Хауэллы скромно улыбнулись, а Черныш, прекрасно понимавший, что разговор идет о нем, завертел всей задней частью туловища и запрыгал, пыхтя от восторга.

— Так было ради чего, — ответила старушка. — Нам от него столько радости! Просто не верится, какая удача выпала.

Я провожал их взглядом, пока они удалялись по зеленой тропке мимо одинокого дуба. Черныш помчался за палкой, и до меня донеслись подбодряющие возгласы старичков.

Мне вновь вспомнились строки Браунинга, и когда счастливая троица скрылась в рощице, я подумал, что для них все лучшее еще впереди.

— Хорошо, мистер Базби, — сказал я, чувствуя, как заражаюсь тревогой от голоса в трубке. — Скоро приеду.

— Да уж, поторопитесь! Не нравится мне эта корова, совсем не нравится. Глаза провалились, кряхтит, а на сено и не смотрит. Того гляди сдохнет. Так не тяните!

Слушая эти агрессивные требования, я словно увидел, как рыжий великан, выпучив глаза, орет в трубку. Все симптомы он уже перечислил раз десять в надежде, что даже такой тупица, как я, что-то поймет. Мистер Базби был человек неплохой, но темперамент у него соответствовал огненной шевелюре, и всегда казалось, что он балансирует на грани паники. Да, мне следовало поторопиться.

Я поглядел на список вызовов, потом на часы. Девять утра, и ничего по-настоящему срочного. Начну с мистера Базби. Пусть успокоится.

Я схватил свой чемоданчик и зарысил к входной двери. На крыльце стояла молоденькая миссис Гардинер, держа под мышкой своего терьера. Лицо у нее было очень расстроенное.

— А, мистер Хэрриот! Я как раз собиралась позвонить в дверь. С Уильямом что-то произошло. Утром он выбежал из дома, перепрыгнул садовую калитку и теперь не может ступить на левую ногу.

Я криво улыбнулся.

— Хорошо. Давайте его посмотрю.

Мы направились в приемную, где я положил песика на стол. Едва ощупав ногу, я обнаружил перелом лучевой и локтевой костей.

— К сожалению, он сломал ногу.

— Боже мой! Какой ужас! — воскликнула молодая хозяйка.

— Не волнуйтесь. — Я старался говорить бодрым тоном. — Перелом простой, да к тому же нога передняя, что облегчает дело. Скоро он будет совсем молодцом.

Уильям, испуганно дрожа, держа на весу болтающуюся лапу, глядел на меня с немой мольбой. Он надеялся, что кто-нибудь ему поможет. И незамедлительно.

— Он сегодня завтракал? — спросил я, доставая из шкафа гипсовые бинты.

— Нет. Совсем ничего не ел.

— Отлично. Значит, его можно сразу анестезировать. — Пока я набирал в шприц нембутал, меня осенило, что я попал в одно из тех положений, которые награждают ветеринаров язвой желудка. Мистеру Базби придется подождать. Я без труда представил, как он сердито расхаживает по двору и осыпает меня бранью.

После инъекции нембутала Уильям мирно уснул, а я замочил бинты в теплой воде. Миссис Гардинер держала мохнатую ногу, я тщательно накладывал повязку. Обычно приятно наблюдать, как бинт затвердевает в прочную твердую опору, и думать, что, проснувшись, песик не будет чувствовать боли и сможет пользоваться ногой. Но на этот раз я только тоскливо ощущал бег времени.

Я постучал по бинту. Гипс затвердел, как камень.

— Отлично. — Я снял спящего песика со стола. — Так ему придется ходить по меньшей мере месяц, а тогда снова приведите его сюда. Если вас что-нибудь встревожит, позвоните, но уверен, все будет хорошо.

Я положил Уильяма на заднее сиденье машины его хозяйки и посмотрел на часы. Без четверти десять! Я во второй раз схватил чемоданчик и отправился в путь.

До фермы Базби я добрался только через полчаса трудной езды по узким, зажатым между каменными стенками проселкам и еще издали увидел, что фермер стоит на булыжном дворе, уперев руки в бока и широко расставив ноги — весьма грозная фигура на фоне приземистых служб и темных от папоротника склонов холма позади них. Выйдя из машины, я убедился, что выглядит мистер Базби именно так, как рисовалось моему воображению. Глаза его сверкали мрачным огнем, выбившиеся из-под кепки рыжие пряди словно дыбились от ярости.

— Где вас черт носил? — загремел он. — Вы сказали, что выезжаете?

— Да, я знаю, но перед уходом пришлось заняться собакой.

Мне почудилось, что мистер Базби вот-вот взорвется, как паровой котел.

— Собакой! Паршивой собакой! Моя корова поважнее какого-то шелудивого пса!

— Но я обязан был ему помочь. Перелом ноги.

— Плевать я хотел, что у него там! Моя корова — это мой хлеб. Падет она, мне туго придется. Это вам не комнатная собачонка, балованный задохлик!

— Вовсе не комнатная собачонка, мистер Базби, а бойкий маленький терьер. И хозяйка очень к нему привязана.

— Привязана, привязана… Подумаешь! Карман-то у нее как набит, так и набит. И обходится он ей в сущие гроши.

Обходится он ей в душевные силы, в кусочек сердца, хотел я сказать, а потом объяснить, какую важную роль играют четвероногие друзья в человеческой жизни, но ноги мистера Базби начали дергаться и приплясывать на булыжнике. Мне еще не приходилось видеть, как человек корчится от гнева, но я не горел желанием исправить это упущение и отправился в коровник.