Неужели в самом деле Государь не понимает? Неужели распространяющиеся как пожар стачки, забастовки и крестьянские волнения не пугают никого в его ближнем окружении? Неужели даже тот факт, что в столице власть де-факто наполовину перешла к красным Советам, не могут пробить броню этого равнодушия? Не верю. Но другого объяснения нет. Кощунственно думать так о Государе, но, похоже, он и в самом деле не понимает…

Надо будет еще раз поговорить по проводу с Герасимовым. Жесткий он человек, не слишком приятный в общении, иной мог бы сказать – солдафон, но сейчас я радуюсь, что во главе Санкт-Петербургского Охранного отделения стоит такой человек, как он. Ох, насколько я нуждаюсь в обстоятельном разговоре с ним за чашкой чая, с глазу на глаз! Но оставить Москву сейчас решительно невозможно. Особенно с учетом того, что, возможно, из-за очередной железнодорожной забастовки вернуться назад не удастся. Так что же мне делать? Как достучаться до Государя?

Громкий стук в дверь прервал его размышления. Зубатов удивленно поднял взгляд и открыл было рот, но дверь уже распахнулась, впуская гостя. Ага. Кислицын Олег Захарович собственной персоной, кто же еще! Уволю секретаря к чертовой бабушке…

– Добрый вечер, Сергей Васильевич, – негромко произнес Кислицын, и на губах директора замер недовольный окрик. Что-то было в его тоне такое…

Кислицын решительно захлопнул дверь перед носом пытающегося удержать его секретаря и повернулся к Зубатову.

– Прошу прощения за вторжение, – все тем же негромким уверенным тоном произнес он, – но мне нужно с вами поговорить. Немедленно.

– Присаживайтесь, Олег Захарович, – Зубатов кивнул на стул. – После доклада Крупецкого я решил, что вы проваляетесь в постели как минимум до завтра. Что случилось?

– Что случилось… – задумчиво произнес Олег. – Не суть важно. Скажем, дурной сон. Видите ли, Сергей Васильевич, сегодня я почти весь день посвятил раздумьям.

– Это обнадеживает, – Зубатов потер воспаленные красные глаза. – Не так часто вы этим занимаетесь, как хотелось бы. И каков результат раздумий?

– Скажите, Сергей Васильевич, – Олег постучал пальцем по подбородку, – все действительно так плохо? Я имею в виду ситуацию в стране?

– Что? – делано удивился директор. – О чем вы говорите?

– Я говорю про всякие слухи-шепотки, гулящие по Охранному отделению, – пояснил Олег. – За последнее время я наслушался их когда явно, а когда и случайно. Ваши сотрудники перепуганы, Сергей Васильевич, перепуганы тем, что надвигается на страну. О грядущей революции говорят чуть ли не как о неизбежном факте.

– Мало ли что говорят, – пожал плечами Зубатов. – Говорят, что в Москве кур доят…

Несмотря на внешнее спокойствие и иронию, он чувствовал, как его колотит мелкая дрожь. Почему его странный подопечный внезапно решил завести этот разговор?

– Сергей Васильевич! – Олег наклонился вперед и уставился прямо в глаза директору. Спустя пару секунд тот не выдержал и отвел взгляд. – Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, как вы понимаете. Вы лично понимаете, а не официальные циркуляры из столицы гласят. Давайте, я слушаю.

По спине директора пробежал легкий холодок. Внезапно он понял, что его действительно подмывает излить душу этому странному человеку. Да, он с самого начала не мог противиться напору его непосредственного, почти щенячьего любопытства, как невозможно противиться напору любимого ребенка, но сейчас чувство присутствовало совсем иное. Словно тугая часовая пружина где-то внутри рвалась высвободиться, раскрутиться мощной волной, разнести в клочья мешающие ей препятствия…

– Не понимаю, почему я должен перед вами отчитываться, – ледяным тоном произнес он. – Тот факт, что я принял участие в вашей судьбе…

– Бросьте, Сергей Васильевич, – отмахнулся Олег. – Я Эталон, а вы, хотя и наверняка принадлежите к первой страте, всего лишь подстраивающаяся под меня психоматрица. Я же по глазам вижу, что вам хочется высказаться. Валяйте, я слушаю.

Зубатов, прищурившись, взглянул на него. В глубине души зародилась и начала нарастать волна гнева.

– Олег Захарович, – с расстановкой произнес он, – тот факт, что вы не совсем здоровы…

– Я полностью здоров, в том числе психически, насколько это возможно в данных обстоятельствах, – оборвал его Олег. – Сергей Васильевич, поймите: это очень важно. Ваше мнение для меня принципиально: вы – тот человек, с которым я весьма плотно общался весь последний месяц. Ваше мышление настолько здраво, насколько это вообще возможно в окружающем нас мире. И мне отчаянно необходимо знать, что вы думаете по поводу текущей ситуации.

Директор Московского Охранного отделения растерянно посмотрел на собеседника.

Здраво насколько возможно? Одно из двух: либо господин Кислицын свихнулся окончательно и бесповоротно, либо… Все его существо возмутилось против этого "либо", но внезапно он понял: ему хочется верить сидящему перед ним человеку.

Верить… и опереться на него? Вздор. Как можно опереться на полусумасшедшего?

– Все очень плохо, – как в полусне услышал он свой собственной голос. – Скажу вам честно: я растерян. Ситуация в Москве аховая, но Государь этого не понимает…