Шрифт:
– Спешить, я думаю, не следует вообще никому. Мы вот привыкли гордиться нашей манерой воевать, но... – не знаю, так ли уж она похвальна. Мне еще отец рассказывал – о той войне, первой мировой. Гвардию тогда уложили в Восточной Пруссии почти целиком, глупо, преступно погубили цвет армии... Боюсь, и сейчас осталась эта манера воевать числом и нахрапом... Русская армия всегда, к сожалению, ставила печальные рекорды по числу потерь...
В дверь постучали, вошел Ридель с чемоданом и перекинутой через руку коричневой шинелью.
– Вот твое добро, – сказал он, – китель я затолкал в чемодан, так что попроси молодую даму погладить.
– Меня уже отутюжили, – Болховитинов оттянул лацкан пиджака.
– Я говорю про китель! Китель, форменные брюки – словом, всю амуницию. Тебе надо переодеться, в полицию лучше идти в форме – это на них действует. Помнишь «Капитана из Кепеника»?
– Зачем мне в полицию?
– Тебе-то, может, и не нужно. А ей? – он бесцеремонно показал пальцем на Таню. – Как ты теперь представляешь себе ее статус? При первой же проверке спросят, кто она такая, что здесь делает и, вообще, откуда она взялась? Ну? Что она ответит? Как «восточная работница» она уже не существует, ее здесь нет, она эвакуирована за Рейн – согласно приказу гаулейтера. Мадам, не смотрите на меня, разинув рот, как овца на Деву Марию, а сходите за утюгом и делайте что вам сказано! Есть у вас при себе хоть одна бумажка, удостоверяющая вашу личность?
– Нет, мы ведь тогда все сдали хозяину...
– Ну вот, пожалуйста! Человек без удостоверения личности – это вообще ничто, пустое место, математическая точка в пространстве. Ступайте за утюгом, я сказал! Или забирайте все это и погладьте там.
Когда Таня ушла с вещами, Болховитинов спросил:
– И чем же тут поможет полиция – выдаст новое удостоверение? А на каком основании?
– Просто так выдать удостоверение личности полиция не может – даже по знакомству и даже если господин вахмистр пользовался благосклонностью нашей Анхен. Но полиция – внимание! – Ридель поднял палец, – полиция может удостоверить, что к ней обратилась личность, утратившая документы в силу чрезвычайных обстоятельств военного времени. Конечно, тут желательны свидетели. Но свидетели есть – это я, хороший знакомый потерпевшей, и ты – ее муж.
– Кто, кто? – ошеломленно переспросил Болхови-тинов.
– Муж, говорю. Муж! Легенда такова: вы недавно поженились – по доверенности, теперь это делается, – жена ехала к тебе, не доезжая Везеля, машину обстреляли с бреющего, все сгорело. Осталась вот как есть – без денег, без документов, без ничего; сюда добралась попутными. Правдоподобно?
– Ну... в общем, да. Если ничего не проверять...
– Проверять ничего не станут! Я не случайно сказал – «не доезжая Везеля», то есть на той стороне Рейна, в другом административном округе. А машины горят каждый день – поди проверь, где какая. Ну что? Чем еще недоволен?
– Нет-нет, я просто думаю... согласится ли она?
– Это уж ваше дело, – Ридель развел руками. – Свои отношения выясняйте сами, а я пока поеду верну «адлер» этому идиоту... Хорошая штучка, кстати; может, конфискуем?
– Да ну, все равно бензина нет.
– Вот разве что...
Ридель ушел. Болховитинов постоял у окна, задумчиво теребя мочку уха, потом вздохнул и пошел вниз. В прачечной комнате Таня доглаживала черные форменные брюки.
– Сейчас заканчиваю и возьмусь за китель. Он не так уж и помялся, немного рукава, лацканы... Так мы вместе пойдем в полицию?
– Да, дело в том... понимаете, Ридель говорит, что нам придется объявить себя – ну, мужем и женой, иначе...
Таня расхохоталась, продолжая гладить.
– Какая прелесть! Видно, не судьба мне уйти от фиктивного брака, еще Попандопуло предлагал – помните, я рассказывала?
– Но... Татьяна Викторовна, – если у вас есть какие-то возражения...
– Нет, что вы! Это ведь нас ни к чему не обязывает, правда?
– Разумеется! – заверил, смутившись, Болховитинов. – Разумеется!
– Ну и прекрасно. Мне не придется изображать немку?
– Это мы все уточним с Риделем, но думаю, что не придется.
– А то немку я бы не смогла – все-таки акцент, да и вообще... – повесив на спинку стула отутюженные брюки, Таня взяла китель и, встряхнув, принялась укладывать на гладильной доске. – В карманах ничего?
– Простите?
– Я говорю – в карманах у вас тут ничего нет?
– Думаю, что нет... проверьте на всякий случай.
Таня проверила карманы, вынула из нагрудного туго скрученную бумажную трубочку и протянула Болховитинову.
– Какая-то любовная записочка, вы неосторожны!
– А, это не нужно... – он прошелся по комнате, думая о своем, машинально затолкал трубочку в щель рассохшейся двери. – Действительно, Татьяна Викторовна, за кого вам себя выдать? Если сказать, что русская, он может насторожиться...
– Ладно, – беззаботно сказала Таня, – посмотрим! Только знаете что – не называйте вы меня Татьяной Викторовной, это звучит как-то ужасно церемонно. Мы так давно знакомы, что могли бы просто по имени...