– Что ты делаешь здесь? – спросил ангел, приближаясь.

– Ничего. Жду, когда ты закончишь разговор по телефону.

– Я уже закончила.

– Я понял. Да.

Сардик снова взялся за кости, интуитивно чувствуя: каждое его движение важно для ангела.

– Дай-ка мне посмотреть…

– Пожалуйста.

Ёлка протянула руку к ближайшей кости, потом взяла еще одну. И еще.

– Шесть-один, – помертвевшим голосом сказала она. – Я это уже видела.

– Где?

– Не важно… Они твои?

– Мои, -

теперь Сардик не трусил и не смущался. Напротив, чувствовал себя вполне органично. Как Шурик, когда-то навесившая ему лапшу про летнюю поездку автостопом по городам и весям Бенилюкса. Сардик слушал Шурика с разинутым ртом и только много позже узнал, что в то же самое время Шурик тусовалась с друзьями Леопольдыча на Карельском перешейке и в деревне Пупышево, а в странах Бенилюкса не была отродясь.

– Как они у тебя оказались?

– Они были всегда.

– Мне нужно подумать, – произнес ангел свою коронную фразу.

– Святое дело…

Публичный мыслительный процесс выглядел довольно своеобразно: ангел снова сосредоточился на Сардике, на лице Сардина. Проникнуть за его стену, отыскать в нем хоть малейшую лазейку, потайной ход, пролом, обвалившуюся кладку – вот чего хотелось ангелу.

– Расскажи про кота, – вдруг потребовал он.

– А что рассказывать? – Сардик растерялся, но тут же вспомнил про поляроидный снимок и про электронную дату в правом нижнем углу. – Он жил у меня десять лет назад…

– А потом? Что случилось с ним потом?

А потом он отклячился, поклеил ласты, отбыл к праотцам, вертелось в Сардиновой голове, ангел ведь не настолько наивен, чтобы думать, что коты живут вечно. Впрочем, кто их знает – владельцев домашних животных. Все они – сентиментальные люди, верящие в девять кошачьих жизней. О девяти кошачьих жизнях Сардину рассказывала Шурик. Или речь шла о кошках с девятью хвостами? Нужно было слушать внимательнее, старичок!,.

– Ничего особенного с ним не случилось. Он э-э… ушел. В смысле – пропал. С вечера был, а утром я проснулся – и нет его.

Вот как чудесно все разрешилось! Сардик просто взял и совместил Гаро и кота со снимка. И никого не обидел известием о преждевременной смерти хвостатой скотины, никого не огорчил.

– Это ведь был необычный кот, да? – продолжала напирать Елка.

– Ну… в какой-то мере. Знаешь, бывают такие коты… Без шерсти.

– Лысые.

– Именно.

Когда она успела придвинуться? Сардик и не заметил, но теперь лицо девушки распростерлось над ним – на манер грозового неба, в котором не увидишь самолетов: самолеты, как правило, обходят грозовой фронт. Сардик – совсем другое дело; Сардик – настоящий авиатор. Бесстрашный, отчаянный, и никакой грозовой фронт ему не страшен. Сардик и поступил, как поступают все бесстрашные авиаторы: направил одномоторный самолетик своего сердца прямо в эпицентр грозы. Только там он смог бы обрести покой и самого себя обрести – тоже.

Привет вам, бортовые самописцы! Привет, черные ящики! Фиксируйте переговоры экипажа с грозовым фронтом, записывайте все, до последней запятой:

Что ты делаешь?

Целую тебя. Ты против?

Мне надо подумать…

Конечно. Но пока ты думаешь, можно мне поцеловать тебя еще раз?..

Опасность, идущую от грозового фронта, не стоит недооценивать: самолетик трещит по швам, стрелки приборов рехнулись и показывают совсем уж запредельные, мало соответствующие действительности значения; яркие всполохи освещают кабину, к тому же кислорода явно не хватает: авиатор Сардик сталкивался с этим, когда опускался на глубину, в поисках жемчужины с логотипом ®. Но теперь дела обстоят много хуже, ему не выбраться, он навсегда застрял в этой грозе. В полуприкрытых глазах ангела, в полуоткрытых губах.

На маленькие самолетики черные ящики ставят не всегда, но поцелуй все-таки был.

Вернее – два поцелуя.

Ознакомительный – в краешек рта, и самый настоящий – с глубоким проникновением – в губы. Ангел не слишком-то сопротивлялся и, кажется, ответил. Ода, это был классный поцелуй!.. И кто после этого скажет, что Сардик не мачо? И что единственное, что он может делать с шиком – так это подавать пальто женщинам своих друзей.

Сердце Сардика готово было выпрыгнуть из груди, все тело казалось наэлектризованным, а в голове то и дело взрывались петарды и молотили лопастями ветряные мельницы. Но что чувствует ангел?

Вот если бы – то же самое!..

Он чувствовал вовсе не то же самое: Сардик понял это, как только отстранился. Ангел нисколько не жалел о поцелуе (скорее – желал его) и при этом выглядел растерянным. Как будто у него не сошлись концы с концами. Или в паззлы, которые он неутомимо собирал, вклинилось несколько лишних картонных деталей. Они, эти детали, и портили всю картину, делали ее другой. Не такой, какую ожидал увидеть ангел.

– Что-то не так? – поинтересовался Сардик.

– Не так.