Когда партия во главе с Лесовским была готова и одета в шинели и все поделились последними остатками французской парфюмерии и собрались во дворе, лейтенант Пегрэйм сказал:

– Извините, но где же... полный молодой офицер... блондин...

– О ком он спрашивает?

– Про кого вы говорите, сэр?

– Меня просили капитан и все мои товарищи... Сцепившийся на абордаж с крейсером «Поухатан»...

– Господа, да где же Петр Иванович? Петр Иванович... Куда он делся? Он совсем не полный.

– Он сбежал, господа!

– Вот досада! Как же сказать?

– Да так и скажите...

Елкин ушел из храма, как только понял, что всех приглашают на обед. Он терпеливо отсиживался на могиле у погибшего во время цунами матроса Симонова, за храмом, в зарослях на склоне крутого холма. Сеял дождь. В своем залатанном мундире и в старых штанах, закрыв плечи и спину японским ватным халатом, подперев кулаком подбородок и подняв воротник, поручик казался мокрой, нахохлившейся птицей.

В таких штанах, в таком рванье можно кидаться на абордаж во всей ненависти к врагу, но не в гости же! «Что вы, с ума сошли! – хотелось ему крикнуть истерически. – Но неужели идут? Да вы что?»

Елкин все время трусил, слыша, как любезничают во дворе с американцами его товарищи. Всю жизнь он стеснялся своего неумения держаться в обществе. Душа его обмерла. Через травы и кусты шли Лесовский и американцы. Дальше некуда бежать по мокрой и скользкой глинистой круче да в дождь.

– Мистер Елкин... Мистер Елкин...

– Да вы что, господа! – краснея, вскочил Петр Иванович. – Вы так не шутите со мной!

– Поручик! – строго сказал Степан Степанович. – Капитан Мак-Клуни прислал лично вам свое приглашение на обед. Вот вам письмо... Американские офицеры просят вас к себе и желают познакомиться. Кто-то сказал им, что у вас не во что одеться. Мак-Клуни послал вам полный костюм американского офицера. Они ждут именно вас...

– Как это меня? Почему?

– Я почем знаю, почему! Это вы их спросите. Их желание, а не мое. По мне, сидите тут хоть до ночи... И вы извольте не капризничать. Ступайте и сейчас же переоденьтесь. Они вам и размер подобрали.

При этом все три американца кивали головами покорно, как ученики.

– Мы ждем вас, поручик!

Елкина провели в храм, сняли с него халат и старый мундир.

– Одевайте теперь его, братцы, во все американское, – велел двум денщикам Лесовский. – Больше у вас нет оснований отказываться. Живо, мой голубчик! Мы ждем. На «Поухатане» для вас, как для гостя, приготовлена каюта... Зайдите к адмиралу и попросите, он разрешит вам остаться жить у американцев.

– Я ни за что не останусь. Это пусть барон Шиллинг. Это его дело. Это он про меня всюду плетет...

Когда Елкин оделся и вышел, все офицеры от удивления ахнули. Американцы восхищались и хлопали штурмана по локтю, теперь уже как вполне своего, а русские уверяли, что за ним-то и прислал шлюпку Адамс, почти как за адмиралом.

– Довольно язвить, господа! – властно ответил поручик.

В голубом костюме вид у Елкина, как сказал Пегрэйм, был на тысячу долларов. Костюм, казалось, сшит по нему.

Через четверть часа все появились в кают-компании «Поухатана».

– Где адмирал?

– Он не будет.

Адамс поморщился. «Блистать отсутствием!» – недовольно подумал он.

Поручик Елкин несколько неуверенно вошел последним, но обратил на себя всеобщее внимание. Светлый синий костюм с американскими эполетами лейтенанта, крахмальная грудь с широким атласным галстуком необыкновенно шли к его стройной фигуре и к белокурой голове, лицо выглядело энергичным, подчеркивались его чистота, загар и свежесть.

– Господа, честь имею представить нашего нового товарища, – сказал Пегрэйм, словно вводил в общество кают-компании вновь поступившего на корабль американского офицера. Слова лейтенанта покрыты были всеобщими криками приветствий. Американцы, кажется, готовы были видеть в штурмане героя дня и чуть ли не главный персонаж экспедиции Путятина.

«В общем-то они правы, таков он и есть! – подумал Леша в восторге от этого демократизма. – Это у нас ему подчеркивается: мол, штурманский офицер... А все описи его, он ведет гидрографические записки... Главный винт на корабле!»

За большим столом под крахмальной тяжелой скатертью, напоминающей о рождестве, святках и родных снегах, – множество вин, неизвестных нам, за исключением виски и французского шампанского, экзотические фрукты из ледника «Поухатана» и мандарины с японского берега, изобилие холодных деликатесов.