— Пита, я хотела бы услышать, в чем именно, по твоему мнению, я виновата перед тобой. Ты ведь сказал, что мне стыдно. Так вот, за что мне должно быть стыдно?

Пита добродушно усмехнулся.

— Это уж тебе самой виднее, правда?

— Нет, я сама не понимаю, что ты имел в виду. Объясни, пожалуйста.

— Да откуда я знаю. Ты не хочешь меня видеть - значит, тебе стыдно, правильно? Я только спросил.

— Но Пита, пойми… я не спорю, я тоже была во многом неправа. Мы вообще много ошибались…

— Мы ошибались? Вот как?

Он, похоже, слегка разозлился.

— Просто удивительно! Издеваться надо мной столько лет, а потом - "мы ошибались", - он передразнил ее тоненьким голоском.

— Пита, - прошептала Ильгет, - объясни, как? Как я над тобой издевалась?

— А ты не помнишь? Знаешь что? Мне некогда с тобой тут объясняться. Ты даже сейчас умудрилась затеять скандал! Вот что, думай сама и живи сама как хочешь.

И победно вздернув голову, он скрылся в проеме двери.

Ильгет заставила себя расслабиться, добралась до дома. Но в конце концов, как ни держи себя в руках, проблему все равно придется решать.

Она сбросила альву, вошла в гостиную и первым делом зажгла рамку монитора в воздухе.

— Отец Маркус?

К счастью, священник оказался доступен вызову. Он приветливо смотрел на Ильгет из рамки.

— О, это вы, Ильгет? Забыли что-нибудь?

— Нет… Отец Маркус, я говорила с Питой…

Ильгет почувствовала, что сейчас заплачет. Ну сколько же можно?

— Вы действительно… так считаете… что со мной трудно жить? Что это я… его довела? Что мы все… убийцы?

— Ильгет, ну что вы! Убийцы? Я не мог такого сказать.

— Впрочем, да, извините… это уже он сам. Но что ему было трудно…

Ильгет не знала, как выразить свою мысль. В общем-то, все ведь просто. Получается так, что священник полностью одобряет Питу. Что выходит, Пита во всем прав. И она над ним издевалась многие годы, и наконец-то он от нее освободился, и она убийца, и еще как будто это она его выгнала и теперь выглядит чистенькой и праведной, причащается, а на самом деле все наоборот, и Бог это видит… Когда все это говорил Пита - в конце концов, ему верить не обязательно, мало ли что он навоображал себе. Но теперь, получается, его своим авторитетом поддерживает священник?!

Однако Ильгет просто не знала, как спросить об этом.

— Поймите, Ильгет, я не могу занять в вашей ссоре чью-то позицию. Я обязан быть нейтральным. Я не поддерживаю вашего бывшего мужа, я не поддерживаю вас.

— Да, я понимаю. Простите, - Ильгет овладела собой наконец.

— И успокойтесь, наконец, все уже позади, этого сожительства больше нет. Я понимаю, вам до сих пор трудно поверить, что бывший муж для вас чужой человек, но постарайтесь больше не думать об этом.

"Я бы и не думала. Так ведь напоминают", - с горечью подумала она.

— Хорошо, отец Маркус. Я постараюсь.

Ильгет действительно постаралась выкинуть этот разговор из головы. Убийцы? С нами трудно жить? Неправда. Не труднее, чем с самим Питой. И она очень старалась, чтобы он не заметил того, как ей тяжело, как трудно бывает иногда. Старалась быть нормальной, обычной женщиной - если бы он еще это видел и ценил, если бы сам старался делать хоть что-нибудь!

У нас были сексуальные проблемы? Конечно. Но ее ли в этом вина? Они плохо совместимы. А Пита даже не хотел вместе с ней пойти к врачу и выяснить, как сделать ситуацию лучше.

Все остальное - про якобы издевательства, про то, как он рад освободиться от нее - чистая манипуляция. Да и освободился ли он? В том-то и беда, что похоже, нет. Зачем на самом деле ему понадобилось ехать именно в церковь святого Квиринуса? Куда раньше и нога его не ступала. Там ведь эстарги на каждом шагу, а Пита страдает аллергией на один только вид бикра.

И только одно было плохо - Ильгет больше не хотелось ехать в церковь.

Она, конечно, делала это. И даже исповедовалась - хотя старалась попасть не к отцу Маркусу. Не все ли равно, у кого? И каждое воскресенье посещала храм с завидной правильностью. В конце концов, это не трудно. Это давно вошло в привычку.

Пропало лишь доверие к священнику. Ощущение, что здесь, в этом храме - она своя, что ее любят, что к ней, по меньшей мере, доброжелательно относятся.

Но в конце концов, и без этого можно жить.

Между тем малышка росла и развивалась, и вскоре Ильгет ощутила легкие толчки в живот. Эти ощущения наполняли ее счастьем. Миран еженедельно осматривал ее и радовался - беременность протекала так, будто у Ильгет никогда не было никаких проблем со здоровьем.

Одновременно она и Арнис написали друг другу, предложив назвать дочку Аурелиной. Теперь у ребенка появилось имя. Ильгет постепенно привыкала к нему, хоть это и было странно - живая Арли, темноглазая, тихая, стояла перед глазами.