Многие античные писатели полагали, что кельтская идея бессмертия души воплощает в себе восточные представления о переселении душ, и была даже придумана теория, согласно которой кельты узнали это учение от Пифагора. Так, Цезарь (VI, 14) говорит: «Больше всего стараются друиды укрепить убеждение в бессмертии души: душа, по их учению, переходит по смерти одного тела в другое». Также и Диодор: «…у них пользуется популярностью учение Пифагора, согласно которому души людей бессмертны и некоторое время спустя они живут снова, поскольку душа их входит в другое тело» {Диодор. Историческая библиотека, V, 28). Следы этих представлений действительно присутствуют в ирландской легенде. Так, ирландский вождь Монган — историческое лицо, смерть которого зафиксирована в 625 г. н. э., спорит по поводу места гибели короля по имени Фотад, сраженного в битве с легендарным героем Финном Мак Кумалом в III в. Он доказывает свою правоту, призвав из потустороннего мира призрак Кайльте, убившего Фотада, и тот точно описывает, где расположено захоронение и что находится внутри него. Он начинает свой рассказ с того, что говорит Монгану: «Мы были с тобой», а затем, повернувшись к собравшимся: «Мы были с Финном, пришедшим из Альбы…» — «Тише, — говорит Монган, — ты не должен раскрывать тайну». Тайна, конечно, заключается в том, что Монган — перевоплощение Финна. [52] Но в целом очевидно, что учение кельтов отнюдь не совпадало с представлениями Пифагора и обитателей Востока. Переселение душ не являлось частью естественного хода вещей. Оно могло произойти, но обычно не происходило; умерший получал новое тело в том, а не в этом мире, и настолько, насколько мы можем установить по древним текстам, ни о каком нравственном воздаянии речь здесь не шла. Это не было положением вероучения, это был образ, красивая фантастическая идея, которую вовсе не следовало открыто провозглашать перед всеми, о чем свидетельствует предупреждение Монгана.

Очевидно, основу учения друидов составляла вера в бессмертие души. [53] Цезарь прямо говорит об этом и утверждает, что друиды всячески развивали эту идею скорее ради утверждения собственного статуса, нежели из соображений метафизического порядка. Твердая вера в иной мир, наподобие укоренившейся у кельтов, — одно из самых мощных орудий в руках жречества, хранящего ключи от загробного мира. Итак, друидизм существовал на Британских островах, в Галлии, и, насколько можно судить, везде, где кельты соприкасались с племенами строителей дольменов. Кельты жили и в Цизальпинской Галлии, но там не было дольменов — и не было друидов. [54] Ясно, во всяком случае, что, когда кельты пришли в Западную Европу, они обнаружили там могучее жречество, сложные религиозные ритуалы, огромные обрядовые постройки и народ, погруженный глубоко в магию и мистицизм, с развитым культом Подземного мира. Из этого можно сделать следующие выводы: друидизм возник благодаря впечатлительности кельтов, чрезвычайно способных, как мы уже знаем, к заимствованию чужих идей, а именно представлений прежнего населения Западной Европы — народа мегалита, который, в свою очередь, имел определенное касательство к духовной культуре Древнего Египта, о чем, впрочем, не следует здесь далее распространяться. Вопрос еще остается в значительной мере открытым и, возможно, так и не будет разрешен до конца, но если в выдвинутых здесь предположениях есть рациональное зерно, то народ мегалита все же выступает на один или два шага из-под завесы жутковатой тайны, которая его окружает, и становится очевидным, что он играл немалую роль в развитии религиозных представлений Западной Европы и в подготовке этой части мира к принятию христианства, которое здесь в итоге и восторжествовало. Бертран, в самом интересном разделе своей работы — главе об «Ирландии кельтов» — отмечает, что в Ирландии очень скоро после христианизации возникает множество монастырей, и общая их организация указывает, вероятно, на то, что они представляли собой на самом деле преобразованные коллегии друидов. Цезарь сообщил нам, как выглядели подобные, весьма многочисленные, заведения в Галлии. [55] Невзирая на трудность обучения и строгость дисциплины в них, они привлекали многих людей — ибо друиды пользовались огромной властью и обширными привилегиями. Там изучали искусства и науки и доверяли человеческой памяти тысячи стихов, заключавших в себе вековую мудрость. Думается, что у ирландских друидов ситуация не слишком отличалась. Такого рода структура могла без особых затруднений превратиться в христианскую — поскольку в Ирландии эта религия приобрела довольно специфическую форму. Магические обряды не требовалось искоренять — раннее ирландское христианство, как показывает обширная агиографическая литература, столь же изобиловало магическими представлениями, как языческий друидизм. Основным содержанием религии оставалась вера в загробную жизнь. И главное, совершенно не требовалось отрицать верховенство священничества над земной властью; по-прежнему сохраняли свою истинность слова, сказанные Дионом Хризостомом о друидах: «Это они повелевают всем, и короли на золотых тронах, в великолепных дворцах — лишь их служители и исполнители их замыслов».

