Как же он будет работать вечером с аппаратом? Малейшее усилие влекло за собой боль в ноге и нижней части спины; даже подняться или спуститься по лестнице было непросто. Поморщившись, Барретт снял левую туфлю. Ноги распухли. Нужно до завтра со всем этим покончить. Он не был уверен, что выдержит дольше.

Осознание этого еще больше ослабило его уверенность в себе.

Тогда его разбудил шум — как будто что-то упало на ковер. Медленно всплыв из свинцово-тяжелого сна, Барретт подумал, что где-то хлопнула дверь.

А когда открыл глаза, увидел, что Эдит нет.

Ошарашенный, он подумал, что она, наверное, в ванной, а потом краем глаза заметил что-то на полу и сел, уставившись на разбросанные по ковру листы рукописи. Его взгляд переместился к шкафу. Рядом валялись фотографии и раскрытая книга.

В душе Барретта зашевелилась тревога. Схватив трость, он встал, и тут его внимание привлек графин на столе и серебряная стопка. Подойдя к шкафу, он взглянул на фотографии и обмер, увидев, что на них. Потом повернулся к ванной.

— Эдит! Эдит, ты там? — Барретт проковылял к двери и постучал. — Эдит!

Ответа не последовало. Он подождал немного, потом повернул ручку; дверь была не заперта.

Эдит ушла.

Барретт в ужасе обернулся и, как мог, поспешил к двери, стараясь не поддаваться панике, но все говорило о беде: валяющаяся на полу рукопись, эти фотографии, снова стоящий на столе графин, и более всего — отсутствие Эдит.

Он устремился в коридор и постучал в комнату Флоренс Таннер. Потом несколько секунд подождал и постучал снова. Не дождавшись ответа, Барретт открыл дверь и увидел, что мисс Таннер спокойно спит на кровати. Он закрыл дверь и двинулся к комнате Фишера.

Там никого не было, и им снова овладела паника. Барретт пересек коридор и выглянул в вестибюль, откуда как будто послышались голоса. Нахмурившись, он проковылял к лестнице и стал поспешно спускаться, сжав зубы от боли в ноге. Говорил же он ей не делать этого! Что с ней стряслось?

Пересекая вестибюль, Барретт услышал ее голос — неестественным тоном Эдит проговорила:

— Бесподобно!

С усилившейся тревогой он ускорил шаги.

И, дойдя до арки, замер, уставившись в большой зал, не в силах вымолвить ни слова: Эдит в распахнутом джемпере и расстегнутом лифчике наступала на Фишера, держа в руках груди и веля ему...

Барретт закрыл глаза и прижал к ним руку. За всю совместную жизнь он ни разу не слышал от нее подобных выражений, не видел ни намека на подобное поведение, даже по отношению к себе, не говоря уж о других мужчинах. Что она, вероятно, неудовлетворена, он знал всегда: их сексуальная жизнь из-за его болезни была весьма ограниченной. Но это...

Он опустил руку и взглянул снова. Боль вернулась, а с ней сомнения, гнев и желание как-то отомстить. Он боролся с этим желанием. Хотелось поверить, что это дом вынудил ее на подобное, но не удавалось исключить вкрадчивого подозрения, что истинная причина случившегося таилась где-то в глубине ее самой. Чем, конечно, и объяснялась, признал он, его внезапная враждебность к словам Фишера.

Усилием воли отогнав тягостные воспоминания, он придвинулся к жене. Им нужно поговорить, он больше не мог выносить этих сомнений. Барретт коснулся плеча Эдит.

Она вскрикнула и очнулась, распахнув глаза. Барретт попытался улыбнуться, но не смог.

— Я принес тебе ужин, — сказал он.

— Ужин. — Эдит произнесла это слово так, будто никогда в жизни его не слышала.

Барретт кивнул.

— Почему бы тебе не помыться?

Она оглядела комнату. «Пытается понять, куда я положил фотографии?» — предположил он.

Эдит села и оглядела себя, и Барретт отодвинулся. Он позаботился застегнуть на ней лифчик и запахнуть джемпер с оставшимися пуговицами, и теперь ее правая рука лишь на секунду задержалась перед грудью, потом Эдит встала и прошла в ванную.

Барретт, хромая, подошел к письменному столу, взял коробку с рукописью и положил на журнальный столик у стены. С огромным усилием он передвинул стул от кровати жены к столу и сел. Поглядев на отбивную и овощи на тарелке, Барретт вздохнул. Не следовало брать Эдит в этот дом. Это была страшная ошибка.

Дверь в ванную открылась, и он обернулся. Эдит с посвежевшим лицом и причесанными волосами подошла к столу и села. Она не взяла вилку, а сидела сгорбившись, отводя глаза, как наказанная девочка. Барретт прокашлялся.

— Все остыло, — сказал он, — но... тебе нужно чего-нибудь поесть.

Он увидел, как у нее задрожала нижняя губа и она закусила ее. Чуть погодя Эдит ответила:

— Можешь не стараться быть вежливым.

Барретт вдруг ощутил потребность закричать на нее, но сдержался.