Потом Утер стал Пендрагоном, в котором поселилась любовь Ллиэн, а она в это время переживала самые черные дни своей жизни во власти герцога Горлуа. Она хотела убить себя тогда, но Горлуа подарил ей дочь, и у нее в жизни, по крайней мере, появился смысл. А затем Утер вернулся. Ради нее он дрался, ради нее отказался от Ллиэн и власти ее чар.

Рождение Артура было такой великой радостью, что она до сих пор плакала из-за этого. Все лето они наслаждались своим счастьем. В королевстве царил мир, Утер был рядом с ней… Почему же все пошло прахом? Этот вопрос не давал ей покоя с того дня, как он отобрал у нее сына. И она находила только одно объяснение: это эльфийка околдовала его, и этот проклятый Мерлин, который всегда появлялся, когда его совсем не ждали. Она держала его в своей власти, как тогда, когда он лежал без сознания, а она выкрикивала его устами свои проклятия. Эльфы не знают, что такое любовь, у них нет понятия семьи. Простое счастье короля в ее глазах должно было выглядеть как оскорбление… Вот почему она разрушила его жизнь. Если когда-нибудь ей вернут Артура, надо будет научить его ненавидеть эльфов…

Вдруг ее горькие мысли были прерваны возгласами, доносившимися снаружи. Она приподняла угол кожаного полога, а потом разом широко откинула его, когда увидела всадника, двигавшегося им навстречу.

Не дожидаясь, пока повозка остановится, она передала Анну одной из проснувшихся служанок, спрыгнула вниз и побежала к нему.

– Отец мой!

Оставив позади свой эскорт, Илльтуд пришпорил загнанного коня, взлетел на заснеженный подъем, образующий дорогу, и соскочил с седла за мгновение до того, как Игрейна бросилась ему в объятия. Несмотря на меч, кольчугу и плащ, забрызганный грязью, он был служителем Церкви и так давно не прижимал к сердцу женщину, что почувствовал себя неловко и смутился.

– Дочь моя…

Игрейна была такой молодой, что вполне годилась ему в дочери, и поэтому он поцеловал ее. Заплаканная девушка, вдали от своего любимого, несчастная и вынужденная оставить родные края…

– Утер жив?

– Я покинул его еще до того, как началась битва, – сказал он. – Он послал меня к тебе. Он любит тебя, Игрейна. Он думает только о тебе… Он хочет знать, простила ли ты его и любишь ли его по-прежнему.

Королева разрыдалась и упала на колени в мерзлую дорожную грязь.

– Мы даже не простились… Но это не его вина, отец мой. Это она его околдовала. Я ее ненавижу… Вы не можете даже представить, до какой степени я ненавижу ее.

Аббат поднял глаза и встретил взгляд Лео де Грана. Герцог медленно спустился с коня, подошел к ним и легонько приподнял сестру за плечи.

– Оставь меня, – закричала она, оттолкнув его.

– Это бесполезно, – прошептал ей на ухо Кармелид. – Молись сейчас за его душу. Если любишь его, это все, что ты можешь для него сделать…

Она пристально посмотрела ему в глаза, и мужчина и воин первым отвел взгляд.

Когда она обернулась, Илльтуд уже взбирался на лошадь.

– Что вы делаете?

– Я возвращаюсь назад, – сказал аббат.

– Но это безумие! – воскликнул Лео де Гран. – Скоро настанет ночь, а вы не в состоянии ехать верхом по такому морозу!

Илльтуд обреченно улыбнулся.

– Я приехал за ответом, – сказал он, глядя на Игрейну.

– Скажите же ему, что я люблю его… Конечно, я люблю его… Ради моей любви сохраните его в живых, отец мой.

Аббат снова улыбнулся, кивнул головой и тронул поводья. Не сказав больше ни слова, он поскакал в сторону сражения.

– Вы убьете меня, так ведь?

Ллиэн вздрогнула. Погрузившись в свои невеселые мысли, она не слышала, как Герри подъехал на своем муле вплотную к ней. Она взглянула на Фрейра, который все так же сжимал в кулаке конец завязанного вокруг шеи убийцы шнура. Варвар кивнул, успокаивая ее, и взор Ллиэн скользнул по распухшему лицу проводника.

– Я же дала тебе слово, – сказала она с заметным отвращением.

– Ну, да… Кольцо и жизнь, так?

Ллиэн невольно посмотрела на кольцо на своем пальце. Герри презрительно усмехнулся и устало указал на разветвление туннеля в нескольких туазах впереди.

– Ну тогда ты можешь меня отпустить, – сказал он. – Это здесь, дорога налево…

Пока они разговаривали, их кони и мул подошли к развилке. Кевин и Тилль уже ждали их там, не зная, по какой дороге следовать дальше. Оба туннеля были совершенно одинаковые, и ни один признак не мог определить их выбор.

– Так или иначе, ты пойдешь впереди, – сказал Ульфин, подъезжая к ним. – Если ты нас обманул, тем хуже для тебя.

– Я знаю, – произнес убийца невыносимым свистящим шепотом, который появился у него после того, как его отделал Фрейр.

Он опять злобно усмехнулся:

– Мне-то какая разница?

Ульфин взирал на него с недоверием.

– Что ты хочешь этим сказать?

Герри Сумасброд попытался улыбнуться, растянув разбитые губы в подобие того, что можно было назвать улыбкой.