В эту секунду желтая пленка слабо колыхнулась; по шахте, отражаясь от мокрых стен, пронесся гулкий вздох. А вслед за басовым пением снизу докатилось знакомое сонное воркование, словно сотня голубей устраивалась на ночлег. Под поручнями, на тонких проволочках, висели сотни скрученных "кленовых листиков". Одни давно засохли, а другие, повыше, были нанизаны в жуткую гирлянду совсем недавно. Проволочки висели в несколько рядов, и нижние скрывались в грязи. Нижние попросту нельзя было повесить, не опустившись с головой в желтую лоснящуюся протоплазму…

Ушастые альбиносы покинули свою малую родину, расположенную в десятке километров к югу, затем они бросили теплые гнезда в глубинах скалы, затем они начали взбираться всё выше, а грязь преследовала их по пятам…

Только в командирской палатке, после третьей кружки кофе, Артур избавился от навязчивого вкуса лакрицы на губах. Стоило прикрыть глаза, перед ним возникали нанизанные на проволоку ушки и жадный зев трясины.

Оно наступало снизу. Оно наступало оттуда, где должна была рождаться чистая артезианская влага. Оно выплеснулось в степь и уничтожило старые засеки Качальщиков. Поэтому патрули трое суток не могли отыскать верный путь, указанный Прохором…

– Командир, ребята наверху шептунов изловили, - раздался голос Даляра.
– Можа, от демонов-то ушастых хоронились. Можа, их пожрать-то хотели, бес ведает. Там костей-то полно, но не похоже, чтобы твари человечину хавали. Наш лекарь-то животики разрезал, как ты приказал. Трава внутрях, черви, да мелюзга болотная, вроде крыс, вишь как…

– Давай этих шептунов сюда!

Трое представителей высшей расы производили самое удручающее впечатление. От них разило так, что невозможно было находиться рядом. Очевидно, потомки башкиров давно отсиживались в норе и провели без бани не один месяц. Лица покрылись коркой грязи, засаленные волосы стояли дыбом, от одежды осталось несколько гнилых тряпок. Извлеченные на свет, они только скулили и прикрывали кулаками гноящиеся глаза. Артур не сразу угадал в одном из жалких созданий женщину. Они жадно набросились на мясо и кашу и набивали желудки до тех пор, пока их не начало рвать. Понадобились больше часа времени и усилия троих деревенских толмачей, имевших раньше дело с шептунами, чтобы разобрать их свистящую невнятную речь.

Когда-то шептунов было много. Их предки жили в военном городке и окрестных деревнях задолго до Большой смерти. Они работали на аэродроме и охраняли достояние страны, пока не прервалась связь с Москвой и не прекратили вещание радиостанции. Сохранилась легенда о полковнике Васильеве, последнем командире части. Командир оказался умным и дальновидным человеком. Когда на летном поле, после долгой тишины, без предупреждения сели два самолета, полковник приказал расстрелять летчиков издалека, а машины облить керосином и сжечь. Это были "Русланы", которые доставляли секретные грузы.

Летчики кричали, что им нигде не дают посадки, что на борту женщины и дети. Они умоляли их принять и клялись, что среди них нет зараженных. Но Васильев не стал слушать. Он сказал, что отвечает за жизнь двух тысяч человек, среди которых тоже немало детей. Охранники на вышках развернули пулеметы и ударили по топливным бакам летучих грузовиков. Тех, кто успел выскочить и бежал в степь, затравили на джипах, как волков. Затем полковник распорядился перекрыть обе дороги, а на территории городка разбить огороды. Коммуна готовилась к длительной осаде, но нападений не последовало, не считая редких вылазок местных крестьян. Спутниковое телевидение сначала передавало классическую музыку, затем остались одни помехи. Закрытые линии связи молчали. Родине стало не до Госрезерва.

Они зимовали в хранилищах, питались консервами, охотились в степи и даже нападали на крестьян в окрестностях Оренбурга. Они держали круговую оборону и не подпускали к запасам пищи толпы одичавших горожан. А спустя шестьдесят шесть лет после Большой смерти произошло событие, изменившее привычный уклад.

Что-то случилось на юге, и степь умерла за одно лето. Южные склады стояли заброшенные, старики запрещали к ним приближаться. Немногие пережившие Большую смерть, вспоминали, что раньше для посещения южных складов требовался специальный допуск. Когда-то южные склады охраняли гораздо тщательнее, но охрана потеряла смысл, поскольку под землей две системы катакомб соединял восьмикилометровый тоннель. Осенью людей поразила неизвестная зараза, женщины начали рожать уродов, а снизу пошел противный сладкий запах. Тогда старики повелели тоннель засыпать. Выходить наружу тоже стало небезопасно. За зиму погиб скот, весной не вернулись перелетные птицы. Когда охотники осмелились выйти, их глазам предстало сплошное море мхов цвета лаванды. За мхами, куда ни кинешь взгляд, пузырилось и стонало Желтое болото.

Легенды шептунов сообщали, что в ту весну погибло от мора больше половины жителей. Уцелевшим пришлось научиться собирать росу и питаться насекомыми. Зато окончательно прекратились набеги кочевников и горожан. Постепенно внуки военных забыли язык и сами превратились в дикарей. Они научились жить в кругу пожарища, не приближаясь ночью к прожорливым Желтым топям. Ценой многих смертей они выяснили, что можно употреблять в пищу из растущего и ползающего в фиолетовых мхах. Шептуны изменялись, не замечая этого, и понятия не имели, что происходит во внешнем мире. Внешний мир для них ограничивался болотами. Самые храбрые охотники, отважившиеся пересечь трясину по древним дорогам, задыхались от чистого воздуха и возвращались смертельно больными. Однако продолжительность жизни, сократившаяся лет до тридцати, начала постепенно увеличиваться. Люди выиграли бы борьбу за существование, если бы не новая напасть.

Снизу, из ядовитых южных складов, из паутины недостроенных шахт, пришли безглазые демоны, вытеснив шептунов на поверхность. Шептуны яростно сражались, отстаивая свои жилища и остатки окаменевшей пищи, свои подземные скотоводческие фермы и колодцы с чистой водой. Самое удивительное, что белые бесы не увлекались людоедством и не пили вина из черепов врага. Всех захваченных в плен они относили в нижние тоннели и бросали в грязь.

Силы оказались неравны. На тот момент, когда Анна Третья приземлилась в центре поселка на своем драконе, в живых осталось не больше трех сотен шептунов. Их медленно добивали солнце и сладкие туманы, им приходилось жить в пещерах на склонах холмов. А безглазые плодились с ужасающей скоростью. Никто не знал, сколько их там внизу и как далеко они прорыли свои норы. На несколько месяцев установилось шаткое равновесие, а затем твари начали вылезать на поверхность. В безлунные ночи они безбоязненно бродили по болотам, жрали червей и мелких грызунов, воровали детей из землянок. Едва занимался рассвет, демоны спешили назад в убежища. Когда шептунам удавалось поймать зазевавшегося беса, они не отказывали себе в удовольствии помучить его, привязывали его и смотрели, как солнечные лучи превращают кожу врага в незаживающую язву…