— Ну и что?

— А то, что при такой заточке можно и тринадцать процентов дать.

— Врешь!

— Нет, Зотов, не вру. Попробовал я, как по маслу идет. На меня за этот резец от «передовика» гонение. Он мою заточку поглядел и теперь меня ненавидит, как последнего гада.

— Ах, сука, — говорю. — Монополист вшивый. Ладно, — говорю. — Оформляй рацпредложение, Анкаголик… Все резцы переточим, а этому курицыну сыну фитиль вставим…

— Зря его несешь, — говорит. — Кто ж от своего счастья откажется? Ему квартиру дают. Он головастый.

— Головастый, — говорю, — это верно.

На другой день переточил я резец по-тупому, как у Анкаголика. Включил станочек, побежала стружка — железные кудри. Ну, блеск. На душе радость и злость. Готовые детали сами в горку прыгают. Перерыв.

— Объявляю почин! — говорю. — Перетачиваем резцы, ребята. С энтузиазмом…

Все с энтузиазмом переточили резцы, и с энтузиазмом включились в борьбу за повышение производительности труда, и, с энтузиазмом матерясь, перекрыли монополиста.

— Запомни, Зотов, — он мне сказал. — Запомни…

— Ну что? Что?

— Ничего… Я тебя сделаю… И твоего алкаша…

— И ты запомни, вражина… — говорю.

Грустно. Ему бы, дураку, обрадоваться, что жилы рвать не надо, что смекалку не остановишь, что на нее монополии нет, а он уже гнилой. И передовик он был, только когда сговорил нас в цеху прибраться. А потом тараканьи бега устроил. И теперь он мне враг. Обещал — на всю жизнь.

— Поплавок ты, — я ему говорю. — На чужой волне вознесся.

— Против жизни не иди, Зотов, — отвечает. — Жизнь есть борьба.

— С кем? — спрашиваю. — Со своими?

— Устарел ты, Зотов, — говорит. — Это в ваше время — стройными рядами… Сейчас время другое — материальная заинтересованность. А уж тут кто сильней. Тут лесенка. На одном конце слабый, на другом конце…

— …Гитлер, — говорю, — Адольф на другом конце. Мысль не нова.

— Ты мне политику не шей. На уравниловку теперь никто не пойдет…

— Это верно, — говорю. — Какая уж тут уравниловка? Одному хорошо, когда всем хорошо, а другому хорошо, когда остальным плохо. Какая уж тут уравниловка?

И теперь у меня враг. Ну что ты скажешь?

И тогда я пошел к директору и рассказал идею Агрария — государственный план, зарплата от заказчика и цепь артелей, где инициатива сливается с дисциплиной и выработка растет, потому что в товариществе голова работает изобретательно.

Но эти здравые Аграриевы слова тогда услышаны не были.

Потом почти обо всем этом догадаются другие люди и назовут это «бригадный подряд». И будут платить за урожай, а не за то, сколько раз по полю проехал: А тогда поиск устремился в запретные доселе науки генетику и кибернетику в надежде, что первая сама увеличит продукт без изобретательного поведения человека на полях, а вторая — сама спроектирует общий план, без изобретательности руководителя.

И на артель внимания не обратили.

Витька Громобоев приезжал. Два дня пробыл. О Немом велел не беспокоиться. Он у Марии в колхозе работает. Новый председатель Яшка Колдун не нахвалится.

— Колдун это фамилия такая?

— Нет. Он погоду угадывает и загодя к ней готов, — сказал Громобоев и засопел, будто спит.

— Ломоносов говорил, если б знать, какая будет погода, то больше у бога просить нечего… А? Витька?

Смотрю на часы: и правда полдень. Витька всегда в полдень дрыхнет.

Ну ладно.

Но я так думаю, что мимо артели ни проехать, ни пройти. Потому, что все Кижи строят не святейшие синоды, а артели.

А потом был пикник на Оленьем пруду. На старом пруду в Измайлове.

Принесли много хорошей еды, и пришли неинтересные люди. Их собрала Кротова, старая приятельница Оли, из тех инязовцев, которые созрели для загранкомандировок.

Я не знаю, может, это были достойные люди, когда оставались наедине со своей работой, но на пикнике они были недостойные люди и занимались одним — они выламывались в стиле бомонда той страны, куда тренировались поехать.

Кротову звали Магда. И я не сразу догадался, какую роль играли молчаливая Оля и я, которого Оля зачем-то просила прийти. Пугала она меня, что ли, — смотри, старый дурак, на кого ты меня бросил, — так, что ли? Если так, то не стоит трудиться. Я не верил, что Олечка приживется у них, если до сих пор не прижилась. И я не понимал, какая роль отведена мне.