– Предупредили!… - Акимушкин злобно выругался и тут только заметил лежащего.
– Он что, сюда шел?… В капонир?

Царапин молча кивнул. "Сейчас я подойду к нему, - угрюмо думал он.
– Подойду и сорву с него эту идиотскую маску. Просто посмотреть, какое лицо должно быть у сволочи, которая могла убить Левшу…"

Лейтенант опередил его.

– Кто они хоть такие?
– И, не дожидаясь ответа, шагнул к темному распростертому навзничь телу.

Царапин видел, как Акимушкин наклонился, всмотрелся и вдруг, издав нечленораздельный вскрик, отпрянул.

"Здорово же я его изуродовал, - мелькнуло у Царапина.
– Полчерепа точно снес…"

Он подошел к лежащему, присел на корточки, положив карабин на колени, взялся за респиратор - и тут же отдернул руку. За какие-нибудь доли секунды он понял все.

Он ошибся дважды. Это была не маска. Это было лицо. Страшное. Нечеловеческое.

На Царапина смотрели мертвые линзообразные глаза с вертикальными кошачьими зрачками, а то, что он принимал за причудливый респиратор, оказалось уродливыми челюстями, вернее - жвалами, потому что они, судя по всему, двигались не в вертикальной плоскости, а как у насекомых - в горизонтальной.

– Ты видишь?… Ты видишь?… - захлебывался Акимушкин, тыча стволом пистолета в лежащего.
– Царапин, ты видишь?…

Они чуть было не прозевали незаметно подкравшуюся "фалангу" - скорее всего ту самую, третью, потому что у нее недоставало двух лап, видимо, отхваченных пулей из лейтенантского "макарова". Они расстреляли ее в клочья, потратив в два раза больше патронов, чем требовалось.

На шестой пусковой прозвучали два выстрела подряд.

– До-ло-жить!… - низким чужим голосом выговорил Акимушкин.
– Немедленно обо всем до-ло-жить!…

Его сотрясала дрожь. Он боком пошел к воротам, словно опасаясь повернуться к лежащему спиной.

– До-ло-жить… - лихорадочно повторял и повторял он.
– Доложить немедленно…

В проеме белело искаженное лицо Петрова. Ефрейтор смотрел на растерзанную выстрелами "фалангу", и карабин в руках у него прыгал. Встретясь с Петровым взглядом, лейтенант немного опомнился.

– Петров!
– бросил он.
– Все отставить… Будем считать, что ты действовал по обстановке. А сейчас иди поохраняй. Только затвор сразу передерни и… ради Бога, осторожнее! Царапин, ты - со мной, в кабину!

В фургончике давно уже гремел и бушевал голос Жоголева. Акимушкин схватил микрофон.

– Слушает "Кабина"!

– Ты!… - Жоголев задохнулся.
– Ты где ходишь? Что у вас там творится?

– То же, что и у вас!

Они поняли друг друга с полуслова.

– "Фаланги"?
– быстро спросил Жоголев.

– Если бы только "фаланги"!

– А что еще?

– Валера! Слушай меня внимательно. Если появятся такие долговязые, черные… скажи своим, чтобы немедленно открывали огонь! Как понял?

– Черные?
– ошалело переспросил Жоголев.
– Слушай, неужели…

– Какое, к черту, неужели! Как увидишь - сам все поймешь! Отключись пока!

Акимушкин перекинул тумблер.

– "Управление", ответьте "Старту"!

– Слушает "Управление", - послышался в динамике откуда-то из другого мира ясный, спокойный голос старшего лейтенанта Мамолина.

– Докладывает "Старт"! Сеня, нас только что атаковали!

Судя по тишине в динамике, все в "Управлении" замерли после этих слов. Слышно было, как кто-то метрах в трех от микрофона переспрашивает: "Что? Что он сказал?"

– Атаковали?
– с безмерным удивлением вымолвил Мамолин.
– Как атаковали? Кто?

– Не знаю! Если еще не прервана связь с бригадой, сообщи немедленно - уже есть потери. У меня убит Левша и, предположительно, Агаев. У Жоголева двое пропали без вести. И самое главное… Самое главное… Ты вот о чем предупреди…

Он замолчал решаясь.

– В общем так, Сеня, - с усилием выговорил он.
– Это не люди.

Мамолин переваривал услышанное.

– Не люди?
– озадаченно переспросил он.
– А кто?

– Не знаю… - вздрогнув, сказал Акимушкин.
– Монстры, дьяволы, пришельцы из космоса!… И вот еще что доложи: у них огромные "фаланги"…

– Фаланги пальцев?
– туповато уточнил Мамолин.

– Пауки!
– рявкнул Акимушкин.
– Три года в Средней Азии служишь - фаланг не знаешь? Огромные пауки, здоровые, как собаки!

– Акимушкин!
– взвизгнул Мамолин.
– Ты… Ты пьян! Я сейчас в бригаду сообщу!…

В динамике что негромко, но отчетливо хлопнуло, затем он взорвался неразборчивым бормотанием и умолк. Это Мамолин отпустил кнопку на своем микрофоне.