Слова, которые он пишет, теряют привычную тяжеловесность диалектической прозы и перестраиваются в звонкие ямбы. На крыльях призрачного ветра к нему спешат из забвения юношеские речи, полные крепкого аромата полей.

Аристотель оставляет работу и выходит в сад, раскрытый, словно огромный цветок в весеннем великолепии дня. Он глубоко вдыхает запах роз и утренней росой омывает дряблое лицо.

Перед ним танцует муза Гармония, создавая и тут же изменяя бесконечный узор, этот лабиринт ускользающих форм, в котором теряется человеческий разум. Внезапно, с неожиданной легкостью, Аристотель бросается за девушкой, а она, едва касаясь земли, убегает и скрывается в роще.

Пристыженный и утомленный, философ возвращается в свою келью. Опускает голову на руки и в тишине оплакивает утрату юношеского дара.

Снова посмотрев в окно, он видит музу, возобновившую прерванный танец. Тогда Аристотель решает написать трактат против танца Гармонии, в котором разберет по косточкам все его ритмы и позы. Униженный, соглашается он, как на неизбежное условие, на стихотворную форму и переносит на бумагу свой шедевр «О Гармонии», сгоревший в костре Омара. [6]

Пока он работал, муза танцевала. Когда же он закончил последний стих, видение растаяло, и душа философа навсегда расслабилась, освободившись от острых уколов красоты.

Но однажды ночью Аристотелю приснилось, будто он на четвереньках скачет по весеннему лугу, а муза, сидя верхом, погоняет его. Утром он предварил готовое сочинение такими строками:

Мои стихи нескладны и неуклюжи, словно поступь осла. Но погоняет их Гармония.

Несколько недель мне приходили областные журналы и столичные газеты, в которых неоднократно сообщалось о моей кончине.

Энрике Гонсалес Мартинес, «Нелюдим», XIV, 147-1481 Когда я прочел сообщение о его смерти, меня захватило вдохновение. Я тут же задумал «Избранника богов» и сумел набросать первые три октавы. Поэзия предстала предо мной словно чистый и светлый путь, идущий от сердца в бесконечность.

На следующий день, достигнув апогея, работа прекратилась, будучи бессмысленной по сути своей. Мнимый покойник, оказавшийся не менее живым, чем я, встал на пути моего успеха.

С той поры я всегда терпел поражение в неравном бою. Только один раз на нашей единственной дуэли я смог сойтись со своим врагом лицом к лицу. Ристалище — альбом Марии Серафины, мое оружие — акростих. Соперник сломался на пятой строке. Пожелтевшие стрницы хранят его неоконченное стихотворение, за которым следует мой победоносный тройной акростих.

Через десять лет после моего триумфа в областных газетах появилось сообщение о моей смерти. Как это ни прискорбно, оно соответствовало действительности. Последние десять лет я отступал с боями, стрелял каждый раз все менее метко с дальних рубежей, в то время как мой соперник завоевывал себе лавры. За этот период я могу упомянуть с гордостью лишь «Свадебный сонет», посвященный Марии Серафине (небольшой компромисс между благородством и досадой), и слова школьного гимна «К прогрессу», которые ежедневно перевираются нерадивыми исполнителями.

Соперник не узнал истинного величия моего таланта, ибо судьба хранила его от всех опасностей, а его смерть была единственным условием создания «Избранника богов», несомненного шедевра.

Каждое утро ко мне приходят ангелы и читают стихи неутомимого соперника, чтобы я признал его величие. После чтения, прежде чем я успеваю сформулировать свое суждение, воспоминание о неоконченном акростихе в альбоме Марии Серафины заставляет меня высказать отрицательное мнение. Понурив головы, ангелы улетают на поиски новых стихов.

Это продолжается последние сорок лет. Мой скромный гроб порядком обветшал. Сырость, жук-древоточец и зависть разрушают его, пока я отказываю в таланте и величии поэту, который угрожает мне своим бессмертием.

1951

Очень огорчает меня небрежность нашего друга, на котором лежит забота о моей пище земной…

Будет справедливо, если в связи с этими обстоятельствами средства на мою пищу земную не затеряются где-нибудь или не произойдет еще какая-либо с ними неприятность…

В чем провинилась моя пища земная, в каких грехах повинен мой скромный образ жизни, что мне никогда не платят в срок?

Тысячу реалов из средств для моей земной пищи от дня сегодняшнего до дня святого Петра…

Исходя из этого, умоляю Вашу Милость переслать мне с Педро Алонсо де Баэной единый чек на восемь с половиной тысяч реалов, которые составляют средства на мою пищу земную за несколько месяцев, начиная с сегодняшнего дня до конца этого года…

Я добился, чтобы дон Агустин Фьеско написал Педро Алонсо де Баэне по поводу пересылки мне средств для пищи земной…