– Не важно… Он умер, и все!

– Вы надеялись, что вынашиваете его ребенка? А теперь поняли, что ваши надежды не оправдались?

– Да, – пробормотала она.

– Извините. Мне очень жаль.

– Уж вам-то жаль! – горько упрекнула она.

Эрик несколько мгновений молчал, но наконец ответил:

– Неужели вы считаете, что я не способен сочувствовать вам? Если так, то у вас еще меньше здравого смысла, чем я думал.

Он говорил спокойно, но чувствовалось, что он волнуется, и Игрейния прикусила губу и тихо лежала в темноте. Все тело болело после дороги, но и в мозгах будто засела заноза. Ночь выдалась холодной, накидку она положила под голову и теперь боялась шелохнуться. И продолжала коченеть, пока сон не сжалился над ней.

На землю пришла ночь, будто накрыла ее черным крылом. Игрейнии снилось, что всю округу сковал холод и ее страна погребена под вечным ледником, который медленно, но неуклонно наползает на нее. Ей очень хотелось к солнцу. Оно было где-то недалеко, совсем недалеко, и Игрейния опрометью бежала к нему, чтобы найти прогалину, где живительные лучи пронзили и растопили лед.

Тепло было близко. Надо было только бежать не останавливаясь. С каждым шагом тепло приближалось к ней и, словно одеялом, обволакивало тело. Унялся ветер, отступил холод. Но несмотря на восхитительную ласку светила, Игрейния окунулась в совсем уж непроглядную тьму.

Когда она открыла глаза, стоял предрассветный сумрак.

И она почувствовала рядом с собой мужчину.

Почувствовала, потому что он обнимал ее.

И она с ужасом поняла, что это он был ее ночным светилом и теплом, к которому она так неудержимо стремилась.

Оказывается, Эрик вынул из-под головы накидку, которая до этого служила ему подушкой, и укутал Игрейнию. Его рука обвила ее плечи, тело согревало ее своим теплом.

Игрейния смотрела, как зарождается новый день, и старалась не расплакаться. Она лишь молча прикидывала, как бы отодвинуться хотя бы на дюйм.

– Проснулись? Тогда вставайте. Пора ехать. Игрейнии не пришлось отодвигаться. Нет, шотландец ее не оттолкнул – он сам отстранился, причем с таким видом, словно всю ночь согревал лягушку. А ей пришлось снова повернуться к нему лицом, потому что снова натянулась веревка. И он даже не взглянул на нее – развязал узлы и быстро вскочил на ноги.

– Вставайте! – повторил он и, поскольку Игрейния не торопилась, нагнулся, схватил ее за руку и рванул вверх. – Нам надо к вечеру добраться до Лэнгли.

– Сегодня? – не поверила она. – Но это невозможно! Я ехала из замка до деревни преподобного Падрига больше двух недель.

– Вы путешествовали с двумя стариками, мадам. А у нас хорошие лошади. На таких даже с вами можно сегодня же оказаться в Лэнгли.

«Даже с вами…»

Игрейния посмотрела на его широкую спину и ощутила в груди жаркий всплеск. В ней медленно закипало негодование.

– В самом деле поспешим. Уж лучше провести ночь в подвале, чем такую, как сегодня, рядом с вами.

Она обрадовалась, когда заметила, как напряглась его спина, и, подойдя к берегу умыться, пожалела, что у нее недостает мужества броситься прямо в одежде в бурлящий поток.

Но Игрейния не собиралась больше замерзать. Никогда. Во всяком случае – в его присутствии.

Эрик не помнил, чтобы когда-нибудь так спешил, разве что когда возвращался в замок, где его держали пленником и откуда он торопился вызволить дочь, жену и своих людей.

Но тогда расстояние было намного меньше и он скакал с закаленными воинами, которые привыкли проводить ночи на голой земле, недоедать, недосыпать и целый день сидеть в седле.

Эрик не собирался загонять лошадей до смерти и потому вовремя останавливался на отдых, водил животных на водопой и даже предлагал леди Лэнгли остатки еды из мешка отца Падрига, но потом решил: раз она предпочитает видеть в нем врага, что ж, ее дело. Скоро они окажутся в замке, пленницу станут как следует охранять, и он избавится от нужды неусыпно за ней следить.

Игрейния отказывалась от еды и делала вид, что не обращает на него никакого внимания.

Они оба в одинаковой степени мечтали избавиться друг от друга.

Замок показался в тот самый момент, когда солнце исчезло за горизонтом. В крепости их заметили задолго до того, как путешественники подъехали к воротам.

Они еще были далеко, а массивный подъемный мост уже опустился на ров. Багряные лучи умиравшего дня казались отсветами с неведомой нежно-красной планеты. День выдался ясным, и теперь краски наступавшей ночи подчеркивали суровую красоту замка: во рву поблескивала спешившая соединиться с недалекой речкой вода, стены в сумерках странно мерцали, а на башнях развевались знамена короля Шотландии Роберта Брюса.