— Здравствуете, уважаемые… — голос звучит ровно и безжизненно. — Вы не поможете мне. Я одна не справляюсь… — протягиваю лопату, черенок которой покрыт засохшей кровью, от лопнувших мозолей.

Один из рыцарей идет ко мне.

— Командир! — окликает его в ужасе другой. — Не подходите, она наверняка заражена!

— Иди на х…!- огрызается на него первый. — У меня дочь чуть постарше… Не бойся, маленькая, ты дочь князя Искандера Лацского?… Ты очень похожа на него. Нас прислала твоя бабушка.

Лопата падает из рук, и я начинаю плакать, потом слезы переходят в истерику. Он окутывает меня своим плащом, берет на руки и несет к лошади. Кто-то с криком шарахается прочь, кто-то остается на месте.

Меня везут в Старьгород, к бабуле и кажется все ужасы закончились… Но ночь за ночью все повторяется… Я просыпаюсь от собственных криков и захлебываясь в слезах. Меня осматривают лучшие целители и маги, не находят никаких болезней кроме нервного срыва и рекомендуют отдых. Бабуля забирает меня и едет в Логао, к морю, на целый год. Потом мы возвращаемся, и ко мне приставляют охрану, моих первых настоящих друзей.

Я считала их друзьями, с тех пор как меня вынесли из омертвевшего дома, "мои рыцари" всегда была со мной. Учили сидеть в седле, различать ядовитые растения, бросать ножи, играть в карты, петь неприличные песни… Они учили меня заживо жить… Учили, как могли. Бабуля не мешала, она видела, как ребенок начинает оживать, смеяться, шалить и была благодарна за это.

Охрана у меня была элитная, по личной просьбе королевы орден "Святого Пламени" выделил лучших мечников. Но против женского коварства не помогли ни сила, ни опыт…

Я плохо помню, что происходило у того проклятого верстового столба, страх и воспоминания из прошлого сковали меня, но в память врезался зомби обгладывающий руку, которая еще два часа назад вырезала мне свистульку. И насмешливый голос моей гувернантки:

— Как видите, княжна, не все в жизни решает происхождение!

А потом боль… и зомби, бывший когда-то женщиной, вырывавший кусок мяса из моего плеча.

Я знаю, что именно тогда и появилась моя седая прядь. И тогда же, перед тем как странное свечение вырвало меня из того кошмара, я решила — все хватит, больше никому из близких погибнуть не дам и себя истязать не позволю.

Я храню камень, брошенный в меня четырнадцать лет назад (три деревни, мужики из которых заколачивали ворота, все равно вымерли от чумы), как напоминание, что мир вокруг жесток. Я храню верстовой обгрызенный столб, как напоминание о том, что титул не обеспечивает безопасность и благоденствие. Я храню белый в бурых разводах веер, как первое подтверждение исполненной клятвы. И, наконец, я храню детскую деревянную свистульку, как напоминание о незаконченном деле, и знаю, что еще встречусь с Sakee-гувернанткой. Пока не встречусь — не умру!

Так что, господа-заговорщики, просчитались вы, у меня большие планы на мое будущее, и вам в нем место только в некрологах.

— Обыщите второй этаж! Злоумышленник не мог так быстро скрыться!

Я абсолютно не замечала вооруженной до зубов охраны, которая уже минут двадцать пыталась меня поймать. Не могла двинуться с места и тупо глазела на плакат, с которого смотрело мое лицо, а надпись гласила: "Разыскивается живой или мертвой".

М-да, а все так удачно складывалось.

Я без помех проникла в спальню целительницы, которая на мое счастье — не надо было больше шастать по дому в поисках — соединялась с кабинетом. Дом оказался довольно большим, но явно не жилым. Многие комнаты были заперты, в других мебель закрыта чехлами, третьи вообще стояли пустые. Так что, поблуждав минут десять, я, предварительно «накинув» невидимость, просто пошла за служанкой, с которой столкнулась в коридоре. Эльфийка шла с чайным подносом в руках и, судя по серебряному чайнику, она вряд ли несла это стражникам или ученице.

В комнате было полно мебели. Похоже, целительница относилась к тому типу эльфов, кто предпочитает разные миленькие, но бесполезные вещички, простору и удобству. Столики, этажерки, пуфики, сундучки, полочки, шкатулочки, вазочки — все это присутствовало в большом количестве, разных стилей и фактуры, но в одном цвете… розовом.

А раньше я думала, что сильнее ненавидеть ее уже не смогу…

Горничная прошла через комнату к раздвижной двери, поставила поднос на столик и заглянула в кабинет.