Кирилл: Угу.

Малашенко: Очевидно, что данная акция направлена на развал предвыборной кампании Бориса Ельцина и ставит своей целью отмену президентских выборов в России, о необходимости чего, как известно, публично заявлял Александр Коржаков 1 мая сего года.

Кирилл: Угу.

Малашенко: Следите за нашими информационными выпусками. По мере того, как мы будем получать новую информацию, мы немедленно будем знакомить с ней наших телезрителей.

Кирилл: Хорошо.

Патаркацишвили: Да, Кирилл. Тебе рассказал Боря все?

Игнатьев: Да, рассказал. Что делать с камерой?

Патаркацишвили: Пока пусть сидит. Этот, как его, Костя с тобой?

Игнатьев: Нет, он дома. Но он на связи.

Патаркацишвили: Кирилл, скажи, пожалуйста, существуют варианты, что нас не будет обслуживать бригада ТТЦ (телевизионно-технического центра. – Авт.), чтобы мы выходили в эфир.

Игнатьев: Найдем варианты.

Патаркацишвили: Надо находить обязательно варианты и к этому готовиться…

Игнатьев: На утро, да?

Патаркацишвили: Вообще, всю ночь.

Игнатьев: А ночь – какой смысл? Аудитория не работает.

Патаркацишвили: Не на аудиторию работаем, а на конкретных людей.

Игнатьев: Понял.

«Не на аудиторию работаем, а на конкретных людей» – точнее, по-моему, и не скажешь. Весь этот ночной антураж, срочные сообщения на лентах информагентств, экстренные выпуски теленовостей организовывались, оказывается, для одного только зрителя, который давно уже спал тяжелым, старческим сном, не подозревая, какие страсти бушуют в его королевстве.

Заботливая Татьяна настойчиво требует от матери разбудить президента; ее ресурса явно не хватает, чтобы как-то изменить ход событий. Под ее нажимом Наина Иосифовна пытается звонить Коржакову с Барсуковым, но те дипломатично уклоняются от прямых ответов. Коржаков и вовсе перестает отвечать на звонки первой леди.

Выхода нет. Примерно в полночь Наина вынуждена поднять Ельцина с кровати.

Слово генералу Коржакову:

«Мы как раз ехали с Барсуковым в машине. Вдруг звонит телефон: „С вами будет говорит Борис Николаевич“. Голос у президента был заспанный. „Ну, что там у вас происходит?“. Я доложил, что ничего страшного не случилось, действуем согласно его указаниям. Готовы хоть сейчас доложить обо всем. „Приезжайте к восьми“, – недовольно сказал Ельцин и повесил трубку».

Для вождей Сопротивления – это был почти провал. Теперь время работало уже против них. Нужно было срочно подключать к ситуации какую-то весомую политическую фигуру, способную взять на себя ключевую роль и обеспечить перелом.

Весь вопрос: кого? Никто из собравшихся в доме приемов на эту роль не годился; в самом деле – не Чубайса же, ненавидимого всей страной, следовало выводить на телеэкран. Премьер Черномырдин предусмотрительно сохранял нейтралитет; он не знал еще, как повернется дело, и понапрасну рисковать не желал, поэтому сразу же уехал на дачу, сказавшись больным. На генпрокурора и министра МВД влияния Березовский с Чубайсом не имели.

Решение возникло внезапно: Лебедь. Как раз накануне Ельцин назначил его секретарем Совбеза; это была плата за лояльность во втором туре выборов.

Именно харизматичный Лебедь, по замыслу Березовского, и должен был стать избавителем отечества от новоявленного ГКЧП.

Однако найти генерала они не могут. К поискам вынуждены подключиться даже супруга и дочь президента.

Н. Ельцина: Ну, у него только мобильный.

Т. Дьяченко: У кого?

Н. Ельцина: У Лебедя.