– Скорее, четыре, – Болотов почесал подбородок. – Ну да, после того ужина в "Разгуляе" в девятьсот первом. Ты, кажется, тогда только-только из Самары вернулся и добивался восстановления в должности в своем университете.

– Было дело, – согласился ученый. – Ну, Миша, рассказывай, как жизнь идет…

Смотрю, воскресенье, а ты все в своей клинике? …За окном уже совсем стемнело. Ходики в коридоре пробили восемь. Уютно светила керосиновая лампа на столе, бросая сквозь зеленый абажур пятна на тарелочку с бутербродами, исходил паром маленький самовар. Внезапно Вагранов встрепенулся.

– Знаешь, Миша, хочу спросить тебя об одном человеке. Ты его должен знать.

– Да? – сонно отозвался владелец клиники. – Что за человек?

– Ну… – доцент явно колебался. – Его зовут Кислицын Олег За…

Он осекся, не договорив. Болотов встрепенулся и обратил на него острый, словно бритва, взгляд.

– Откуда ты о нем знаешь? – резко спросил он.

– Ого! – усмехнулся Вагранов. – Ты, похоже, очень даже хорошо его помнишь. Что так встревожился?

Болотов осел назад в глубину своего кресла и нахмурился.

– Сначала объясни, почему спрашиваешь, – сумрачно проговорил он.

– Да как тебе сказать, – Вагранов покрутил в руках пустой стакан с прилипшими ко дну чаинками, пощелкал ногтем по серебряной ложечке. – Понимаешь, я тут с ним некоторое время дело имею. Удивительные вещи этот человек рассказывает. Не стану вдаваться в подробности, это узкоспециальное, но в других условиях я бы решил, что он – гений. Разумеется, если то, что он рассказывает, окажется правдой. Но он… – Доцент вздохнул. – Не знаю даже, как объяснить. Не стану объяснять, о чем речь – все равно не твоя тема, не поймешь толком. Не суть. Странно, что вроде бы очень специфическими концепциями он владеет, очень нетривиальными, неочевидными, а на простейших конкретных вопросах плывет, как пьяный студент на экзамене. Видел бы ты, как он удивился, когда узнал, что каучук из сока гевеи добывают – дерево такое в Бразилии имеется. Он, видите ли, полагал, что его синтезируют из чего-то там. Удивиться-то удивился, но от своей идеи использовать серу в качестве наполнителя и не подумал отказаться. Обозвал процесс обработки вулканизацией. Откуда термин взялся – не говорит, только плечами пожимает. Где учился – не сознается. Я пытался выяснить, откуда он столько всего знает, но он в ответ только лепечет что-то о научно-популярных журналах, что читал в детстве.

Выдает великолепные идеи из области химии, но при том не имеет ни малейшего представления ни об одном ученом в этом области, даже о самых выдающихся.

– Так, – кивнул психиатр. – Что-то еще?

– Ну… – Вагранов опять замялся. – Проговорился вот, что с Зубатовым дело имеет. Ну, с тем самым, из Охранки. Сам понимаешь, для меня это небезопасно…

– А! – Болотов отхлебнул чаю. – Ты все носишься со своими идеями о несправедливости общества, о его переустройстве, да?

– Да уже не ношусь, – хмыкнул доцент. – Насмотрелся я на некоторых…

"товарищей". Не по пути мне с ними. Но сам посуди, ведь нельзя же…

– Стоп! – Болотов помахал рукой в воздухе. – Женя, мы сейчас не о политике разговариваем, ведь верно? Давай в эту сторону не углубляться, ладно? Что там еще у тебя насчет Кислицына?

– Ну, все, по большому счету. Человек он вроде неплохой, увлекается сам и умеет людей за собой увлечь. Рассказывает интересно… дружелюбный и какой-то… свой, что ли. Хочется ему верить безоговорочно, какую бы глупость он ни ляпнул. Не знаю, как словами выразить… ну, ты у нас душевед, тебе виднее. Шутит иногда.

Да так шутит, что не поймешь – может, и всерьез говорит? Брякнул вот как-то раз, что марсианин или что-то в этом роде. А так вот подумаешь, и непонятно становится – может, и в самом деле марсианин? Прилетел в герметичном цилиндре, как у Уэллса, и теперь ходит тут, высматривает, как бы кровушки нашей пипеткой попить… – Вагранов невесело хмыкнул.

– Понятно, – вздохнул доктор. – А меня-то ты почему о нем спрашиваешь?

– Он сам тебя упомянул, – пояснил Вагранов. – В том духе, что можно с тобой о нем поговорить.

– Так-так, – покивал Болотов. – Но видишь ли, Женя, тут проблема имеется.

Врачебная тайна называется. Я не имею права с тобой о нем разговаривать, разве что он лично мне разрешит.

– Черт возьми! – тихо ругнулся доцент. – Что, совсем никак не можешь? Я же говорю – он сам на тебя сослался.

– Меня при том не было, – отрицательно качнул головой собеседник.

– Жаль, – Вагранов словно потух. – Я-то надеялся…

– И все-таки – почему ты так живо им интересуешься? – Болотов аккуратно снял пенсне и положил его на стол, потирая усталые глаза пальцами. – Нет, я понимаю, что персона он загадочная, но все же – почему ты не можешь принять его таким, какой он есть? Он не сумасшедший, это я тебе как специалист заявляю. Со странностями, да, но мало ли какие у людей странности? Некоторые даже марки коллекционируют.

– Туше, – улыбнулся Вагранов. – Только я их уже не коллекционирую, забросил.

Понимаешь, Миша, поначалу это все казалось чем-то вроде… ну, если не шутки, то интеллектуальных посиделок. Собраться приятной компанией, потрепаться о том о сем… С ним рядом какой-то прилив энергии ощущаешь, так и хочется чем-то полезным заняться. Но сейчас пришла пора выбирать – действительно ли его идеи стоят того, чтобы в денежные дела влезать, или же он чокнутый, от которого лучше держаться подальше? У меня небольшой капиталец от родителей еще сохранился, и банкротом становиться совсем не хочется. Тем более – других за собой тянуть.