Юлька поежилась, услышав такие речи из уст пятилетнего ребенка. Но Ася, казалось, наслаждалась произведенным эффектом.

– Так и случилось, – сказала Ася. – Бабка Вера померла. А Вовы в то время рядом с ней не было. И никого с ней не было.

– Вова говорил, что его тетка богатая была, – задумчиво произнесла Юля.

На это Ася ничего не ответила. Она наклонилась к своему псу и попыталась растормошить его, увлекая на прогулку. Насколько Юлька знала собак, при слове «гулять!» все они начинали радостно переминаться на месте, прыгать, скулить или лаять. Впрочем, ничего удивительного в этом, на взгляд Юли, не было. Если бы ей разрешали посещать туалет только два раза в день, предваряя это посещение долгими сборами, то она вела бы себя в точности как собаки. И прогулка тут была в общем-то так – сбоку припека. Во всяком случае, у собак, живущих за городом, которые могут свободно бегать по двору и делать свои дела, прогулки с хозяином никогда не вызывали такой бурной реакции.

– Ася, а твоя мама дома? – спросила у девочки Юлька.

– А зачем она вам? – простодушно откликнулся ребенок.

– Хочу порасспросить ее про тетку Веру, – сказала Юля.

– Тогда вам лучше идти к моей бабушке, она сейчас дома, а мама на телевидении, – ответила Ася. – Да мама никогда с бабкой Верой и не дружила. Говорила, что та противная. А вот бабка Вера с моей бабушкой раньше даже немножко дружили. Ну, конечно, до тех пор, пока бабка Вера совсем от старости не свихнулась.

– А твоя бабушка… Она… Ну она младше бабки Веры?

– Она в полном рассудке, – серьезно ответила Ася. – Только ноги у нее не очень хорошо ходят. Во всяком случае, за мной ей не угнаться. А за мной иногда просто необходимо угнаться. Поэтому мне с Братом вдвоем гулять приходится. А бабушка дома остается. На хозяйстве. На это ее ноги еще годятся.

– А няня? – удивилась Юля. – Почему ты не гуляешь с няней?

Судя по тому, как была одета Ася, ее родители были людьми очень обеспеченными.

– Няньки у нас не держатся, – вздохнула Ася. – Их Брат почему-то не любит. Рычит, лает, одной даже платье порвал. Пришлось новое покупать. Мама говорит, что он просто ревнует. Думает, дурачок, что если нянька заявилась, то в нем надобность отпадет. Только зря. Брат меня уже два раза спасал. Один раз, когда я маленькая чуть кастрюлю с кипящим борщом на себя не перевернула. Так он меня в последний момент от плиты оттащил. А во второй раз, когда на улице ко мне хулиганы пристали. Он их всех разогнал. И одного даже покусал. Его потом в больницу отвезли. И родители решили, что раз Брат так обо мне беспокоится, то пусть я лучше с ним гуляю, чем с нянькой, которая может отвлечься на болтовню со знакомой и упустить меня из вида.

В это время Брат, словно поняв, что начали говорить о нем, быстро встал и всем своим видом продемонстрировал желание гулять, даже потянул Асю за собой вниз по лестнице. Поводок туго натянулся, и Ася поспешила вниз за своим приятелем, охранником и другом.

– А гувернантка ко мне ходит! Она меня читать учит и считать. Только я умею и без нее, – прокричала откуда-то снизу Ася. – И учитель английского языка тоже ко мне ходит. А еще папа меня рисовать возит. По вечерам. Он у меня хороший. И дома бывает чаще, чем мама. Мама вообще все свое время на телевидении проводит.

Голос ее становился все тише и тише, пока внизу наконец не хлопнула входная дверь. Юля посмотрела на дверь Вовиной квартиры, потом перевела глаза на дверь Асиной квартиры. Вспомнила слова о бабушке и позвонила. Какое-то время не было слышно ни звука. Потом послышался старушечий голос.

– Аська, снова что-то забыла? – сердилась старуха. – Ты безголовая, а я безногая. Не звони ты, слышу я! Сейчас доковыляю.

И действительно через пару минут замки в двери заскрежетали, и Юля увидела упитанную бабку с палкой.

– Ой! – удивилась та. – А я думала, это моя внучка трезвонит. У нее вечно пожар. Мне за ней и не угнаться.

– Я ее встретила, – пояснила Юля. – Очень милая девочка. Сказала, что вы знали бабку Веру – тетку Вовы.

– Покойницу-то? – переспросила у Юли старуха. – Знала. А кем же вы ей приходитесь?

Врать о том, что она несуществующая троюродная племянница бабки Веры, Юлька не решилась. Но оказалось, зря. Старуха с палкой сама пришла ей на выручку и сказала:

– Должно быть, ты Дмитрия или Ивана дочь. Они в семье самые младшие из мальчишек были. Потом только мать Вовки родилась. Последняя.

– Да, да, – закивала головой Юля. – Моего папу Иваном звали. Только он нас с матерью бросил, еще когда мне и годика не было. И мебель всю переколошматил, когда уходил. И шубу ее забрал, которую сам же и подарил. Потом вернул, но изрезанную на клочочки. И с тех пор больше не появлялся. Мать со злости даже фамилию мне свою дала. Я от своего отца про его родню ничего почти не слышала. Да и мама никогда не рассказывает. Только вот недавно я от нее узнала, что у меня тут в городе родственница живет. И то мама случайно обмолвилась. Видно, от отца столько горя хлебнула, что и про его родню ничего слышать не желала.

– Очень на то похоже, – скорбно сжав губы, произнесла старуха.

– Вы мне расскажете про моих родственников? – просительно произнесла Юлька. – Мне интересно, а из мамы слова не вытянешь. Она моего отца прямо возненавидела.

– В Веркиной семье все мужики нрав имели сумасшедший, – сказала бабка, посмотрев на дверь, за которой раньше жила ее соседка. – Все словно безумные были. Особенно когда напьются. И ведь что странно, род у них словно в два рукава пошел: дочки в Веркину мать удались, все скупые да жадные, а сыновья – в Веркиного отца. Все шальные, без головы, а когда пьяные – просто жуть. Верка мне рассказывала, как отец, напившись, шашку из ножен выхватывал, бабы все вон из избы с криками бежали, а он лавку шашкой порубит, пар из себя выпустит и снова вопит: «Водки мне!» Ну бабы ему белой поставят, он ее напьется и спать завалится. Тогда уж они обратно в избу потихоньку пробираются.