И ведь никто из беспардонных второкурсников даже представить себе не мог (да, честно говоря, и не пытался — других дел хватает, как видите), каких трудов стоила Алле Шиллер обличающая речь в адрес Огюста Конта. Она всем сердцем поддерживала родоначальника социологии в его стремлении проверить делом все на свете белом, но женщина считала себя человеком широких взглядов, и потому вынуждена была признать, что многие вещи в мире просто не поддаются проверке на практике.

Казалось, уже ничто не способно вернуть преподавателю внимание студентов. Почувствовав себя свободными и беззаботными, второкурсники предавались всевозможным развлечениям: на задних партах почти в открытую играли в очко, причем двадцать одно стабильно набирал Серега Шитов. На первых партах активность оказалась не столь явной: девушки, разложив на широких, почти богатырских, коленках свежие каталоги от «Орифлейм» и «Нивеи», спокойно углубились в чтение, чем, тем не менее, изрядно мешали погруженной в философские глубины Алле Иосифовне.

Не могу сказать, что меня госпожа Шиллер заставляла трепетать в благоговении, когда она с придыханием рассказывала о категорическом императиве Канта или логических канонах Аристотеля — слишком уж это далеко от реальности, где-то в заоблачных вершинах… Но, по крайней мере, Аллу Иосифовну я всегда слушал сосредоточенно и многое из сказанного ею записывал на память в этот самый дневник. А в характере и манере преподавания этой женщины больше всего мне нравилась искренность, с которой она выдавала скучный учебный материал. Право слово, она ведь влюблена в своих философов, потому слова и кажутся столь убедительными, неопровержимыми… для тех, кто вообще умеет слушать и слышать хоть что-нибудь…

Впрочем, не я один прислушивался к словам преподавателя на семьдесят пятой минуте лекции. Училась у нас на курсе странноватая девочка Саша Неволова, в чьи привычки входило время от времени прерывать преподавателя во время лекции и задавать полумистические-полушизорфренические вопросы, вроде "Почему земля — круглая? Ведь еще в древности доказали, что она плоская?!". Вот только на этот раз Саша выдала совсем уж замудренную фразу:

— Но если Огюст Конт, как вы выразились, сводит человеческое знание до материалистской абстракции, почему с помощью его позитивистских заключений можно целиком и полностью описать современный мир?

Алла Иосифовна поджала губы, как бы раздумывая, отвечать ли ей на невежливо заданный вопрос или проигнорировать его. Видимо, профессиональный интерес взял свое, и преподаватель чуть строже, но не менее искренне, чем изначально, продолжила речитатив, повернув тему так, чтобы ответить на вопрос девушки:

— Да, естественно, современная социология, особенно социология прикладная, неустанно твердит о законе нормального распределения. Гаусс, да будет вам известно, тоже своего рода философ, и математическая основа его работы нисколько не отдаляет его от метафизики. Однако все социологи-исследователи… — Алла Иосифовна на секунду прервалась и, по-молодецки прищелкнув пальцами, слегка поправила предложение, — грамотные, погруженные в свою сферу знания с головой, профессионалы среди исследователей — они склонны подводить весь окружающий мир под кривую Гаусса. Запихивать глобус в наперсток, если позволите. И знаете, что самое интересное…

Краем глаза я отметил, что Аллу Иосифовну теперь слушает едва ли не половина аудитории. По всей видимости, народ жаждал Откровения. Ну, правильно, если день за днем поглощать тонны пива, а ночь за ночью кувыркаться со случайными партнершами либо партнерами, рано или поздно все равно захочется чего-нибудь иного, разрывающего привычный ход жизни. Хотя бы для того, чтобы на это самое иное плюнуть с высокой колокольни и продолжить со вкусом прожигать жизнь. А я… Я, честно говоря, не жаждал ничего — мне опостылело и иное, все эти глупые и ненужные Откровения — скелеты прошлого в развалившихся шкафах. Но торжественный и величественный тон обычно сдержанной Аллы Иосифовны заставлял слушать ее очень и очень внимательно…

— Самое интересное, господа студенты, состоит в том, что мир, разрываясь на части и скрипя от недовольства, подстраивается под нормальное распределение. Глобус нехотя помещается в наперсток. Это сродни стремлению апологов классического естествознания загнать природу в рамки выведенных ими законов — большая глупость, катастрофически сужающая границы доступного человеку мира, мира, который щедро отдал ему в распоряжение Создатель, наделив свободой поступков. С таким фанатичным материализмом в глазах, стремлением уничтожить все невидимое глазу, вызывающее смутную тревогу и страх, можно и ничто, пожирающее материальный и нематериальный миры, призвать в реальность! И тогда реальности не станет — останется только иллюзия, кое-как склеенная из кусочков логики клеем диалектики!

Тишина. Слышно только, как Серега за последним столом радостно ставит щелбаны очередному неудачнику. Наверное, только Серый и не слышал тирады, которую в последние минуты пары выдала ставшая враз мистической и недосягаемой Алла Иосифовна. Та же, наслаждаясь эффектом, молчала и пристально оглядывала аудиторию. Искала, она что-то искала здесь… Это получилось непроизвольно: я поднял взгляд, и наши глаза встретились. Женщина, на вид лет пятидесяти, с редкой сединой в идеально черных волосах, спускающихся до самой шеи. Сейчас в ее взгляде сквозило нечто абсолютно потустороннее, мистическое, глубокое. Насмешка, глубина, сталь… нет! Пламя — иссиня-черное пламя, отбрасывающее серебряные блики. Словно бы сама Бездна смотрела сейчас на людей глазами Аллы Шиллер. Горделивый пронзительный взгляд, презрительная усмешка и некое знание, неподвластное среднестатистическому человеческому разуму.

Секунду спустя Алла Иосифовна оборвала зрительный контакт и, развернувшись на каблуках, безмолвно прошагала через аудиторию. Дверь хлопнула. Пара была окончена. Наверное…

1 472 202 год по внутреннему исчислению Мироздания "Альвариум".

Природный мир, континент Эльмитар, империя Иезекиль, окрестности города Маскар.

Вот тогда и стало страшно: вспомнилась ненависть обезумевшей толпы, готовой разорвать его на клочки. А следом — дикая боль, рвущая душу на куски вот уже пятый год. И где-то на грани сознания — жуткая масса волны, ломающей стены города, погребающей под собой прибрежный город, имя которому дано было еще первым из императоров Иезекиля. Город звался до этого мига Маскаром, Обителью Справедливости, но теперь все величие и гордость самовлюбленного маленького мирка погребены под водой. Вот так, просто и незатейливо, природа уничтожает возгордившегося человека.