Не успел уехать Козловский, как вернулся тот маленький связной, что ходил в третью роту. Там все было в порядке, бронебойщики уже отправились во вторую. Комбат одобрительно похлопал связного по плечу и мельком глянул в присланную ротным сводку потерь – их почти не было, правый фланг был действительно сегодня самым спокойным, это подтверждало справедливость его догадки.

Следующие два часа он невылазно просидел в блиндаже, не выпуская из рук телефонных трубок. Из второй роты вернулся его замполит Кравченко – узнав о плане комбата, тоже с ним согласился, сказав, что подобное приходило на ум и ему. Барабадзе, сказал он, пока держится, но потери у него большие – может быть, учитывая новый план, есть смысл вообще перебросить туда третью роту; в том маловероятном случае, если немцы предпримут что-нибудь на правом фланге, всегда можно будет заткнуть брешь, перебросив часть сил с левого. После этого Кравченко уехал к Бовкуну – согласовать совместные действия.

Времени оставалось не так много – в кратчайший срок, под огнем, пришлось на ходу перестраивать всю систему обороны, менять минометные позиции, перебрасывать на новые места противотанковые семидесятипятимиллиметровки. Хорошо еще, что вышколенные телефонисты не ударили в грязь лицом – все линии работали как надо, и если где-нибудь происходил обрыв, то повреждение устранялось незамедлительно. В тринадцать часов сорок две минуты радист установил связь с командиром соединения самоходной артиллерии – орудия были уже на марше и меньше чем через час должны были прибыть в заданный квадрат. «Ваш порученец со мной, мы все согласовали», – добавил пушкарь.

Дежнев заставил себя выждать еще пятнадцать нескончаемых минут. Командир подрывной группы, посланной на мост, доложил тем временем, что объект к взрыву подготовлен.

– Добро, – сказал комбат. – Как только пройдут – рви к чертовой матери. Только не торопись! Мне нужно, чтобы они все были на той стороне, понял? Об исполнении доложишь немедленно, а если к тому времени откажет связь – дашь три красные ракеты в нашу сторону, авось разглядим и в тумане...

Туман к этому времени стал гуще, видимость сократилась до какого-нибудь полукилометра – от силы. Вообще атаковать в тумане комбат не любил, без визуальной связи с подразделениями он чувствовал себя слепым, но сейчас, пожалуй, это обстоятельство оказывалось на руку: план строился на неожиданности, и чем позже немцы спохватятся, тем лучше.

– Давай вторую роту, – сказал он телефонисту.

– Вторая на проводе, товарищ капитан! – через пять минут доложил тот.

Дежнев взял трубку.

– Мито, слушай меня...

– Старший лейтенант Барабадзе убит, – пропищало в трубке, – ротой командует лейтенант Голованов...

– Убит Барабадзе?! – крикнул Дежнев и горестно выругался. – Голованов, слушай, Голованов, ты мой голос узнаешь?

– Так точно, товарищ капитан, слушаю вас...

– Голованов, давай быстро отводи роту! Отходите на эту сторону бетонки, пропускай их на мост – ты меня понял? Налево по бетонке не пускай, слышишь? Нет, ни в коем случае! Левый фланг укрепи всеми противотанковыми средствами, какие у тебя остались, а правый и центр отводи к высоте двести восемь! Ты понял?

– Понял, товарищ капитан, укрепить только левый, пропускать к мосту...

– Давай действуй, лейтенант, действуй оперативно, мне нужно, чтобы через полчаса «пантеры» были по ту сторону моста! Обстановку докладывай каждые десять минут, я буду на проводе...

Бросив трубку, он выругался еще раз, вспомнив о Мито Барабадзе. Убитый на Курской дуге Мишка Званцев верно говорил, что на фронте хоть не заводи друзей, не успеют двое подружиться – обязательно одного не станет. Бедный Мишка, накаркал ведь себе, как в воду глядел! Погиб и Звонарев, а теперь вот и Мито – года вместе не провоевали, эх, черт...

Нетерпеливо поглядывая на смолкшие до времени ящички телефонов, капитан побарабанил пальцами по каске, которую держал на коленях, закурил и тут же бросил папиросу – во рту было горько. Он вспомнил, что с утра ничего не ел, от злости не было аппетита.

– Федюничев! – позвал он. – Дай-ка пожевать чего-нибудь, не будь жлобом. С таким ординарцем с голоду подохнешь, если сам не напомнишь...

– Завтракать надо было, когда давал, – с обидой отозвался тот. – Иде я вам тут сейчас готовить буду?

– Да кто тебя просит готовить, сухарь в кармане найдется?

Федюничев, продолжая занудливо ворчать, повозился в своем сидоре, поставил рядом с телефоном вскрытую банку тушенки и положил краюху хлеба. Комбат стал есть, выковыривая мясо складным ножом. «Везучий я какой-то, – думал он равнодушно, со странным безразличием к самому себе. – Ребят вокруг так и косит, а я как заговоренный... Верно, под самый конец и накроюсь, с везучими всегда так...»

Заныл зуммер, он торопливо дожевал кусок. Голованов испуганным каким-то голосом доложил, что «пантеры» выходят на бетонку.

– Добро, – сказал Дежнев. – Это то, что надо. Ты, лейтенант, не сомневайся, я ведь слышу, что сомневаешься. Смотри только, чтобы они на мост пошли, левый фланг держи в кулаке.

Зазуммерил второй телефон-, комбат бросил трубку, схватил другую.

– Гансы уже тут, – лаконично сообщил командир подрывников.

– Проводка у тебя надежная, проверял?

– Цепь дублирована, сработает без осечки.

– Смотри. Только не торопись, не спеши! Рванешь раньше времени, испортишь мне всю обедню...