–  Сколько они уже вложили, как думаешь?

–  Около двухсот двадцати миллионов… Подожди… Тут наметилось оживление, отключаюсь!

Петя, бросив незатушенную сигарету, бегом бросился в зал к монитору. Последняя сделка - 2,619, минимальная - 2,61! Пока он курил и беседовал с Якимовым, атакующие бросили в бой - Пит бросил взгляд на гистограмму объема - ого! Сразу четыреста тысяч лотов - больше ста миллионов рублей! После Петиного выхода из игры прикрывать свои оборонительные позиции «камуфляжными» заявками Якимов явно не успевал. Петя заметил в нижней части «стакана» стройные редуты на следующих «круглых» отметках - 2,61, 2,60 и 2,59. Заявки по более низкой цене выходили за рамки «стакана», но Петя не сомневался, что и на дальнейшем пути к критической отметке 2,55 имеются достаточно мощные заградительные кордоны якимовских и серегиных заявок на покупку.

Телефон оповестил о приходе SMS-ки. Привет от «главнокомандующего» гласил: «Ухожу на 2,60. Если в теч. часа сливов больше не будет, нач. атаку. Где Серега?»

«Что значит "где"? В смысле, на каком уровне стоят его заявки? Так понятно, что никак не выше 2,61, - Серега уже показал, что на передний край обороны он не стремится. Или Якимов имел в виду нечто другое?» Мысль Пети повисла и замерла. Он перевел взгляд с экрана телефона на экран компьютера и несколько секунд не мог найти в таблице инструментов строку акций «Мосэнерго». На привычном месте теперь была какая-то другая бумага, поскольку цена последней сделки в 2,45 рубля явно не могла иметь к акциям «Моськи» никакого отношения. Но почему тогда заголовок строки прежний и в «стакане» появились все те же невозможные 2,45?… Нет, уже 2,439!!! «Мося» не просто падала, она рушилась прямо на глазах.

–  Ты свои «лонги» закрыл?
– голос Якимова звучал глухо и потерянно.

–  Н-нет, - Петя почувствовал, как трудно разжимаются его сведенные напряжением челюсти. Помимо воли он весь превратился в сжатый комок мышц и нервов.
– Держу пока.

–  Сколько тебе до маржин-колла осталось?

–  По 2,31 закроют принудительно… Слушай, а почему они не начинают покупать? «Стопы» ведь сработали, чего им еще надо?

–  Нашей крови, - Якимов горько усмехнулся.
– Думаешь, они не знают, сколько у нас сейчас бумаг «Моси» на шее повисло? Все эти «стопы» почему-то сработали раньше, ударили по моей покупке и перекочевали в мой портфель. С таким кирпичом мы долго не протянем. Так что теперь они жаждут поменяться с нами ролями. Мы начнем избавляться от тянущих ко дну бумаг, а они встанут в покупку и убьют сразу двух зайцев - поимеют и нас, наказав убытками, и бумаги, причем гораздо дешевле, чем изначально планировали.

–  Так, может, тогда не продавать пока? Придержать.

–  Угу, придержи - и на 2,31 получишь принудительное закрытие от брокера. Я бы, может, и придержал, но в мои объяснения во второй раз уже никто не поверит. А если я начну начальству про биржевой заговор Альфы и Чарли втулять, так и вообще в больничку свезут. Мне уже совсем непрозрачно намекнули на предстоящий разбор полетов по всей этой операции. В общем, мы на ближайшем отскоке начинаем закрываться, так что смотри, цену обрушим еще ниже. Проиграли мы, чего уж тут… По всем статьям проиграли. Так что закрывайся, спасай, что осталось.

–  Да не поднимается у меня рука на такое «самоубийство». Веришь, смотрю на этот обвал как парализованный или загипнотизированный. Деньги улетают, а я ничего сделать не могу… Так что пусть уж брокер добивает. Сколько там сейчас?

–  2,33…

–  Ну вот, на две копейки еще поживу.

–  Ну, дело твое. Ладно, извини, начальство снова вызывает, похоже, началось…

–  Удачи.

–  И тебе.

Октябрьский прохладный ветер гонял мелкий мусор. Разлившийся по проспекту западный лоск не проникал внутрь дворов, уже лет сорок не обновлявших свой дизайн. Стандартный московский дворик внушал уважение к хранимым им традициям, но в умиление не приводил. Запущенный газон, сваленные по углам бумажные коробки, потрескавшиеся стены в противовес умытому проспектному фасаду, потрескавшийся асфальт… Возможно, если хорошо присмотреться, на нем еще можно было найти какие-то следы. Не так уж много времени прошло. Но он не хотел присматриваться. Он знал, что все произошло именно здесь: хруст стекла, вскрик и глухой удар.

На обочине проспекта, сразу за въездом в арку, стоял черный «Опель», чем-то сразу привлекший внимание. Пройдя немного вперед, он оглянулся посмотреть на номер под передним бампером. Номер оказался незнакомым, зато, заметив проявленный интерес, «Опель» приветливо мигнул фарами. Он отвернулся и пошел в сторону метро. Однако автомобиль тут же догнал его и снова прижался к обочине. Водитель вылез и, снимая темные очки, произнес знакомым голосом:

–  Петр Михайлович, не желаете прокатиться? Петя узнал Старика, хотя выглядел он сейчас моложе, более подтянуто и, несомненно, цивильнее.

–  Михаил Викторович, - Петя с трудом, но все-таки вспомнил имя бывшего коллеги, - какими судьбами?

–  Да вот, заметил знакомое лицо в знакомом месте, как не остановиться. Кстати, как у вас со временем? Может быть, перекусим? Навестим нашу кафешку.

Антураж кафе, волшебным образом преображавшегося к вечеру в мексиканский ресторан, нисколько не изменился. Все тот же бизнес-ланч и создающие постоянный гул голоса сотрудников близлежащих офисов, совмещающих обед с переговорами и обсуждением степени отмороженности начальства.

–  Пожалуй, нам стоит выпить, - заявил Старик, едва усевшись за столик.

–  Так вы же вроде за рулем.

–  Ай, бросьте!
– знакомо отмахнулся Старик.

–  Ну, вообще-то сегодня сорок дней как Антон…

–  А я что говорю. Ну что, водочки? Выпили не чокаясь.

–  Короткие периоды времени бывают удивительно насыщенными, вы не находите.

–  Я бы предпочел провести самый скучный месяц своей жизни, но чтобы и Абрамов, и Антон остались живы, - довольно резко отреагировал Петя на светский тон Старика.