Мой покойный друг Пол Хлебников приводит в своей книге интервью с Альфредом Кохом, командовавшим тогда Госкомимуществом и отвечавшим за всю продажу госсобственности. Диалог этот настолько восхитителен, что я позволю себе воспроизвести его почти целиком:

А. Кох: «Аукцион начинается. Вдруг, как у Гоголя в „Ревизоре“, раздается „стук сапог“. Открывается дверь. Заходит человек и кладет на стол комиссии факс: „Я, Иван Иванович Иванов (фамилии не помню), директор завода „Самеко“, отзываю свою заявку“… Я, находясь в твердом уме и здравой памяти, подав однажды заявку на аукцион, не подумаю завтра ее отобрать, тем более что речь идет о ста или двухстах миллионов долларов… Что-то должно случиться в течение нескольких дней, чтобы я наплевал на своего хозяина („Инкомбанк“)…»

П. Хлебников: «Вы думаете, он это сделал против воли „Инкомбанка“?»…

А. Кох: «Абсолютно. На сто процентов… Жизнь дороже, наверное, чем хозяин».

Вот так – ни больше ни меньше.

Впрочем, сам Березовский по обыкновению говорил потом совершенно иное:

«В жесточайшем столкновении с „Инкомбанком“ мы выиграли тендер. И ссылки, что „Инкомбанк“ мог заплатить больше, а мы меньше – чушь. Потому что Виноградов счел, что во время аукциона может поехать на охоту, а я счел нужным не отходить от двери».

Понятно теперь, в чем, оказывается, истинный залог успеха: надо просто «не отходить от двери».

Между прочим, когда на аукционе вскрыли конверт, поданный «Самеко» (сиречь «Инкомбанком») черным по белому значилась там предложенная им сумма: 175 миллионов долларов. Победителем же стала фирма, пообещавшая заплатить лишь на 0,1 % больше стартовой цены: 100 миллионов 100 тысяч долларов. (Это – к вопросу о чуши.)

«Инкомбанк» долго еще потом добивался пересмотра аукциона, подавал даже в суд. Но в ответ Центробанк начал трясти его, как грушу; проверки следовали одна за другой, дело чуть не дошло до отзыва у «Инкома» лицензии, и Виноградов вынужден был бесславно капитулировать…

…Говоря об этом историческом аукционе, я умышленно опустил одно важное весьма обстоятельство. Дело в том, что аукциона никакого и не было. Точнее, не было того, что вкладываем мы в самое это понятие.

Это был не простой аукцион, а залоговый. Смысл сей аферы, рожденной в иезуитских мозгах новых правителей России – либералов и рыночников, – был на удивление прост и циничен.

Банки как бы кредитуют правительство под залог пакетов акций крупнейших государственных предприятий. Но в условленные сроки казна с ними не расплачивается, и предприятия остаются в собственности олигархов, форменным образом за гроши. (В бюджет следующего, 1996 года на выкуп предприятий обратно не было заложено ни рубля; то есть все спланировано было изначально.)

Цимес этих комбинаций заключался в том, что банки оперировали не своими, а государственными же деньгами; всякий раз накануне аукционов Минфин ссуживал им бюджетные миллионы, каковые потом и возвращались в казну в обмен на пакеты акций; этакий лохотрон, только с очень большими нулями.

Арифметика, в общем, нехитрая: если в 1995 году Минфин разместил в ряде банков («Инкомбанк», «Онэксимбанк», «Империал», «СБС», «Менатеп», «МФК») свыше $ 600 миллионов «свободных валютных средств», а назад, в бюджет, вернулось $ 650 миллионов, но уже под залог 11 крупнейших предприятий (преимущественно – нефтяных), то где же, спрашивается, логика? Даже еврей, торговавший вареными яйцами по цене сырых, действовал себе не в убыток; он хотя бы имел навар.

По такой чисто воровской схеме Ходорковский купил 45 % «Юкоса» примерно в 120 раз дешевле реальной цены (за $ 45 миллионов), а Потанин – контрольные пакеты «Норильского никеля» и «Сиданко». При годовом обороте в $ 1,5 миллиарда, никелевый гигант встал ему в какие-то $ 170 миллионов; за «Сиданко» – выложил он и того меньше: $ 130 миллионов; уже через пару лет эта нефтяная компания будет оцениваться в.

$ 5 миллиардов.

Общий ущерб, нанесенный государству этими треклятыми залоговыми аукционами, составил десятки (!) миллиардов долларов. (Для сравнения: если за пакеты шести компаний всего было заплачено $ 243 миллиона, то уже через полтора года их рыночная стоимость составила примерно… $ 40 миллиардов.)

И ладно бы создатели этих схем конфузливо прятались бы потом от своих подданных, стыдливо опуская глаза. Так нет же! Они чуть ли еще не гордились своей изобретательностью: эка мы вас…

Один из идеологов залоговых аукционов, вице-премьер и председатель Госкомимущества Альфред Рейнгольдович Кох в интервью американским журналистам так излагал свою концепцию развития России:

«В мировом хозяйстве для нее нет места, не нужен ее алюминий, ее нефть. Россия только мешает, она цены обваливает со своим демпингом. Поэтому я думаю, что участь печальна, безусловно… Россия никому не нужна… Какие гигантские ресурсы имеет Россия? Этот миф я хочу развенчать наконец. Нефть? Существенно теплее и дешевле ее добывать в Персидском заливе. Никель в Канаде добывают, алюминий – в Америке, уголь – в Австралии, лес – в Бразилии. Я не понимаю, чего такого особого в России? Многострадальный народ страдает по собственной вине. Их никто не оккупировал, их никто не покорял, их никто не загонял в тюрьмы. Они сами на себя стучали, сами сажали в тюрьму и сами себя расстреливали. Поэтому этот народ по заслугам пожимает то, что он плодил».

Наверное, даже родственники Альфреда Рейнгольдовича – всякие там гауляйторы, оберштурмбанфюреры и рейхсминистры – не демонстрировали своей русофобии столь откровенно…

Продажа контрольного пакета «Сибнефти» стала последним залоговым аукционом в новейшей истории. Березовский успел впрыгнуть в вагон уже уходящего поезда. Торги провели в самый канун Нового, 1996 года: аккурат 28 декабря.

Победившая фирма – «Нефтяная финансовая компания» – была элементарной прокладкой с уставным капиталом в 250 миллионов рублей (примерно 30 тысяч долларов). Березовский с Абрамовичем учредили ее напополам лишь тремя неделями раньше. Искомую сумму – 100,1 миллиона долларов – внес в казну банк «СБС-Агро»; как раз перед этим правительство очень удачно разместило в нем $ 137 бюджетных миллионов.