– Это тебе.

– Следуй за мной. И запомни, что сегодня меня зовут Касань.

– Касань… – повторил Захар.

– А тебя – Харза.

– Понял! – кивнул Захар. – Слоговой перевертыш. Своего рода палиндром.

– Сам ты палиндром! – Санька не знала этого слова.

– А зачем это нам? – спросил Захар, торопливо поспевая за Санькой по ночной Большой Пушкарской.

– Увидишь! – таинственно шепнула Санька.

Они дошли до подворотни, где когда-то Альшоль с Санькой скрывались от могучих санитаров. Санька подошла к той же обитой железом двери, сказала:

– Кройот, Ванбол!

– Он, и вправду, Болван? – осведомился Захар, который сразу понял перевод.

– Узнаем.

Дверь на этот раз не стала податливой, как занавеска, а просто отворилась. За дверью стоял Ванбол, обмотанный в флаг Соединенных Штатов Америки, весь в звездах и полосах.

– Привет, Касань! – сказал он. – Смотри, какой клевый флажок раздобыл на выставке в Гавани… А это кто? – указал он на Захара.

– Харза, – поклонился Захар.

– Мой друг, – сказала Санька и удивилась, потому что эти слова звучали одинаково и по-прямому, и по-оборотному.

Он повел Саньку и Захара темными переходами и вскоре вывел на улицу Ленина в том самом месте, где Санька была в прошлый раз. Ее поразило, что оборотный город за эту пару недель стал еще запущеннее и страшнее.

– Что это у вас происходит? – с испугом спросила Санька.

– Это не у нас, а у вас, – сказал Ванбол. – Наш город – это отражение души вашего города. Чем больше неустройства, смятения, страха в душе вашего города, тем ужаснее выглядят дома в нашем городе.

Они вышли в сквер с холмом, изрытым землянками. На скамейках сидели скрытники, ждали Саньку.

– Вот она, – указал на нее Ванбол. – Пришла, мерзавка.

Захар вздрогнул. Он уже умел понимать оборотную речь, но не знал, что в этом мире принято браниться.

– Ну что, проходимцы! – бодро начала Санька. – С отвращением вас вспоминала… Прямо до тошноты. Если бы не этот паршивый старикашка Шольаль, ни за что бы сюда не пришла…

Захар осторожно дернул Сашу за рукав майки «Спасем мир!»:

– Груня… То есть, Касань! Ты что – рехнулась? Разве так можно с незнакомыми!

Но она продолжала:

– Я этого старикашку так ненавижу, так ненавижу! Своими руками задушила бы его! Всю жизнь мне испортил!..

И Санька неожиданно заплакала.

– Да, как видно, довел девочку, проходимец… – заметил старый скрытник, тот самый, что встретил их с Альшолем в прошлый раз.

– Убить мало… – согласно закивали скрытники. – Зачем к нам явилась? Чего от нас хочешь?

– Хочу найти его, чтобы удушить собственными руками! – горячо отвечала Санька.

– Пойдем к трётлю, – сказал старейшина.

Скрытники поднялись со своих скамеек и неспешно зашагали по направлению к Карповке. Санька и Захар шли за ними.

Захар все еще не мог прийти в себя от изумления.

– Так ты своего Альшоля ищешь? – расспрашивал он Саньку на ходу. – Что он тебе сделал? Неужели оказался подлецом?

– Дурак ты, Захар. Я люблю его! Люблю!

Захар только плечами пожал.

Скрытники, обрастая по пути сородичами, толпою свернули на Чкаловский и вскоре оказались у Карповки. Они осторожно перешли мост, который едва держался – настолько был ветхим.

Прошли влево: в полумраке белой ночи, на фоне светлого неба, возвышался темный силуэт монастыря – массивного, величавого, тяжелого.

– Здравствуй, трётль, – поклонился ему старейшина скрытников.

Каменная громада вдруг зашевелилась. Оказывается, это сидел на земле, обхватив колени, огромный великан. Издали он казался каменным монастырем.

Великан поднял лицо – оно было мохнатым, – взглянул ярко сияющими, зеленоватого цвета глазами, расправил волосатую грудь, шумно вздохнул и спросил:

– С чем пожаловали скрытные жители?

– Ты все знаешь, трётль. Ты породнен с камнем. Не слышал ли, в каком здании прямого мира прячется сейчас старик по имени Альшоль? И жив ли он?

– Как не знать?! Знаю, – громовым голосом произнес трётль. – И, конечно, он жив, ты об этом прекрасно знаешь, потому что, если бы он умер, то все мы исчезли бы в сей же миг…

– Прости, старый пень, не подумал… – пробормотал старейшина, потупившись.

– Мы все поселились здесь, потому что к нам пожаловал он – странник, исландец, старик с молодой душой, наш вечный поэт Альшоль, – продолжал трётль, а Санька слушала его, затаив дыхание, понимая наконец-то, откуда взялись чудеса.