– Для меня это настоящий праздник, – заявила она. – По вторникам я специально укладываю волосы, чтобы выйти в свет и не ударить в грязь лицом.

"Укладка по вт.", – добросовестно записала я и тут же спросила:

– Сколько человек знали, что по вторникам вас вечерами не бывает дома?

Во взгляде Леонарда отразилось недоумение. Расширенные до предела зрачки – результат непомерного потребления лекарств – зияли, точно две черные дыры, пробитые дыроколом.

– Простите?

– Хотелось бы выяснить, сколько человек знали, что вас не бывает дома? – повторила я. – Если злоумышленником был кто-то из ваших знакомых, он смело мог предположить, что ваша жена, как всегда, отправилась вместе с вами.

Видимо, подобное не приходило ему в голову.

– Я не очень понимаю, какое это имеет отношение к страховке, – неуверенно промолвил он.

Теперь следовало вести себя осторожнее, поскольку он интуитивно почувствовал самое слабое место в разыгранной мной партии. Разумеется, мне дела не было до его страховки, я преследовала одну-единственную цель – выяснить, видела Элейн убийцу или нет. До сих пор у меня не было сколько-нибудь полного представления даже о том, что же произошло в тот вечер, и я всеми способами пыталась выудить у него хоть какую-то информацию. На лейтенанта Долана рассчитывать не приходилось.

Я постаралась обезоружить его простодушной улыбкой.

– Мы заинтересованы в том, чтобы преступление было раскрыто, это естественно. Возможно, чтобы выплатить страховку, нам потребуется заключение по этому делу.

Лили посмотрела на Леонарда, затем перевела взгляд на меня. Видимо, его настороженность передалась и ей.

– Какое еще заключение? – спросила она. – Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Полно, Лил, – успокоил ее Леонард, к которому, похоже, вернулось самообладание. – Это может только помочь. Страховая компания не меньше нашего заинтересована в том, чтобы докопаться до истины. Полиция вот уже сколько месяцев не продвинулась ни на шаг. – Тут он обратился ко мне: – Вы должны простить Лил...

Глаза Лили гневно блеснули.

– Не надо извиняться за меня в моем присутствии, – отрезала она. – Ты слишком доверчив, Леонард. В этом твоя беда. И Марти была такая же. Будь она хоть чуточку умнее – как знать? – может, осталась бы жива. – Она осеклась и смущенно замолчала, затем вдруг с удивительной готовностью выпалила: – Мы как раз говорили с Марти по телефону, когда кто-то позвонил к ней в дверь. Она положила трубку, чтобы посмотреть, кто это.

– Полиция считает, что она, возможно, знала пришедшего, – добавил Леонард. – Или этот человек зашел якобы случайно. Они говорят, что грабители нередко звонят, когда в окнах горит свет. Если дверь открывают, они делают вид, что ошиблись адресом; если нет, смело делают свое дело.

– Были ли в доме следы борьбы?

– Кажется, нет, – ответил Леонард. – Мне об этом ничего не известно. Я сам был в доме – вроде ничего не пропало.

– А зачем она вам звонила? – снова обратилась я к Лили. – Или это вы ей позвонили?

– Я сама позвонила ей, когда мы вернулись, – ответила та. – Мы немного задержались, и Леонард боялся, что она будет волноваться.

– Как по-вашему, она разговаривала как обычно?

Лили кивнула:

– Голос у нее был нормальный – такой, как всегда. Я передала трубку Леонарду, потом мы с ней еще чуть-чуть поболтали. Мы уже закруглялись, когда Марти сказала, что позвонили в дверь и она пойдет посмотрит, кто там. Я хотела подождать у телефона, но мы все равно уже заканчивали, так что я попрощалась и положила трубку.

Леонард достал из кармана брюк платок и трясущейся рукой поднес его к глазам.

– Я даже не знаю, какими были ее последние мгновения, – сказал он, не в силах унять дрожь в голосе. – Полиция сказала, что убийца ударил ее по лицу чем-то вроде бейсбольной биты. Представляете, какой ужас она пережила... – Он разрыдался.

При этих его словах меня буквально передернуло, но я сочла за благо промолчать. Про себя же – прекрасно отдавая себе отчет в том, какая я стерва, – подумала, что после удара бейсбольной битой по физиономии у тебя едва ли останется время для переживаний. Шмяк! – и все. Ни ужаса, ни боли. Туши свет – беги на базу.

Лили взяла брата за руку.

– Они были женаты двадцать два года.

– И говорю вам – эти годы лучшее, что у нас было. – Он словно пытался что-то доказать мне, в чем-то убедить. – Мы никогда не ложились в постель в дурном настроении. Взяли это за правило. Если нам и случалось ссориться, то всегда старались помириться. Она была замечательная женщина. Куда умнее меня – и мне не стыдно в этом признаться.

Глаза его блестели от слез, а я чувствовала себя удивительно отстраненной, словно оказалась единственным трезвым человеком на вечеринке, где все перепились.

– Полиция не упоминала о возможных свидетелях? Может, кто-то что-нибудь видел или слышал?

Леонард, промокнув слезы платком, горько покачал головой:

– Нет. Кажется, нет. Я не слышал.

– Может, из соседнего дома? – не отступала я. – Или случайный прохожий? Жильцы напротив. Они могли что-нибудь заметить.

Он постарался взять себя в руки.

– Не думаю. Полиция ничего такого не говорила.

– Что ж, прошу прощения, что отняла у вас столько времени и заставила заново пережить весь этот кошмар. Если не возражаете, я бы хотела осмотреть дом и оценить размер ущерба. Наши координаторы уже осматривали его, но мне необходимо сделать это самой, чтобы подготовить отчет.