопнул по плечу капитана. – Личное, не личное; выполнял, не выполнял, а в случае неудачи на одном суку болтаться будем.

– Так нас же вроде обезглавить должны?!

– Должны, значит, обезглавят. Головы отрубят, к городским воротам прибьют, а трупы за ноги подвесят, чтоб не только на горожан, но и на деревенских бузотеров страху нагнать.

Старые друзья, знавшие друг друга еще со времен учебы в военной академии, переглянулись и вдруг весело рассмеялись. Перспектива грозившей им обоим смерти уже не пугала солдат, они свыклись с ужасной мыслью, что грядущий день будет последним в их жизни, смирились с ней и теперь чувствовали в себе неимоверный прилив сил. У отважных отпрысков двух знаменитых графских родов появилась надежда изменить положение дел или погибнуть достойной смертью, так или иначе оставив свой след в истории Великой Империи.

Порой одно и то же слово обозначает совершенно различные понятия, и не потому, что имеет много значений, а потому, что люди иногда бывают необычайно стеснительными и не решаются назвать вещи своими именами. Когда граф Гилион говорил «арсенал», он подразумевал не склад оружия, а свалку старого, проржавевшего хлама, неизвестно зачем вытащенного из сырого подвала и сложенного в кучу возле ворот замка.

Пархавиэль с отвращением поморщился при виде скопления отсыревших кожаных курток с прогнившими ремешками, ржавых кольчуг с дырами размером с кулак, мечей, топоров, алебард и прочего мусора, который когда-то давным-давно, лет двадцать, а может, и более назад можно было назвать оружием. Флейта выругалась, как пьяная портовая девка, а более сдержанный в проявлении эмоций Артур протяжно присвистнул и протер ладонью мокрую лысину, на которую с неба уже успел упасть не один десяток мелких снежинок – первых вестниц необычайно рано наступившей в этом году зимы.

– Только не ной, что мы обречены! – обратился Пархавиэль к Флейте, уже открывшей рот, чтобы что-то сказать.

– Зря я не осталась в Баркате, – прошептала девушка и, не в силах больше смотреть на добрую тонну проржавевшего металла, уселась на ступени какой-то хозяйственной постройки, судя по исходившему изнутри запаху свежих опилок, столярной мастерской.

Пархавиэль с Артуром подошли ближе к куче не охраняемого никем «добра» и, присев на корточки, стали пристально всматриваться в замысловатую композицию испорченного металла. Желание найти хоть что-то, что можно было на себя надеть и чем можно было пользоваться хотя бы как дубиной, оказалось сильнее брезгливости.

– Бесполезно, – подытожил Пархавиэль, поднимаясь в полный рост. – И как только слуги Совера таким барахлом воюют?

– А они и не воюют, у них свое оружие имеется, – кивнул Артур в сторону расположившегося неподалеку от ворот отряда из дюжины бойцов. – Видимо, господин граф решил над нами издевнуться.

– А мне мыслится, что Соверу до нас вообще дела нет: сам не зашел, какого-то прихвостня прислал. – Зингершульцо в отличие от более почитавших дворянские титулы товарищей упорно не хотел называть хозяина замка графом. Сказывалась старая привычка упрощать обращения к командирам и сокращать длинные гномьи имена до трех-четырех первых букв.

Пархавиэль оставил Артура у ворот и подошел ближе к группе наемников. Его никто не отгонял, не шпынял, даже не обращал внимания на присутствие рядом низкорослого чужака. Трое солдат затачивали мечи, четверо играли в карты, с досадой взирая на пустые фляги, а остальные спали, закутавшись в теплые плащи и свернувшись на земле огромными кожано-стальными калачиками. Только командир отряда, рослый бородатый наемник со шрамом на лбу бегал по двору и что-то оговаривал со старшими бойцами других отрядов.

Постояв минут пять, гном понял несколько вещей: во-первых, до них никому не было дела, и когда начнется бой, они будут сами по себе, неприкаянными и только мешающимися под ногами; во-вторых, оружие и доспехи у наемников были в полном порядке, а в-третьих, и это самое печальное, делиться припасами с ними никто не собирался.

– Зря мы погеройствовать решились, – проворчал Пархавиэль, то ли разговаривая сам с собой, то ли обращаясь к подошедшему сзади Артуру. – И чего нам только, дуракам, наверху не хватало? Тепло, уютно, жратвы полно.

– Завидуешь Нивелу?

Несмотря на желание паренька присоединиться к сумасбродной компании, взрослые не взяли с собой рвущегося в бой подростка. Применив грубую силу, его заперли наверху: у камина и среди многоярусных стеллажей с мудрыми книгами.

– Думаю, где оружием разжиться, – возразил гном, нисколько не обидевшись на подобную постановку вопроса. – С голыми руками в бой идти неохота.

– Да, твои кулачищи покрепче кувалды бьют, – усмехнулся Артур, но, осекшись под строгим взглядом, решил пока больше не шутить и не усугублять имеющиеся между ним и гномом разногласия. – А если серьезно, то это только сейчас все так невообразимо сложно, ножичка охотничьего не достать, не то что настоящего меча. Ты погоди немного, как только заварушка начнется, на стену сразу не лезь! Враг еще до рва не доберется, а оружия под ногами сколько угодно валяться будет, что сердцу любо выбирай!

– Знаю, – ответил гном, продолжая оценивающим взглядом осматривать высокие стены, башни и крепкие фигуры отдыхавших защитников.

– И вот что еще, – немного подумав, добавил Артур. – Ты меня не любишь, мне тоже к тебе особыми чувствами пылать нечего, но в бою давай-ка ближе друг к другу держаться, все-таки какое-то подобие отряда получится. Не думай, в спину не ударю, наоборот…

– Знаю, – так же скупо и односложно ответил гном и отошел к казарменному бараку, давая понять, что не стоит рассусоливать то, что и так понятно.