Профессор прищурившись поглядел на него.

–  Слушайте, Владимир Степанович, - сказал вдруг он.
– Почему вы, собственно, пошли в астрономы-межпланетники?

–  То есть?

–  Почему? Почему вы не занялись, скажем, разведением кроликов?

–  А почему я должен был заняться кроликами?
– озадаченно осведомился Северцев.

–  Ну как же… Чтобы выращивать их… размножать, так сказать.

–  Да на что мне кролики?

–  Но ведь у вас их не было, правда? Когда вы поступали в университет…

–  Не было, и слава богу. А если бы даже и были?

–  У вас стало бы их еще больше! Вот хорошо было бы, а?

–  Хорошо?
– К восторгу Михаила Петровича лицо Северцева побагровело до синевы.
– Чересчур хорошо, я полагаю…

–  Вы могли бы снабжать кроликами студенческие столовые…

–  Гм…

–  Затопили бы кроликами всю Москву…

–  А…

–  Могли бы дарить кроликов своим знакомым…

Михаил Петрович не выдержал и расхохотался. Он хохотал долго, страдая от боли в груди и спине, держась за живот и уткнувшись лицом в пол. Беньковский снова опустил веки.

–  Юмор в покойницкой… - пробормотал Северцев.

–  Эх, Володя, Володя… - Профессор покачал головой.
– Хорошо бы выставить вас на полчасика наружу. Это прохладило бы вас.

–  Слушайте!
– воскликнул Михаил Петрович.
– У меня идея…

–  Первая идея на Юпитере. Интересно.

–  Да, идея. Давайте пообедаем!

Северцев и Беньковский переглянулись.

–  Неплохо придумано. Когда еще призовет нас господь… А я, откровенно говоря, думаю: чего это мне не хватает…

–  И выпьем тоже, - решительно сказал Беньковский, разглаживая бороду.

Не меньше часа прошло, прежде чем они ползком, часто останавливаясь и отдыхая, перетащили из кладовой все необходимое для обеда. Беньковский сидел у стены и открывал консервы, бутылки, разворачивал целлофановые пакеты, с поразительной ловкостью орудуя одной рукой.

–  Кушать подано, - слабым голосом провозгласил он.

Михаил Петрович и Северцев, взмокшие и измученные, растянулись рядом с ним. Профессор наполнил стаканы.

–  Итак, - сказал он.
– Наша первая, но, по всей видимости, не последняя трапеза в водородной бездне…

Они чокнулись и выпили. Северцев потянулся за шпротами. Михаил Петрович занялся ветчиной.

–  Собственно, не так уж плохо, - сказал профессор.

–  Пикантно, - кивнул Северцев.
– Как пир во время чумы.

–  Иди ты с чумой, - добродушно-лениво сказал Михаил Петрович.
– Чума, смерть… Надоело. Зачем об этом все время напоминать, спрашивается?

–  Миша прав.
– Профессор с усилием поднял бутылку.
– Еще по одной… Вам куда, Миша?

–  Сюда.
– Михаил Петрович протянул свой стакан.
– Сюда и не мимо, пожалуйста. Спасибо. Да, Андрей Андреевич, это совсем не гак плохо. У нас есть продовольствие… кислород, приборы для кондиционирования воздуха. Что еще нужно? Мы можем прожить так годы…

–  Аванпост человечества в недрах Юпитера, - криво усмехнулся Северцев.

–  Вот именно. Аванпост человечества.
– Михаил Петрович поднял палец.
– Это, знаешь ли, обязывает.

–  Собственно, сейчас наше положение не отличается от положения какого-нибудь Робинзона на необитаемом острове…

–  С той только разницей, - сказал Северцев, - что у тех была надежда вернуться домой, а у нас…

–  Виво - эсперо.
– Профессор снова наполнил стаканы.

–  Необитаемый остров… с утроенной силой тяжести, без солнца, затерянный в океане сжатого водорода… повисший в розовой пустоте!

–  Тяжесть - это скверно, - признался Михаил Петрович - Иногда мне кажется, что я слышу треск собственных костей. Неужели утроенная?

–  Что-то в этом роде. На меньшую не стоило бы обращать внимания.

–  Ничего, постепенно привыкнем, - сказал профессор. Глаза его блестели, борода растрепалась, обычно бледное лицо налилось краской.
– Зато какой простор для исследований! Мы достанем из кладовых приборы, оборудуем здесь обсерваторию, мы будем наблюдать и вычислять…

–  И в один прекрасный час звездолет рухнет в какую-нибудь водородную Ниагару и разлетится в пыль… И это может случиться в любую минуту! Вы понимаете?

–  Но ведь может и не случиться?
– мягко проговорил Михаил Петрович.