О религиозных, философских и научных знаниях, преподаваемых друидами, Цезарь отзывается с большим уважением. «Они много говорят своим ученикам, — пишет он, — о светилах и их движении, о величине мира и земли, о природе и о могуществе и о власти бессмертных богов» (VI, 14). Нам, конечно, хотелось бы узнать что-то более конкретное; но друиды, хотя они прекрасно владели искусством письма, категорически не хотели записывать свое учение; поистине мудрая предосторожность, ибо таким образом они не только создали вокруг него некую атмосферу таинственности, столь притягательную для человеческого ума, но добились того, что их положения никогда и никто не мог опровергнуть.

Процитированному выше сообщению Цезаря в нравственном плане противоречит чудовищная практика человеческих жертвоприношений, широкое распространение которой среди галлов отмечает наш автор. Заключенных и преступников, или, если их не хватало, даже невинных людей, вероятно, детей, в установленное время сгоняли внутрь специально выстроенных шалашей и сжигали там заживо, дабы снискать милость богов. Разумеется, человеческие жертвоприношения совершали отнюдь не только друиды — на определенной стадии культурного развития они имели место во всех областях как Старого, так и Нового Света и в данном случае, без сомнения, представляли собой пережиток обычаев народа мегалита. Тот факт, что такая практика не исчезла у кельтов, находившихся на достаточно высокой во всех других отношениях ступени развития, находит параллели в Мексике и Карфагене и объясняется, очевидно, безраздельным господством жреческого сословия.

Бертран пытается реабилитировать друидов, заявляя, что в Ирландии мы не находим никаких следов этого ужасного обычая, хотя там, как и повсюду в Кельтике, друиды пользовались неограниченной властью. В очень древнем трактате, «Диншенхас», дошедшем до нас в составе Лейнстерской книги, сообщается, что в долине Маг-Слехт стоял большой золотой идол — Кром Кройх (Кровавая луна). Прося о хорошей погоде и урожае, кельты приносили у его подножия в жертву детей: «Молока и хлеба они просили у него в обмен на своих детей — как велик был их страх и как горестны их стенания!» [56]

Египтяне отличались легким, жизнерадостным характером и не были склонны к фанатизму; мы не находим никаких упоминаний о человеческих жертвоприношениях ни среди надписей, ни среди рисунков, столь же многочисленных, сколь богата информация обо всех сторонах жизни народа, ими предоставляемая. [57] Манефон, египетский историк, писавший в III в. до н. э., сообщает, что человеческие жертвоприношения упразднил только Амазис I в начале правления XVIII династии, около 1600 г. до н. э. Но полное молчание всех прочих источников показывает, что, даже если верить утверждению Манефона, такого рода обряды в историческое время были крайне редки и воспринимались отрицательно.

Какие имена носили и какими качествами обладали кельтские божества? Здесь мы в значительной степени блуждаем в потемках. Народ мегалита не считал, что его боги имеют человеческий облик. Камни, реки, источники, деревья и другие природные объекты служили для этого племени символами или наполовину символами, наполовину реальным воплощением почитаемых сверхъестественных сил. Но впечатлительная кельтская душа кельта этим не довольствовалась. О существовании у кельтов богов в человеческом обличье с разными именами и характерами сообщает Цезарь, отождествляющий их с персонажами римского пантеона — Меркурием, Аполлоном, Марсом и т. д. Лукан называет триаду божеств: Тевтат, Ез и Таран; [58] следует обратить внимание, что в этих именах можно выделить подлинно кельтские, то есть арийские, корни. Так, «Ез» восходит к индоевропейской основе «*as», означающей «быть», сохранившейся в имени Асурамазды у персов, Эсуна у умбров, асов — у скандинавов. Тевтат появился из кельтского корня со значением «доблестный», «воинственный», и это бог, похожий на Марса. Таран (Тор?) — согласно Жюбенвиллю, божество молнии («taran» в валлийском, корнуэлльском, бретонском языке значит «молния»). Вотивные надписи этим богам найдены в Галлии и Британии. Другие надписи и изображения подтверждают существование в Галлии множества младших, местных божеств, от которых нам остались в лучшем случае имена. В том виде, в котором они до нас дошли, они несут на себе явные следы римского влияния. Все скульптуры — грубые подобия произведений римского религиозного искусства. Но среди них есть и дикие, странные изображения — трехликие боги, боги с ветвистыми рогами, змеи с рогами овнов и другие, непостижимые ныне символы древней веры. Весьма примечательны часто повторяющаяся «поза Будды» со скрещенными ногами, столь привычная для Востока и Мексики, а также хорошо знакомая нам по Египту тенденция объединять богов в триады.

Цезарь, пытавшийся вписать религию галлов в рамки римской мифологии — чем, впрочем, занимались и сами галлы после завоевания, — говорит, что Меркурий у них считается главным среди богов и что они видят в нем создателя всех искусств, покровителя торговли, стража дорог и покровителя путешественников. Из этого можно заключить, что он для галлов, как и для римлян, исполнял функцию проводника мертвых — путешественников в иной мир. До нас дошло много бронзовых статуй Меркурия, сделанных руками галлов, и само имя его было усвоено этим народом, как свидетельствуют многие топонимы. Аполлона называли богом целительства, Минерву — попечительницей всех искусств и ремесел, Юпитер распоряжался небом, а Марс покровительствовал войне. Разумеется, Цезарь здесь объединяет под пятью римскими именами множество разных галльских божеств.