Увидев это, Бартон понял, что близится последняя битва.

Когда взошло солнце, фигуры обоих богов были видны по-прежнему и быстро росли. В одно мгновение словно миллиарды взрывающихся солнц оказались в пределах Земли, последовала короткая пауза, затем столкновение. Вся Вселенная содрогнулась, когда они сошлись, подобно борцам: ослепительный свет – это Ормузд, ледяная пустота – Ариман, космический разрушитель, пытающийся поглотить своего брата.

Борьба предстояла долгая; как сказал доктор Мид, она может длиться миллиарды лет.

Целыми роями подлетали пчелы, но это уже не имело значения. Вся Земля была полем битвы, и оно постоянно расширялось, поглощая каждую мельчайшую частицу Вселенной, а может, и не только ее. Крысы испуганно удирали, атакуемые пчелами. Големы тоже бежали, защищаясь своими шпагами, но на каждую их иглу приходилось по пятьдесят разъяренных пчел, и они проигрывали.

Самое интересное, что некоторые големы превращались в кучки бесформенной глины.

Хуже всего было со змеями. Тут и там уцелевшие странники давили их. Бартон с удовольствием отметил голубоглазую блондинку, придавившую змею каблуком. Мир возвращался к норме.

– Мистер Бартон! – раздался тоненький голосок возле его ноги. – Я вижу, вам удалось. Я здесь, за камнем, не хочу выходить, пока опасность не минет.

– Здесь безопасно, – ответил Бартон и опустился на корточки. – Прыгай.

Голем-Мэри быстро вышла из укрытия, и Бартон заметил перемены в ее облике, хотя прошло совсем мало времени. Он поднял Мэри вверх, чтобы лучше видеть, и утреннее солнце осветило ее влажное нагое тельце.

– Трудно поверить, что тебе всего тринадцать лет, – медленно произнес он.

– Потому что это не так, – не задумываясь, ответила она и повернулась к солнцу. – Дорогой Тэдди, понятие возраста в моем случае не имеет значения. Однако мне нужна помощь. Ариман довольно активно воздействует на эту субстанцию, и с каждой минутой жизнь покидает ее.

Бартон окликнул Кристофера, и старик подковылял к нему.

– Мистер Бартон, – прошептал он, – с вами все в порядке?

– Я чувствую себя прекрасно. Но у нас тут возникла проблема.

Изменяя глину, она создавала свое тело, и формы, которые придала себе, были явно женскими. Она уже не походила на девочку, которую он помнил. Впрочем, то, что он помнил, было лишь иллюзией.

– Ты дочь Ормузда, – вдруг догадался Бартон.

– Я Армаити, – ответила маленькая фигурка, – его единственная дочь. – Она зевнула, наклонилась вперед, вытянув руки, и прыгнула Бартону на плечо. – Если вы мне поможете, я попытаюсь вернуть свою обычную форму.

– Как он? – обеспокоенно спросил Бартон. – Ты будешь такая же большая, как он?

Она звонко рассмеялась.

– Нет. Он живет во Вселенной, а я живу здесь. Вы этого не знали? Он отправил свою единственную дочь на Землю. Мой дом здесь.

– Значит, это ты привела меня сюда. И пропустила через барьер.

– Не только.

– Что ты имеешь в виду?

– Я отправила тебя отсюда перед Переменой. Я в ответе за твой спуск, за каждый поворот, сделанный твоим автомобилем. За покрышку, которую ты проколол, собираясь повернуть на Роанок.

Бартон скривился.

– Замена колеса отняла у меня два часа. До мастерских было далеко, а кроме того, что-то случилось еще и с домкратом. А потом было слишком поздно ехать дальше. Нам пришлось вернуться в Ричмонд и провести там ночь.

Снова раздался звонкий смех Армаити.

– Это было лучшее, что тогда пришло мне в голову. Я направляла тебя к долине и убрала барьер, чтобы ты мог въехать.

– А когда я попытался выбраться…

– Он снова был на месте. Он все время там, если кто-нибудь из них его не уберет. У Питера была способность преодолевать его, у меня тоже, но Питер об этом не догадывался.

– Ты знала, что у странников не получится. Знала, что их план реконструкции, их карты, схемы и модели никуда не годны?

– Да, знала еще до Перемены. – Голос Армаити звучал мягко. – Извини, Тэдди. Они годами работали в поте лица над своими планами и макетами, но дорога была только одна. Пока здесь был Ариман, перемирие продолжалось, и Ормузд принимал его условия…

– Пожалуй, этот город того не стоил, – прервал ее Бартон. – Он же был вам безразличен.

– Не принимай это таким образом, – мягко сказала Армаити. – Это была лишь часть целого, но все-таки часть. Борьба охватывает огромное пространство, больше, чем ты можешь себе представить. Я сама не знаю, насколько далеко это простирается, это известно только им двоим. Миллгейт важен, о нем не забыли, однако нужно было…