Серебристая фигурка оказалась девушкой необыкновенной красоты. Она лежала на камнях, словно сорванный цветок, и глаза её были закрыты. Расульчик сидел возле неё на корточках и плакал. Спешившиеся всадники стояли вокруг и не знали, что делать. Все смотрели на девушку, потрясённые её красотой, и совсем в эту минуту позабыли о Расульчике, о его странном исчезновении и совсем уж невероятном возвращении.

Первой опомнилась Наташа:

–  Расульчик, кто это? Что с ней?

Мальчик поднял на Наташу залитые слезами глаза и беспомощно пожал плечами:

–  В чёрный шар пришёл. Она кароши, добрый Миэль… Тут говорит… - с последними словами он показал себе на грудь.

Поняв, что от Расульчика сейчас никакого толку не добьёшься, Наташа обратилась к Плавунову:

–  Её надо перенеси в палатку, папа.

–  Да, да - словно вдруг очнувшись, взволнованно заговорил Плавунов.
– Что же мы стоим, товарищи!

И он первый осторожно взял девушку за плечи. Юра бросился ему помогать, но Плавунов, сразу поняв, что девушка легка, как ребёнок, отстранил его:

–  Не мешай, Юра, я один справлюсь!

Девушку перенесли в палатку и положили на тюфяк Наташи.

–  Ты побудь с ней, - сказал Плавунов дочери.
– Помоги ей как-нибудь. А ты, Расул, пойдём с мной. Нам с тобой надо поговорить. Как мужчина с мужчиной.

Но Расул наотрез отказался покидать серебристую девушку.

–  Мили, кароши Миэль совсем болной. Расул, началник, тут надо. Миэль проснулся, Миэль позвал: где кароши Расул, где мой малчик?

–  Ладно, дружок, оставайся, только скажи мне, почему ты её называешь Миэль? Она так назвала себя или ты сам придумал?

–  Как придумал? Миэль сказал, она Миэль.

–  Ну хорошо, оставайся и помогай Наташе. А ты, Наташа, в случае чего сразу меня зови.

Плавунов вышел. Искра, Лапин и Юра тотчас же засыпали его вопросами, но он замахал на них руками, зашикал:

–  Тише, тише! Не надо здесь шуметь! Идёмте!

Расположились в палатке у Искры, зажгли свечу. Плавунов со вздохом сказал:

–  Ни о чём пока не спрашивайте. Я сам ничего не знаю. Девушку из шара зовут Миэль. Так, по крайней мере, Расульчик утверждает. Как он оказался с Миэль, почему этот обморок, объяснять не берусь. Вот очнётся Миэль, тогда всё и узнаем…

–  Миэль, Миэль. Ми-и-э-эль… - тихо проговорил Юра, вслушиваясь в звуки странного имени.
– Красивое имя…

–  А я, товарищи, честно говоря, ожидал совсем другое, - слегка охрипшим голосом проговорил Лапин.
– Такой шар, и вдруг просто девушка. Да ещё красивая. Да ещё в обморок падает…

–  Чего ж ты ожидал, Пётр?
– спросил Искра.

–  Мало ли чего… Из такого шара вполне могли вылезти какие-нибудь чудовища, ни на что не похожие…

–  Нет, Пётр Иванович, не надо чудовищ. Пусть лучше девушка…

Завязалась беседа, посыпались догадки и предположения. Красота и беспомощность космической путешественницы у всех почему-то вызывали мысль, что она беглянка, что её преследуют, что ей придётся помогать и всячески опекать. Время в этих разговорах летело незаметно, ночь близилась к концу.

Вдруг полог палатки откинулся, и вошла Наташа. Лицо её было серьёзно и торжественно. Она сказала:

–  Миэль очнулась и просит всех к себе.

Мужчины торопливо поднялись.

В палатку к Миэль входили осторожно, как в комнату тяжелобольного, рассаживались тут же у входа, прямо на кошме.

Миэль сидела на раскладном стульчике, в её больших зеленоватых глазах отражалось колеблющееся пламя свечи. Бледное лицо было печально, маленький рот с розовыми губами чуть приоткрыт. Дышала она медленно, глубоко, и было видно, что каждый вдох ей стоит немалых усилий. Расульчик расположился у её ног и смотрел ей в лицо с детским восторгом.

Когда все уселись, Миэль заговорила по-русски чистым, мелодичным голосом без малейшего акцента, и люди сразу поняли, что это говорит не она, так как губы её оставались неподвижными, а какой-то прибор, скрытый у неё на груди. Миэль сказала:

–  «Дрион» воспринял сигнал о помощи. Мне пришлось выйти раньше, чем предписывается правилами. Скажите, какая у вас беда, я постараюсь помочь вам.

Плавунов ответил так:

–  Мы не просили о помощи. Это какое-то недоразумение. Беда у нас, правда, есть. Но мы ни о чём не просили, потому что даже не подозревали, что можно просить.

–  Просил ваш ребёнок, - сказала Миэль, и её тонкая рука легко коснулась черноволосой головы мальчика.

–  Беда у нас только одна. Девять наших товарищей, имевших неосторожность прикоснуться к вашему шару, уснули и спят до сих пор. Мы никак не можем их разбудить.