– А землю здесь ему выделили? – осведомился Давыдов.

– Никак нет, – ответил Федосеич. – Никифор бородинским оброчным числится, да и без надобности ему земля-то… Ремеслом своим кормится. Избу и кузницу в аренде содержит.

– А мужики наши им довольны?

– Слова худого ни от кого не слышал. Всякая работа у Никифора спорится, и каждому он угодить рад. Опять же и нам без отказа все справляет. Кабы приписать его к нашей деревне – куда как хорошо было бы!

– Что ж, это можно… Я поговорю с ним! – ответил Давыдов.

И тут неожиданно промелькнула мысль: «А что, если Никифора назначить бурмистром? Грамоту он немного знает, в честности можно не сомневаться. Право, есть смысл!»

На другой день Давыдов сам навестил старого приятеля.

Изба, в которой жил Никифор, по внешнему виду ничем от других изб не отличалась, но внутри была просторна и довольно опрятна. Стены побелены, полы покрыты чистенькими рогожками. Никифор, только что возвратившийся из соседнего села, куда ходил ковать господских лошадей, сидя на табурете, подшивал кожей валенки. Агафья с раскрасневшимся лицом хлопотала у печки. Запах свежеиспеченного хлеба приятно щекотал ноздри. Дети – белобрысый шустрый мальчик и худенькая девочка с рыжей косичкой – возились с ягнятами, отделенными в углу дощатой перегородкой.

Дениса Васильевича встретили хозяева приветливо.

– Мне Агафья уже сказывала, что вы приехали. Я к вам как раз наведаться хотел, – произнес Никифор, усаживая гостя на почетное место под образами.

– А я встретил вчера Агафью и не узнал сначала… Похорошела очень!

– Вы уж скажете, барин, – потупилась хозяйка. – С чего нам хорошеть-то?

– Не гневи бога, Агафья, – бросив строгий взгляд на жену, заметил Никифор и обратился к гостю: – Живем мы супротив прежнего поприглядней, сами видите, Денис Васильевич.: Работы кузнечной много, хлеб у нас не переводится, оброк отсылаю исправно.

– Назад в Бородино, значит, не собираешься?

– Как вам будет угодно, – склонив голову, отозвался Никифор. – А по мне лучше здешних мест нет. От добра добра не ищут!

– В таком случае, если хочешь, я прикажу, чтоб тебя совсем сюда приписали и землю под усадьбу дали.

Лицо Никифора просияло. Он облегченно вздохнул.

– О том и просить вас хотел… Премного благодарны!.. Век ваши милости не забудем…

– Ну, хорошо, – продолжал Давыдов. – Только ты мне тоже услужить должен.

– Приказывайте, Денис Васильевич! Все исполню, будьте в надежде!

– Видишь, в чем дело… Я пока что в Денисовке жить и хозяйничать не могу, а Федосеич распустил тут всех, пьянствует, а имение из года в год все менее дохода дает. Вот я и надумал назначить тебя бурмистром.

Давыдов полагал, что назначение на выгодную должность несказанно удивит и обрадует Никифора, но случилось нечто непонятное. Никифор отшатнулся, побледнел, опустил голову. Руки его дрожали. Агафья, прислушивавшаяся к разговору, словно остолбенела, глядя на мужа испуганными глазами.

– Увольте… не справлюсь… – глухо пробормотал Никифор, не поднимая головы.

– Не понимаю, – пожал плечами Давыдов. – Народ тут, кажется, смирный, послушный. Следи лишь за установленным порядком, чтобы от барских работ не отлынивали, сеяли и убирали в срок. Жалованьем я тебя не обижу, а будешь стараться, то в награду и вольную получишь.

Никифор несколько секунд стоял молча, переминаясь с ноги на ногу, потом медленно поднял голову.

– С великой охотой чем угодно служить вам рад, Денис Васильевич, а бурмистром быть не могу. Как мне мужиков на барщину гонять, коли сам я мужик?

– Глупости! Надо кому-то имением управлять. Лучше разве мужикам будет, если я, как другие господа делают, немца какого-нибудь над вами поставлю?

– Воля ваша, – тяжело вздохнул Никифор. – А мне совесть не дозволяет… Ежели без строгости править, как Федосеич, вас прогневишь, а ежели строго спрашивать – народ обидишь, а тогда известно, как глядеть на тебя будут…

Доводы были убедительны. Интересы помещиков и крестьян никак не совпадали. Давыдов сдвинул сердито густые брови, задумался.

– Хорошо, не желаешь мне помогать, не надо, – произнес он наконец. – Но скажи по правде, чего же все-таки ты опасаешься?

– Недовольства кругом много, Денис Васильевич. Тут-то, слава богу, ничего дурного пока не слышно, а в соседних деревнях сплошь роптание…

– Вот как! – насторожился Давыдов. – А кто же и на что ропщет? Говори, не бойся…

– Да ведь сами небось видели, как народ живет. Второй год, почитай, мужики кругом голодуют… Опять же и притеснения всякие.

– Жалости у иных господ вовсе нет, – неожиданно вставила Агафья и, не договорив фразы, всхлипнула. – Вчера в ближнем селе вдова повесилась… А уж какая была тихая, работящая…