Шрифт:
— Неужели? Вот странно.
— Но конкретно с вами я познакомился, разумеется, лишь сегодня на лекции.
— Да, по-видимому, так оно и есть. Раньше вы ни разу не обратили на меня внимания.
— Вернее, не обратил к вам глаз, хотели вы сказать, а точнее говоря, телесных глаз.
— Интересно. Мне не раз доводилось размышлять над целью таких псевдослучайных встреч, однако я так и не понял цели.
— Будущее покажет. Я старше вас, опытнее — могу и пригодиться.
— Вы правы, — согласился я. — Мне многого, очень многого недостает; здесь, у вас, возможно, удастся обрести нечто совершенно необходимое. Внутренний голос убеждает: благодаря вам я избавлюсь, наконец, от духовной тщеты и пустоты — в часы одиноких раздумий зияние этой пропасти часто преследует меня. Вы не откажете в помощи, не правда ли?
Он ласково положил мне руку на плечо и просто ответил:
— Будем друзьями, Ежи!
Я встал и растроганно пожал его руку.
— Спасибо.
— Случайности вообще не существует, — сказал он и сел напротив большого стенного зеркала. — Заранее никогда нельзя предугадать бесцельность каких-либо событий. Кто знает, возможно, наше знакомство в равной мере необходимо нам обоим?
— Да какую же услугу в состоянии оказать вам я?
— Хотя бы позволите, в некотором роде, духовно опекать вас.
Вдруг он прервал разговор, всматриваясь в зеркало напротив. Я взглянул тоже и невольно вскрикнул… В зеркале появилась демонически прекрасная медноволосая женщина в черном, шитом гагатом плате, и оранжевой шали. С вызовом посмотрела она на нас, натягивая жемчужно-серую перчатку…
Женщина с моста Святого Флориана… Я обернулся, уверенный, что увижу ее за моей спиной в соседней комнате, — однако, там никого не было: погруженный в ночной мрак чернел дверной проем в библиотеку… Снова посмотрел в зеркало: никого; в светлой от газового светильника поверхности отражалась лишь моя особа. Я обратился к Вирушу.
— Вы видели?
— Да.
— Она где-то здесь?
— Что за предположение! Я вовсе не знаком с нею. Вижу впервые. Но берегитесь этой женщины!
Я снисходительно усмехнулся:
— Люблю другую — у меня есть невеста.
— И все-таки будьте настороже! Она злое существо!
— Эта дама не совсем мне незнакома. Мы встречались, во всяком случае, довелось видеть ее не раз.
И я поведал Анджею об удивительных людях на мосту, не скрыл и его присутствия.
— Н-да, — прошептал он, выслушав меня внимательно, — и в самом деле, я не раз проходил по мосту и останавливался у фигуры святого; уже тогда безотчетно чувствовал враждебные токи. Теперь понимаю.
— Какие-то странные тайные связи?
— Несомненно. Пути наши взаимно пересекаются все чаще. Некая высшая сила все теснее сплетает до сих пор чуждые и далекие судьбы.
— А откуда отражение в зеркале? Галлюцинация?
— Нет. Она в то мгновение думала о тебе.
— И этого довольно, чтобы ее отражение возникло в зеркале?
— Далеко не каждый в состоянии выполнить такое. Она, по-видимому, да. Отсюда вывод — она обладает неординарной силой воли.
— Ты считаешь видение в некотором роде проекцией мысли?
— Не уверен; возможно и так. Впрочем, — продолжил он, помолчав, — кому ведомо, не стояла ли она и в самом деле за нашей спиной?!
Я вздрогнул и машинально обернулся к двери в библиотеку.
— Разве подобное возможно?
— А почему бы нет? Наши мысли и воспоминания любят порой принимать отчетливые очертания и формы. Мир переполнен личинами и масками, порожденными мыслью. Подобные фрагменты, оторванные от матриц, какое-то время слоняются бесприютными призраками, пока не рассеются в пространстве, или их не поглотят более сильные токи.
— Ты открываешь мне новые миры, прекрасные и ужасные, как мечты безумца.
Вируш печально улыбнулся.
— Увы. Эти миры слишком часто светятся фосфорическим светом тлена.
Он встал и подошел к фортепиано у окна, взял несколько минорных аккордов.
— Друг мой, — обратился он ко мне, не убирая рук с клавиатуры, — по удивительной прихоти судьбы ты оказался сегодня под моей крышей в совершенно исключительную минуту. Тоска по былому нахлынула неизбывной волной и уносит меня в дни, давно минувшие. Обещай же сохранить спокойствие, свидетелем каких бы странных явлений ты ни оказался.
— Обещаю, — ответил я, тронутый до глубины души его доверием. — Не сойду с места, не шевельнусь.
Анджей, успокоенный заверениями, отдался игре: бескрайняя, будто море, грустная фантазия полилась из-под его пальцев. Неутоленная тоска великих пространств, грусть пустых черных ночей, плач судьбы, блуждающей в бескрайней пустыне. Играл великий артист. Его всегда мягкий профиль, грустная улыбка словно застыли, смертельная бледность разлилась по щекам, прерывистое дыхание с хрипом вырывалось из груди, веки, утомленные светом, тяжело опустились на глаза…