Анна сошла с крыльца и скрылась из глаз, а немного погодя на крыльцо вышел сам дядька Иринарх в исподнем, шумно вздохнул, потер себе грудь кулаком, помочился сквозь редкие столбики перил, зевнул – и снова темь над Самарином, глушь да тишь.

«Мало жил… – вдруг с тоской вспомнил Константин Саввич, и словно волчий вой отозвался из-за леса: – Мало жи-ил!»

Теплый ветер пронес по деревне тонкую ночную пыль, не прибитую туманом, оборвалась с неба косая тень летучей мыши, а глубоко в сене зашуршал, зашевелился какой-то жучок.

Константин Саввич скомкал подушку, уткнулся в нее подбородком и закрыл глаза. Самарино не уходило.

– Ты что ворочаешься, Костя? – спросила Анастасия Федоровна. – На ночь нужно пить теплое молоко, по радио сегодня передавали.

– Вернуться хочу, – сказал Самарин, вновь открывая глаза.

– Куда?

– Обратно в КБ… Поинженерю еще.

– Зачем?

– Надоело баклуши бить, – сказал Константин Саввич, и это было лишь наполовину правдивое объяснение. Главное заключалось в том, что захотелось вернуться к определенности. «В коридорчик захотелось!» – со злорадной горечью подумал Самарин.

– Как знаешь, – сказала Анастасия Федоровна и, помолчав, добавила: – Опять артиста нашего кормить будем? А они и рады…

– Да мне не жалко. С собой не возьмешь, – сказал Константин Саввич и увидел деревенский погост с криво висящей над ним луной и потрескавшиеся серые кресты, среди которых где-то должен был быть крест деда Кузьмы. В прихожей раздался щелчок замка, скрип двери и приглушенные голоса Аллы и Игоря.

– Явился… – сказала Анастасия Федоровна.

– А помнишь?.. – сказал Константин Саввич. – Помнишь ту собаку у деда Кузьмы, она под сеновалом спала, нас охраняла?

– Не помню, – сказала Анастасия Федоровна. – В Самарине, что ли?.. Нет, не помню.

Она придвинулась ближе к Константину Саввичу, потянула пальцами за уголок его подушки и шепнула:

– А не боишься возвращаться?

– Почему?

– Обиды старые, тому не так сделал, того обошел… Люди злы. Двадцать лет над ними стоял, а придешь обыкновенным инженеришкой…

Константин Саввич обиженно засопел, повернулся на спину и уже хотел было что-то сказать, но в открывшемся ночном небе увидел яркую точку спутника чуть правее люстры. Спутник деловито пересекал небо. Его неспешный трудовой путь принес успокоение Константину Саввичу, он только улыбнулся и сказал:

– Инженеришки – они тоже люди.

И вскоре заснул. Снились ему худые самаринские собаки, которых он всех знал по кличкам и голосам. Константин Саввич читал им лекцию о пользе теплого молока. Собаки слушали внимательно и молчаливо. Потом только Константина Саввича стал перебивать одинокий щенячий голос, который нудно скулил в отдалении.

Константин Саввич проснулся и пошел в кухню.

Он не включил света в коридоре и, подходя к застекленным дверям кухни, увидел из темноты картину, которая заставила его остановиться.

В кухне на белой табуретке сидел зять Самариных Игорь Тонков в распахнутом плаще и шляпе. Он прижимал к груди довольно-таки грязного щенка коричневой масти, по виду обыкновенную дворняжку. Щенок тыкался носом в щеку Игоря и норовил лизнуть ее. Рядом с зятем стоял нескладный подросток в костюме с отложным воротничком. Он неотрывно наблюдал за щенком.

Подростка Константин Саввич тоже узнал сразу. Это был он сам, четырнадцатилетний Костя Самарин.

– Возьмем, Константин Саввич, конечно, возьмем! – убежденно шептал Игорь. – Аллочка разрешит, а Анастасии Федоровне скажем, что мне по роли полагается дрессировать щенка…

– Больно грязный, – с любовью сказал Самарин.

– Да я вас не выдам, что вы его подобрали, не бойтесь! – подмигнул Игорь.

– Давай его сюда, – приказал Костя и отобрал щенка у Игоря. Он поставил щенка на пол и придвинул к его носу мисочку. – Теплое молоко очень полезно, – сказал Костя, наливая в мисочку молоко. Щенок послушно прильнул к мисочке. Шерсть на его мордочке намокла и повисла молочной лапшой.

– Нагорит нам, – сказал Самарин.

– Вы здесь ни при чем, а мне не привыкать! – сказал Игорь.

Все было понятно Константину Саввичу, за исключением мелочей. Почему Игорь Михайлович Тонков обращается на «вы» к подростку Самарину? Почему тот, наоборот, с ним на «ты»? И как возник их странный ночной сговор?

Константин Саввич еще раз полюбовался из-за двери на щенка, который на глазах набухал и округлялся, и, оставив мысль выпить самому теплого молока, отправился обратно на сеновал в деревню Самарино, повторяя про себя: «Только щенка нам не хватало! Ей-богу!..» И улыбался в темноте.