«Да не тяните вы кота за хвост», – дерзко и уважительно подумал я. Меня очень заинтересовало, кому это нужен молодой физик с широким и энергичным воображением? И зачем?

Как вскоре выяснилось, требовался специалист для консультаций. Некий журналист со странной фамилией Симаковский-Грудзь намеревался осуществить на студии телевидения цикл научно-популярных передач по физике. Однако, насколько я понял, он в этом деле не очень петрил. Зато непринужденно владел пером. А я непринужденно владел физикой. Получалось, что вместе мы можем написать грамотный и увлекательный сценарий.

– Хорошо, – сказал я. – Я попробую.

– Попробуйте, попробуйте, – сказал завкафедрой, будто угощал меня кексом собственного приготовления.

На следующий день мне позвонил Симаковский-Грудзь.

– Говорит Симаковский, – сказал он. – Мне Верлухина.

– Я Верлухин, – сказал я.

– Очень приятно, – сказал Грудзь. – Надо встретиться, старик.

– Давай, старик, встретимся, – согласился я. Я решил с самого начала держаться на равных.

Мы встретились вечером у памятника Пушкину. Так почему-то захотелось Симаковскому. Чтобы Симаковский меня узнал, я держал в руках журнал «Иностранная литература».

Симаковский подошел вместе с каким-то стариком в берете. Старик на ходу размахивал руками, задирал лицо к небу и что-то говорил Симаковскому. Сам Симаковский был небольшого роста человеком с желтым лицом и аристократическими пальцами. Когда он улыбался, обнажалась уйма крупных, как патроны, коричневых зубов.

– А вот и коллега, – сказал Грудзь, протягивая мне узкую ладошку. – Юрий, – сказал он. – Андрей Андреевич Даров, наш режиссер, – представил он старика.

– Очень рад, – приветливо сказал старик, помахивая седыми бровями.

– Андрей Андреевич – автор идеи, – сказал Симаковский.

– Ну-с, с чего начнем, друзья мои? – приподнято спросил Даров.

– С идеи, – предложил я. – Я ничего про идею не знаю.

– В таком случае, простите. Может быть, я буду повторяться. Многое я уже говорил Юрию Павловичу, – обратился Даров сначала к Симаковскому, а потом ко мне. – Пойдемте прогуляемся.

И мы пошли прогуливаться, окружив Дарова с двух сторон вниманием. Даров говорил, поворачиваясь то ко мне, то к Симаковскому, дергая руками, а иногда на полном ходу останавливаясь, когда его поражала какая-нибудь мысль. Мы с Симаковским по инерции проскакивали вперед, но тут же замечали отсутствие старика и оборачивались. Даров стоял посреди улицы, хлопая себя ладонью по лбу, и повторял:

– Какой поворот! Какой замечательный поворот!

Он имел в виду поворот темы. И мы шли дальше, обсасывая идею. Даров оказался чрезвычайно увлекающимся человеком. Слава Богу, что дело происходило летом. А то бы мы замерзли, наверное, насмерть, потому что гуляли до полуночи. Даров незаметно перешел на стихи и читал нам Пушкина. Он читал громко и выразительно. Симаковский воспитанно прикрывал рот, зевая. Ему хотелось спать. Я трепетал, соприкоснувшись с миром творческих работников.

В голове у меня скакали мысли о Прометее.

Несколько слов о Прометее. Я буду пересказывать своими словами миф, который поведал нам Даров. Не думайте, что вы все знаете о Прометее. Я тоже так думал, а зря. Прометей! Любимец богов!… Никакой он не любимец. Совсем даже наоборот.

Еще раз подтвердилось, что невежество не знает границ. Поэтому я и расскажу миф о Прометее, чтобы не возникало потом путаницы.

Так вот. Прометей не был человеком. Он был титаном, а следовательно, бессмертным. В свое время он оказал какие-то услуги Зевсу, а потом отошел от политики и стал заниматься наукой. Люди в то время были совершенно дикие. Впрочем, как и сейчас. У них даже огня не было. Прометей очень полюбил обыкновенных смертных. Таких, как я. Совершенно непонятно, за что. Наверное, из сострадания.

Он выкрал у богов огонь и подарил его людям. Это первое. Возможно, это сошло бы ему с рук, если бы он не пошел дальше. Но Прометей научил людей ремеслам и наукам. Это второе. Ввел понятие медицины. Построил первый корабль и дал людям искусство. Это, кажется, последнее.

Про искусство я не совсем четко представляю. Как он его дал? В какой, так сказать, форме? Но это, к счастью, не важно.

Конечно, Прометей работал на пустом месте, поэтому успел так много сделать. Кроме того, он имел кучу времени, поскольку был бессмертен. Но в конце концов его деятельностью заинтересовался Зевс. Люди к тому времени немного обнаглели, получив столько знаний. Знания в этом смысле отрицательно сказываются на характере.

Зевс приказал прибить Прометея к скале. Его прибили. Умереть он физически не мог, а мучиться – сколько угодно. Он лежал на скале, и каждое утро прилетал орел, который терзал ему печень. Продолжалось так я не знаю сколько, но долго. Потом Прометея освободил Геракл, но это уже к моей истории не относится.

В результате всего вышеизложенного Прометей стал собирательным типом. А огонь Прометея стал символом служения людям.

Кстати, цикл наших передач так и должен был называться: «Огонь Прометея». Схема была такая: мы с Грудзем пишем сценарий на 45 минут из какой-нибудь области физики. Рассказываем, кто ее двигал с самого начала, а потом дальше. Останавливаемся на Прометеях: Ньютон, Эйнштейн, Мария Кюри и прочие. А в конце передачи выступает наш Прометей из той же области физики и рассказывает, как он сейчас двигает науку вперед. Было одно условие: не ниже доктора наук. Кандидаты наук на роль Прометеев не годились.