Но жизнь неистощима на фарсы и трагикомедии. Вместо того чтобы спасаться, мне приходилось решать банальнейшую проблему отцовства. Знала бы она, что мы оба сейчас на краю пропасти. Ей бы тоже не поздоровилось, если бы они застали ее в этой квартире…

–  Давай пойдем куда-нибудь, - предложил я, - и отметим твою новость бокалом шампанского.

–  Дорогой, мне теперь нельзя ни глотка вина, - улыбнулась Тереза.
– Давай лучше сварим кофе.

Пока она расставляла чашки, я яростно вертел ручку кофейной мельницы и столь же бешено неслись по кругу мои мысли: «Что делать?… Что же делать? Ребенок… Пустяк… Перед женщинами Германской империи у меня нет обязательств… Арест… Но все же жаль Терезу… Что она станет делать одна? Работать у Розеншталя?… Да какое мне дело? Надо немедленно уходить. По чашечке кофе - для приличия - и под любым предлогом за дверь. Оставить ее здесь? Это невозможно. Пережить такое потрясение, когда придут за мной, в ее положении… Но какое мне дело? Идет война, и я на фронте. Я должен поступить так, как велит долг солдата. У меня приказ - немедленно покинуть эту точку пространства и следовать в другую, указанную в шифрсигнале… Ну, еще пять минут… По чашечке кофе. У меня все собрано. Только взять саквояж и сказать ей какие-то слова… В конце концов, я могу потом позвонить ей… Пять минут ничего не решают…»

В эти пять минет все и решилось.

–  Это он!
– побледнела Тереза.
– Он выследил меня, негодяй… Побудь здесь… Я сама ему все скажу.

Она вышла в прихожую. Надо было остановить ее. Но мне так хотелось верить, что это не жандармы, а всего-навсего обманутый муж, полковник Волькенау… На всякий случай я нащупал в кармане браунинг и сдвинул предохранитель.

Голоса в прихожей были столь же грубы, как и сам стук. Тереза отвечала резко, надменно, как подобает даме ее положения, жене жандармского полковника.

–  Вы ошиблись адресом! Инженер Гест живет в соседнем подъезде. Его квартира расположена так же, как эта.

–  Извините, фрау.

Она вернулась вне себя от гнева.

–  Подумать только! Этот мерзавец решил расправиться с тобой! Он способен на все, я знаю. Нам нужно немедленно уйти отсюда. Они сейчас вернутся.

–  Да, да!
– поспешно согласился я.
– Это нужно сделать немедленно… Спускаться по лестнице нельзя, мы можем столкнуться с ними. Придется покинуть дом иным способом. Если у тебя хватит смелости.

Смелости Терезе, по счастью, не занимать.

Я распахнул окно кухни и первым спустился на деревянную дорожку, шедшую по коньку соседней крыши. Затем принял свой саквояж и протянул руки Терезе.

Обогнув печную трубу, к которой вели мостки для трубочистов, мы пролезли в слуховое окно и вышли по чердаку к люку на черную лестницу. Весь этот маршрут я уже проделал однажды, готовя себе путь к тайному отходу.

Мы благополучно вышли в параллельный переулок.

Удача, как и беда, развивается цепеобразно. Нам повезло с извозчиком, и он доставил нас на вокзал Зюйдбанхов.

–  Мы поедем в Берлин, - предложил я.
– У меня там знакомые, остановимся у них.

–  В Берлине сейчас жарко и шумно, - возразила Тереза.
– Лучше отправимся в Раушен. Моя кузина приобрела там пансионат. Она приютит нас… Ему же и в голову не придет искать нас там.

–  А если придет?

–  Нет. Он никогда не интересовался моими родственниками и их делами. Адреса он не знает.

Я прикинул шансы… Поезд на Берлин уходит только вечером, торчать возле вокзала еще пять часов - небезопасно. На Раушен пригородный паровичок готов был отправиться через десять минут. К тому же у меня не было полной уверенности, что явочная квартира в Берлине не провалена.

И мы поехали в Раушен.

Тихий курортный городок на песчаном взморье приветливо краснел своими крышами сквозь хвойную зелень сосен. Стальной капкан тревоги, защемивший сердце, разжался при виде моря. Оно походило на бок огромной рыбины: сверкало рябью, будто серебром чешуи, дальше к горизонту блеск погасал и море отливало темной синью рыбьей спины.

Пансионат Терезиной кузины оказался старой виллой под замшелой черепицей. Постояльцев не было ввиду конца купального сезона да затянувшейся войны…

Нас поселили в отдельном домике, бывшем когда-то рыбацкой избой. Грубоватый добротный уют этого непритязательного жилища пришелся по сердцу даже Терезе, немало привыкшей к роскоши своих оставленных апартаментов. Двери в домике были низкие, почти квадратные, деревянный потолок ребрист от потемневших балок, зато стены, на совесть отштукатуренные, белели свежим мелом.

Посреди комнаты, словно королева, возвышалась белокафельная печка, увенчанная бронзовой короной. В кафель же были вделаны и бронзовые крючочки для сушки одежды.

Из оконца сквозь листву бересклета желтела осыпь песчаной горы - дюны, поглотившей сосны по самые кроны. И шумело, шумело близкое море. Лениво размеренный многолопастный шелест прибоя проливался в напряженную душу целебным бальзамом.

Мы обнялись.

Потом Тереза раскрыла сумочку и высыпала на стол золотые кольца, серьги, браслет…

–  Я забрала все свои украшения. Наверное, нам хватит на первых порах?

Утомленные перипетиями дня, мы улеглись спать, не дожидаясь ужина. Она засыпала у меня за спиной, крепко обняв за талию, и руно ее паха в такт дыханию нежно щекотало крестец.