— Да, — сказал он. — Вот только неизвестно, что именно.

Я чуть было не позвонил ему сейчас.

Это вполне могло случиться. Наша договоренность предполагала, что я не вправе звонить ему после полуночи, а сейчас дело близилось уже к утру. С другой стороны, я мог звонить ему в любое время дня и ночи — в случае опасности.

Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что теперешняя ситуация не подходит к понятию «опасность» — реальной опасности того, что я могу от отчаяния вновь взяться за бутылку, не было, а только из-за этого можно было поднять среди ночи с постели хорошего друга. Самое удивительное, ни малейшего желания выпить у меня не возникало. Я чувствовал себя так, как будто меня избили, но к рюмке нисколько не тянуло.

...Я оделся и вышел на улицу. Дождь почти прекратился и теперь лишь незаметно моросил. Я вышел на Восьмую авеню и прошел восемь кварталов вниз. Однажды мне довелось провожать ее, и я знал, где находится ее дом, но о расположении окон мог только догадываться. На асфальте никаких следов не было, во всяком случае, я не заметил. Падающий с такой высоты человек может оставить после себя заметную вмятину, однако Тони случилось упасть прямо на Майкла Фицроя, и его тело приняло на себя большую часть силы удара. Пятен крови тоже нигде не было видно. Крови здесь было, судя по всему, немало, однако оба дня шел дождь, и его потоки наверняка смыли то, что могло остаться после мойщиков улиц. Конечно, какие-то следы остаются всегда. Однако была ночь, мостовая была мокрой от дождя, а в таких условиях заметить пятна крови почти невозможно, особенно если неизвестно точное место падения тела.

К тому же кровью запятнан весь этот город; нужно только присмотреться, и ее следы можно отыскать повсюду.

А может быть, кровь залила уже всю планету?..

Гулял я не меньше часа. Одно время у меня появилась мысль зайти в заведение Грогана, но я сразу же от нее отказался. Разговаривать у меня настроения не было, да и позволить себе посидеть лишний раз в полупустом питейном заведении тоже не хотелось. Я медленно шел по улице и, хотя дождь усилился, не обращал на это никакого внимания.

Всех твоих женщин, Скаддер. Боже, психопат решил расправиться даже с теми женщинами, которые, собственно, никогда и не были моими! Я едва был знаком с Конни Куперман и умудрился за долгие годы ни разу не вспомнить о ней. Кого же он выбрал на этот раз? Элейн — городскую леди Шалотт такого изъеденного ржавчиной Ланселота, как я? Или Аниту, которая стала женой другого человека многие годы назад? Или Джен, с которой я не встречался уже много месяцев? Бедная Тони Клири!.. Не в добрый час пришла ей в голову идея съесть гамбургер в моей компании.

Должно быть, он крался за нами по пятам той ночью. А может, он перехватил нас, когда мы возвращались из Ричмонд-Хилла? Такое тоже вполне возможно. Наверное, он сидел в засаде где-то неподалеку и увидел нас, когда мы отправлялись в бар Армстронга. Или когда я провожал ее домой.

Наконец я вернулся к себе в отель и повесил сушиться свою одежду, на которой не осталось ни одной сухой нитки. После такой прогулки немудрено было подхватить жесточайшую простуду — я весь продрог до костей. Немного постояв под горячим душем, я улегся в постель.

Мотли по-прежнему был вне моей досягаемости и продолжал вести охоту за всеми женщинами, которых ему могло взбрести в голову посчитать моими. Мне оставалось лишь вертеться изо всех сил, пытаясь защитить каждую — Элейн, и Аниту, и Джен. При этом мне не оставалось ничего иного, как держаться за них. И тем самым подтверждать идею, родившуюся в воспаленном мозгу Мотли. Я сам подбрасывал ему все новые и новые доказательства того, что все эти женщины в самом деле являются «моими».

Но отчаянно борясь за них, я все больше понимал ту горькую истину, что эти женщины не «мои» и, возможно, никогда ими не были. Что у меня не было никого и скорее всего никогда не будет.

Что я абсолютно одинок.

При свете дня пятна крови видны отчетливее, хотя далеко не сразу бросаются в глаза. К дому, в котором жила Тони, мы пришли вместе с Джо Деркином, и привратник показал нам место ее падения — на прилегающей улице, метрах в двадцати от входа в здание.

Привратник был испанцем, его узкие плечи тонули в форменной куртке, а усы были редкими и залихватски загнутыми. В воскресенье у него был выходной, но я на всякий случай показал ему портрет Мотли, тот взглянул на него и отрицательно покачал головой.

Деркин взял ключ, и мы поднялись в номер, в котором жила Тони. Никто не позаботился о том, чтобы закрыть окно, несмотря на вчерашнюю дождливую погоду. Перегнувшись через подоконник, я посмотрел на место падения тела, но ничего не смог рассмотреть, а неожиданный приступ головокружения заставил меня отойти от окна.

Деркин подошел к кровати. Она была застелена, в ногах аккуратной стопкой лежала одежда — рубашка с широким воротником, бежевая блузка, темно-серый вязаный джемпер, кружевные трусики и бюстгальтер.