– Ты когда-нибудь слышал о Гаруне аль-Рашиде? – спросила она.

– Он играет в защите в "Тахионах"?

– Тепло, – сказала Джинни. – Ты ошибся всего-то… погоди, сейчас сосчитаю… на чуточку больше, чем полтора тысячелетия. На пятнадцать веков с хвостиком.

– Но в защите он все-таки играет, да?

– Стинки, пожалуйста, заткнись! Он был богач, он был отпрыском могущественного воинственного рода в Древней Персии. Его отец был калифом – это примерно как теперь премьер-министр провинции. Он был настолько крут, что вторгся в Восточную Римскую империю, которой тогда правила императрица Ирина.

– Ты все выдумываешь, – предположил я.

Ее глаза сверкнули.

– Я же попросила тебя помолчать, Джоэль.

Я застегнул рот невидимой "молнией".

– Гарун и сам стал калифом в семьсот восемьдесят шестом году, – продолжала Джинни. ("За тысячу лет до того, как появилась возможность куда-то путешествовать", – отметил я для себя.) – Пожалуй, он был богаче и могущественнее любого из людей на свете за всю историю. И при всем том он, не был тупицей и невеждой.

– Поразительно, – вставил я, стараясь оказать Джинни посильную поддержку.

Бесполезно оказывать хоть какую-то поддержку женщине, которая что-то вам рассказывает.

– У него возникла странная идея. Ему стало важно узнать, что его подданные думают и чувствуют о разных вещах, – продолжала Джинни таким тоном, будто я ничего не говорил. – Ему хотелось узнать правду, а не то, что ему или его посланцам сказали бы люди, страшась за свою безопасность. Он понимал, что его богатство и могущество все портит в его отношениях с другими людьми и что им трудно, почти невозможно сказать ему правду. Ты же понимаешь, каково это, правда?

– Конечно. Боссам все всегда врут.

– Да! – ("Ну наконец-то мне удалось попасть в точку!") – И вот однажды он услыхал, как один из его военачальников обмолвился о том, что никто так хорошо не знает город, как вражеский лазутчик. И это послужило для Гаруна аль-Рашида подсказкой.

В ту же ночь он переоделся нищим, неузнанным выскользнул из дворца и пошел по улицам Багдада. Он стал шпионом в своей столице, всюду, куда бы он ни пошел, он слушал разговоры и порой задавал невинные вопросы. Поскольку все принимали его за нищего, никому не приходило в голову лгать ему. Он просто упивался своей выдумкой и стал поступать таким образом всякий раз, как только выпадала возможность.

Джинни не спускала с меня глаз. Ей явно было очень важно, чтобы я ее слушал и понимал.

– Понимаешь, Джоэль? Впервые в жизни Гарун получил точную картину того, о чем думают простые люди… и не только это: он сам увидел, какова их жизнь на самом деле; он начал понимать то, о чем они даже не задумывались, потому что принимали это как данность… и с тех пор он сам о многом стал думать иначе. Он стал одним из самых любимых народом правителей в истории человечества. Его имя означает "Аарон Справедливый", а как ты думаешь – многих ли правителей так называли? Как-то раз он повел в бой пятнадцать тысяч воинов против сто двадцать одной, и его войско победило, и сорок тысяч вражеских легионеров пали на поле битвы, а остальные обратились в бегство. Он дожил до глубокой старости, а когда умер, его оплакивал весь мусульманский мир. Понятно?

Я кивнул. Я понимал каждое ее слово. Вот только не догадывался, к чему она клонит.

Она сделала глубокий вдох.

– Так. Теперь представь себе, что ты – юная персиянка, живущая в Багдаде. Да, да, я вижу – у тебя челюсть отвисла, поэтому я молю бога, чтобы, если ты заговоришь, ты сказал что-то умное… Вот так-то лучше. Ты – бедная, но честная юная персиянка, ты трудишься, не разгибаясь, на какой-нибудь тяжкой работе, чтобы прокормиться и также…

Неожиданно прямо в пространстве между Джинни и мной зазвучал незнакомый голос, хорошо поставленный альт. Голос звучал довольно громко, и от неожиданности я так вздрогнул, что чуть не свалился с кресла.

– Температура обшивки вашей машины опустилась настолько, мисс Джинни, что теперь можно безопасно совершить посадку.

Я испугался, а Джинни просто рассвирепела. Я это заметил по ее лицу. Тише и медленнее, чем раньше, она выговорила:

– В слове "подожди" всего семь букв, Смитерс. По-моему, трудно понять неправильно.

– Прошу прощения, мисс Джинни, – мгновенно извинился Смитерс, и хотя не послышалось никакого там щелчка, не стих шум на фоне голоса, я понял: он исчез.

– …и также живет твой возлюбленный… Назовем его Джелал. Вы очень любите друг друга и хотите пожениться, но у вас нет денег. И вот в один прекрасный день…

– Погоди, – прервал я ее. – Кажется, я догадываюсь, к чему все это… почти догадываюсь. В один прекрасный день является нищий сосед, он оказывается сказочным богачом и говорит, что случайно подслушал, что понимает ваши трудности и предлагает Джелалу… – Я замолчал. Я вдруг по-настоящему понял, к чему она вела этот разговор – по крайней мере в общем. – О… о господи… – выдохнул я. – Все наоборот, да?