Следуя этой логике до самой конечной точки, мне стало ясно, что все персонажи, кого я повстречал на своем межпространственном пути, в некотором роде – осколки моего разума, щепки одного полена. Единственным исключением, пожалуй, были дрекслероиды, которые существовали полностью вне или под обычными десятимерными временными линиями. Но даже на их счет я сомневался. Они заявили , что живут в сверхпространстве и перехватили меня во время моего перемещения между континуумами, но точно я этого знать не мог.

Естественно, в некотором роде нельзя было доверять и всем остальным людям, с которыми я когда-то встречался – в том числе и Мунчайлд с Диггером. Они представляли собой не заслуживающие доверия модификации их бытия, искаженного Первородным Грехом их Творца – моим ! Конечно же, они были вполне живые, испытывали человеческие эмоции, им был доступен весь спектр мыслей и чувств – они не были игрушечными. Но мог ли я доверять хотя бы единому совету кого-то из них, если они представляли собой всего-навсего побочные последствия моих собственных мыслей?

Единственным исключением, какое я видел в этой череде зеркал, был Ганс.

Киберкуст-моравекец стоял у начала всей этой марковской цепочки. Он был последней независимой личностью из встреченных мной и, возможно, единственным достойным доверия.

Вот почему я решил забыть о совете кальвиний и отправиться на поиски Ганса. До сих пор я следовал за своими мыслями, и они привели меня в тупик. Только Ганс мог подсказать мне, как правильно положить конец моим путешествиям.

У меня возникло только одно сомнение: если я прикажу йо-йо отнести меня к Гансу, возможно, он просто создаст искусственную реальность, в которой будет Ганс. Но мне следовало попробовать. К тому же впервые предстояло попросить йо-йо перенести меня не в новый, воображаемый мир, а в уже существующий.

И я оказался в нем.

Чем бы этот мир ни был.

Удивительно было снова видеть цвета.

Вырванная без предупреждения из своей оргии Мунчайлд, голая и обалдевшая, все еще стояла на четвереньках. Диггер снял рубашку, укрыл ею мать и помог ей подняться. Потом сурово посмотрел на меня своим сверкающим невозмутимым взглядом.

– Пусть тот, кто сам без греха, первым бросит камень.

Мне было не по себе, поэтому я отреагировал остро:

– Не волнуйся, парень. От меня ты ни слова не услышишь. Я знаю, что причина всех неприятностей – я сам.

– Не торопись принимать на себя слишком большую вину, отец, ибо есть Единственный, кто выше нас всех...

Я не слишком всерьез воспринимал то, что вещает Диггер, зная, что в нем говорят мемы Иисусовой ящерицы.

– Отлично, когда в следующий раз будешь с Ним общаться, спроси Его, что Он имел в виду, когда создал все из ничего, хорошо?

– Спрошу.

Вопрос был улажен, и я огляделся.

Мы находились в огромной гладкой металлической комнате без окон и дверей, без единого шва.

Однако в одном из углов на полу сидел Ганс! Гипнотический мерцающий эффект от его манипуляторов, находящихся в непрестанном движении, отсутствовал. Куст казался чем-то обычным, мирным, невзрачным, эдаким растительным цилиндрическим стеблем с многочисленными перепутанными ветвями разного размера.

Может быть, он умер? В хорошеньком положении он меня оставил!

Я осторожно шагнул к неподвижному чувствительному роботу и тронул одну из вытянутых рук.

– Ганс? Ты слышишь меня, Ганс? Это я, Пол Жирар. У тебя в голове есть кое-что из моего системного обеспечения, помнишь?..

Куст мгновенно ожил и замерцал так, что я поспешно отскочил. Он поднялся на несколько футов над полом и завис.

– Пол! Что ты тут делаешь? В этом ужасном месте!

Ганс меня не забыл! Это, должно быть, настоящий изначальный Ганс, я готов был молиться об этом. А значит, мои беды уже, считай, закончились.

– Ужасном? Что ужасного в пустой комнате? Если что-то пойдет не так, мы всегда можем слинять в другую вселенную...

– Да в том то и все дело! Не можем! Эта комната ограждена полем, которое исключает любые подобные перемещения. Сюда попасть можно, но отсюда невозможно убраться. Мы в ловушке!

– В ловушке? Но чьей?

Ганс рухнул на пол со вздохом отчаяния.

– Недругов, как моих, так и всех людей... Минскийцев!

Рядом со мной поднялась на ноги Мунчайлд. Я приготовился стойко обороняться от ее сексуальных домогательств. Но необходимости в этом не было. Возможно, мемы «рогатой жабы» были менее живучи или имели ограниченный период действия сравнительно с другими идеями-токсинами. Быть может, желание в ней временно угасло, вернув Мун до поры к норме. Может быть, эта вселенная просто не поддерживала ее нимфоманию. Как бы там ни было, Мун казалась спокойной, хладнокровной и рассудительной, хотя где-то в глубине чувствовалось смущение. Было ясно, что она не собирается вспоминать ничего из случившегося в черно-белом мире во время моей извращенной одержимости собственным детством.