Шрифт:
– А что, к тебе никогда не подходили? – ответила вопросом на вопрос Наташа.
Ну как же, время от времени возле гримерки возникали сочащиеся самодовольством «знатоки искусства» и предлагали поужинать. «А вы у моего мужа разрешения спросите, – говорила Лера и орала на весь коридор за спину претендента. – Ди-и-ма, тут к тебе пришли!» Дяденьки испарялись раньше, чем затихал звук ее голоса. Если попадались особенно настойчивые и этот фокус не проходил, Леру брал под свое крыло Стас, у него был свой интерес.
– Подходили, и не раз, только здесь другое, – пожала плечами Лера.
– Ну это еще вопрос, ведь полно придурков, которые считают всех актрис шлюхами, – хладнокровно парировала Наташа. – И всегда можно найти, что таким сказать. Он предлагает: «Даю тебе двадцать штук, и ты едешь со мной». А я отвечаю: «Даю тебе тридцать, ты отваливаешь, и я больше тебя не вижу».
– А вдруг возьмет? – засмеялась Лера. Теперь ей все это перестало казаться невозможным.
– Никогда. Представь раздутого от самомнения господина, берущего у стриптизерши деньги…
Лера не только представила, но тут же показала в лицах, и Наташа минут пять не могла разогнуться от смеха.
Сначала, оказавшись в зале, Лера озиралась по сторонам, готовая увидеть слюни и услышать хрюканье. Нет, публика как публика, ведут себя прилично; были даже дамы, в том числе мамулиного возраста, и они не бились в истерике. А потом Лера забыла про все и стала просто смотреть. Да, Наташка свое дело знала, это было здорово.
Дамы мамулиного возраста… Стоп! А что, если однажды на таком вот выступлении в зале окажется отчим?! Он ведь бывает в клубах, ресторанах, и жена вполне может оказаться при нем для полного счастья. И мамуля… Лера вспомнила недавний дядин юбилей и свою бессильную ярость. Может быть, увидев Леру в такой роли, мамочка наконец испытает хоть что-нибудь? Не сыграет «чуйства», а именно переживет их. Лера представила материнский гнев и… сказала Наташе «да».
Через пару недель Валерия Гришина впервые вышла исполнять стриптиз, точнее, не она, а некая Баттерфляй. На самом деле эффектная бабочка паниковала и испытала острое чувство унижения, когда пришло время обнажить грудь. Но потом привыкла. Правда, пойти на пролом Лера все-таки не решилась – если был риск нарваться на родственников, она танцевала в темно-фиолетовом парике и в гриме «крылья бабочки». «Осталось еще надеть черный плащ и исполнить арию мистера Икса», – говорила Наташа.
Естественно, без плаща и без арии Лера однажды выступила в небольшом, но очень самодовольном гей-клубе. И увидела там Стаса, а Стас увидел ее.
– Нехило ты проводишь свободное время, Гришина, – с интонациями Фомы сказал ей Стас на следующий день, подкараулив у театра.
– Ты тоже не скучаешь, как я посмотрю.
– Я потрясен, ты великолепно танцуешь! А муж знает?
– О чем? Что я хорошо танцую? – Лера смотрела на смазливую физиономию коллеги и примерно представляла, что будет дальше.
– Слушай, давай договоримся – я не видел тебя, ты не видела меня. А то начнется: то да се… Мне это не нужно.
Да, именного этого Лера и ждала, а потому согласно кивнула. Но она никак не ожидала, что Стас начнет активно изображать из себя ее поклонника и в конце концов в самом деле станет приятелем, с горячим одобрением относящимся к ее «хобби».
– Хотел бы я посмотреть на рожу Фомы, если бы он увидел тебя на сцене топлес. – Стас мечтательно закатывал глаза.
– Ну и что, подумаешь, – не сдавалась Лера, – одна из его «девок» танцует стриптиз. А вот если бы он увидел тебя…
– Детка, умоляю, – Стасик прижимал к мускулистой груди не менее мускулистую длань, – не играй на моих нервах!
Все бы было ничего, если бы Мика не надумала влюбиться в этого красавчика.
– Подожди, я скоро! – крикнула мамуля из-за дверей спальни, и Лера вздохнула – «скоро» могло обернуться парой часов ожидания. Она откинулась на спинку дивана и пожалела, что не может, как Штирлиц, уснуть по команде. Судя по тишине в апартаментах, вершитель судеб, то есть Лерин отчим, отсутствовал, и Лера испытала облегчение – значит, ее воззвание к потенциальному меценату и последующее за ним извержение вулкана откладывались на неопределенный срок.
Чем бы заняться? Лера огляделась, хотя прекрасно знала – с учетом окружающей обстановки такой вопрос можно считать просто смешным.
В далекие-далекие времена, в несуществующем теперь доме на стенах висели фотографии, и Лера могла рассматривать их часами. Мужчины в камзолах и фраках, ковбойских рубахах и грубых свитерах прощались, флиртовали, ссорились, объяснялись в любви… И у всех этих мужчин даже под слоем грима угадывалось папулино лицо. Маминых портретов было не меньше, но почти везде она оставалась лишь сама собой – современной, красивой, знающей себе цену женщиной. Как жалко, думала Лера, что рядом с папулей на фотографиях какие-то чужие, совершенно лишние тетеньки, и однажды решилась на подлог. Дело оказалось не таким уж простым – мамино лицо плохо подходило к телу некой дамы, обнимавшей отца. Лера старательно орудовала ножницами и клеем, но результат получился так себе. Когда мамуля заметила подмену, а произошло это далеко не сразу, она пришла в ярость. Оказывается, Лера испортила один из лучших снимков, который мама так любила! Папуля лишь хохотал и тем самым еще больше выводил маму из себя, еще бы, это ведь не его физиономию изуродовали до неузнаваемости.
Мама была киноактрисой, пусть и снявшейся когда-то лишь в двух неглавных ролях, папа – театральным актером. Непримиримое противоречие, как выяснилось позже. «Напыщенный болван»… «Бездарная пустышка, никакой школы»… Фотографии отца перекочевали в другой дом и другую жизнь, а мамины исчезли бесследно. От Лериных вопросов она лишь раздраженно отмахивалась: «я на них ужасно выгляжу… я там такая толстая… все это было большой глупостью». Больше всего Леру расстроило то, что их с матерью парный портрет оказался из этого же разряда.